Путешествие рок-дилетанта - Житинский Александр Николаевич. Страница 33

Но, после того как стадия ученичества остается позади, слепое копирование чужих образцов может лишь затормозить процесс развития собственной музыки. И тогда начинаются попытки объединить традиции национальной музыкальной культуры и новые средства выражения. Попытки, как правило, неудачные, ибо знание нового музыкального материала все еще поверхностно и органичного синтеза не происходит. В нашей стране это привело к появлению и широчайшему распространению коллективов, получивших название вокально-инструментальных ансамблей. ВИА попытались соединить традиции советской песни — такой, какой мы ее знаем по творчеству М. Бернеса, К. Шульженко, Г. Виноградова, — с поп-музыкой. Результат в подавляющем большинстве случаев был катастрофическим. Успеха добились практически только те ВИА, которые взяли за основу народные или близкие к чисто фольклорным мелодии: ПЕСНЯРЫ, АРИЭЛЬ, ряд грузинских групп. Кстати, именно как фольклорные ансамбли подобные коллективы часто воспринимались и зарубежной аудиторией — этим и был вызван на редкость теплый прием ПЕСНЯРОВ в США. Вот, кстати, еще одна тема для размышлений: рок-музыка не только выросла из живого фольклора — в творчестве тех же БИТЛЗ исследователи прослеживали и шотландские балладные корни, и влияние блюзов американских негров. Рок-музыка, как, пожалуй, никакая другая форма современной музыки, с жадностью впитывает все разновидности фольклора — африканского, азиатского, латиноамериканского, европейского.

ВИА сделали, по крайней мере, одно несомненно доброе дело: они подготовили почву для появления у нас настоящих рок-музыкантов. Они подготовили как слушателей, для которых электрогитарные риффы перестали быть экзотикой, так и новое поколение исполнителей, для которых та же электрогитара стала не запретным плодом, а абсолютно обычным инструментом — одним из многих. Сделали ВИА и одно недоброе дело. Они приучили часть публики к примитивным, сладеньким мелодиям, для восприятия которых не требуется никаких умственных усилий. Да и многие критики, справедливо увидев неудачный результат, поспешили обвинить в этом именно новый, непривычный материал, ибо вторая составляющая, апробированная временем, никаких возражений вроде бы не вызывала. Я не хочу сказать, что все было так хронологически просто и строго: сначала безусловное подражательство, потом ВИА, потом рок. Рок-музыка, пусть не очень умелая, но настоящая и искренняя, появилась и развивалась одновременно с ВИА (а в некоторых случаях — и раньше), я имею в виду лишь массовость, распространенность явления. Наиболее талантливым и тогда было тесновато в чужих песнях.

Некоторые с самого начала пытались писать свои тексты по-русски, а те, кто не мог, включали в свой репертуар огромное количество инструментальных композиций — значительно больше, чем любая заграничная неинструментальная группа.

А неприкрытое подражательство имеет место и сейчас — вспомним хотя бы первый диск ЗОДИАКА, ошеломляющая популярность которого была вызвана лишь тем, что он скопировал все приемы и находки группы СПЕЙС. Пример ЗОДИАКА показателен — его взлет произошел в тот момент, когда собственной оригинальной дискомузыки наши группы толком предложить не могли, а потребность в ней уже остро ощущалась.

Итак, что же мы имеем сейчас, после эпохи ВИА? Мне кажется, что только сейчас и начинает развиваться настоящая русскоязычная рок-музыка. Поэтому я согласен с теми нашими читателями, которые считают, что традиции рока у нас пока нет. У нас есть блистательные, интересные ансамбли, незаурядные певцы и композиторы, наконец-то стали появляться удачные тексты. Но все это еще не создает традицию, хотя, разумеется, закладывает ее основу. Сейчас, на фоне сравнительно высокого уровня наших ведущих рок-групп, вырастает новое поколение музыкантов, которым не нужно учиться року, для которых он так же естественен и привычен, как симфоническая, камерная, джазовая, народная музыка. Я не привожу имен только потому, что просто не знаю возраста многих наших рокеров — творчество большинства из них доходит до нас на магнитофонных лентах, не всегда даже знаешь, из какого города приехала та или иная кассета.

Я ни в коем случае не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я зачеркиваю творческие поиски более старших музыкантов, — упаси боже! Без них, повторяю, и речи быть не могло бы вообще о каких бы то ни было традициях, самобытности, оригинальности. Да и по мастерству и профессионализму они нередко оставляют позади молодежь, что, в общем, неудивительно: у них за плечами больше лет репетиций, выступлений.

Возникает вопрос: а что же это будет за традиция и на чем основаны успех, популярность, высокие оценки критики наших ведущих рок-групп? Я не берусь предсказывать, какой именно путь выберет русскоязычная рок-музыка, но, мне кажется, можно попробовать нащупать хотя бы основное, общее ее направление.

В принципе, уважаемый рок-дилетант, я повторю то, что сказали Вы, только чуть другими словами. Ни одно музыкальное явление не может не то что стать самобытным — привиться вообще, если оно чуждо, если оно находится в противоречии со всем многовековым музыкальным богатством народа. Рок в таком противоречии с традициями русской музыки не находится. Собственный язык нашего рока рождается из гармоничного, естественного слияния с живым фольклором современности.

Здесь я хочу сделать еще одно отступление. У нас часто бытует совершенно неверное, искаженное представление о фольклоре. Иным кажется, что фольклор — это расписные сарафаны, «Калинка», хороводы — и все. Они забывают, что фольклор — это не какой-то этап, пройденный в прошлом, имеющий теперь лишь музейное значение, как лапти прошлого века. Превосходный ансамбль под управлением Дмитрия Покровского показал нам, что даже исторические примеры народной музыки мы часто представляем себе неправильно. Она намного жестче, резче, добрее и человечнее, нежели то, что нам преподносят со сцен больших залов и с экранов телевизоров многие знаменитые коллективы.

Фольклор рождается и сегодня, он рождается ежесекундно, только мы, как современники его рождения, не замечаем этого. А даже прямых примеров множество: неизвестно откуда появляющиеся детские считалки, песни подростков, частушки. В мое время мы все горланили куплеты про то, как «в неапольском порту с пробоиной в борту „Жанетта“ поправляла такелаж, но, прежде чем уйти в далекие пути, на землю был отпущен экипаж». Мы не знали, чьи это строки (я не знаю и сегодня), да и не очень нас это интересовало. Я был даже несколько разочарован, когда много лет спустя узнал, что у песни «Когда фонарики качаются ночные…» есть автор. А многочисленные романсы, вошедшие в нашу культуру, но не донесшие до нас фамилий своих создателей! Городской фольклор, студенческие и туристские песни и частушки, музыка, которую мы краем уха слушаем из включенного радиоприемника, телевизора, динамика на кухне (это может быть все что угодно — джаз, эстрада, концерт для арфы с оркестром, причем не обязательно «отечественного» производства), — все это, незаметно для нас перемешиваясь в нашем подсознании, и есть наш сиюсекундный фольклор и в то же время проявление накопленного нами, нашим обществом музыкального потенциала.

Этот всеохватывающий пласт музыки, уходящей историческими корнями в глубь веков, и есть та могучая сила, которая влияет на любого музыканта — пусть неощутимо для него, как сила притяжения, — превращая его высочайшие достижения в национальное достояние. Да это, в общем, то же самое, о чем пишете Вы, — то, что вместе с законами языка, с его гармонией позволит нам создать подлинно национальную школу рок-музыки, как созданы, национальные школы оперной, симфонической, джазовой музыки. Это не значит, что начнется второй круг «фольклорных ВИА», — связь с национальной культурой будет куда тоньше, естественнее и глубже.

Вот почему я никогда не соглашусь с тем, что наши рок-музыканты — всего лишь «слепые имитаторы» западных образцов (из статьи Н. Барановской) и что они — «изгои отечественной культуры» (Ваш собеседник — битломан). Как и Вы, я с огромным оптимизмом смотрю в будущее. Правда, в отличие от Вас, с чуть меньшим — на настоящее.