Мир итальянской оперы - Гобби Тито. Страница 61

Когда надо, он может быть обходительным, почти уступчивым, но и необыкновенно упрямым. Скарпиа великий актер, но иногда он переигрывает. В конечном счете его губит именно чрезмерная самоуверенность.

Тоска просит выдать ей и Марио пропуск, позволяющий им беспрепятственно покинуть Рим, и Пуччини ставит dolce на реплике барона: "Угодно вам уехать?" На какое-то мгновение тщеславный Скарпиа почувствовал себя уязвленным, его самолюбие задето явным безразличием к нему Флории (начальник полиции действительно вызывает у нее только отвращение). Но ирония возвращается к нему, и барон галантно произносит: "Исполню волю вашу". В конце концов он ведь и не рассчитывает завоевать ее любовь, Скарпиа надеется удовлетворить только свою прихоть, поэтому уверенность в успехе возвращается к нему.

С пропуском в руках - пожалуй, впервые оказавшись беззащитным - он бросается к ней, раскрыв объятия, и этот порыв приводит к концу его неправедную жизнь.

Придерживаясь консервативных взглядов на жизнь, одетый подчеркнуто старомодно, Скарпиа испытывает отвращение ко всему французскому (что в любом случае оскорбительно для королевы). Он носит парик - белый или серебристо-серый, - кружевное жабо поверх стоячего воротника, а также фрак, напоминающий венецианскую velada. Его костюм дополняют бриджи, сапоги и светлый плащ, грудь пересекает лента, на которой представлены цвета Рима.

Играя Скарпиа, я никогда не переодевался для второго действия. Все события происходят в один и тот же день.

Рабочий кабинет барона. Начальник полиции ужинает в одиночестве, нервничая в ожидании новостей. Похоже, Скарпиа не расположен идти на прием по случаю победы над Бонапартом, хотя торжества происходят в том же палаццо Фарнезе. Прекрасно понимая, что, если он не предъявит сбежавшего из тюрьмы Андже-лотти, расплачиваться за допущенную оплошность придется собственной головой, Скарпиа пребывает отнюдь не в том настроении, чтобы наряжаться для празднества. Приветствуя шикарно одетую Тоску, ему достаточно сделать едва уловимый жест, чтобы извиниться за свой неподобающий вид.

Допускаю, что не все режиссеры примут мои рассуждения безоговорочно. Но этот костюм придает появлению Скарпиа во втором действии больший драматизм и торжественность, а сцена его гибели выигрывает в зрелищном отношении. Под кинжалом Тоски рухнул гигант, а не просто элегантный господин в шелковых чулках и туфлях.

Его первый выход (сцена в церкви Сант-Андреа делла Валле) в первом действии всегда производит (или должен производить!) глубочайшее впечатление. Вспоминаю постановку оперы в театре "Арена ди Верона", где сцена была достаточно просторной для того, чтобы на заднике дать всю панораму Рима. Церковь занимала лишь среднюю часть переднего плана. Значит, Скарпиа должен был войти в дальнюю дверь церкви и сразу же оказаться на виду у зрителей. При этом, по режиссерскому замыслу, мне, игравшему эту роль, надлежало въехать на сцену верхом на лошади. Это было, конечно, весьма впечатляюще. Однако с лошадью возникли затруднения - она оказалась с норовом. Так что каждый вечер, ухватив покрепче поводья, я пытался принять устрашающий вид, изображая человека, перед которым трепещет весь Рим, в то время как моя собственная душа уходила в пятки. Однако зрелище того стоило...

Несомненно, Скарпиа - один из величайших оперных героев. До сих пор ощущая на себе воздействие его личности, я полагаю, что здесь уместно сформулировать некоторые правила, которых должен придерживаться оперный артист, работающий над ролью.

Гармоничное исполнение возможно только при условии, если певец придаст верный масштаб этому образу, иначе его подавят актеры, стремящиеся выделиться любой ценой. Это вовсе не означает, что надо постоянно находиться в наиболее освещенной части сцены. Наоборот, в нужный момент отступая в тень, актер получает возможность в другой раз воспользоваться освещением с большим эффектом. (Именно этот принцип лежит в основе световой рекламы. Статичный световой сигнал гораздо менее эффективен, чем свет, вспыхивающий через неравномерные промежутки времени).

Не увлекайтесь излишними и бесцельными движениями, которые лишь помешают вашим коллегам. Кроме того, не стремитесь насытить свою игру большим количеством логически не оправданных находок. Они внесут сумятицу в сценическое действие, нарушат его стройность и утомят зрителя. Каждое движение актера должно быть связано с текстом, обладать экспрессивностью, соответствовать музыкальной фразе и характеру пения.

Выходить на сцену надо с уверенностью в том, что найденная вами пластика адекватна настроению вашего персонажа в данный момент развития действия.

Помните: у каждой исторической эпохи не только своя одежда, но и свои нормы поведения, определяющие то, как человек сидит, ходит, жестикулирует, в конце концов, как он мыслит. Сидеть скрестив ноги до недавних пор расценивалось как признак дурного тона, а не пропустить вперед того, кто старше вас или занимает более высокое социальное положение, считалось недопустимым почти во все времена. Не забывайте об этом, играя воспитанного молодого человека.

Публика готова плакать или смеяться, сопереживая происходящему на театральных подмостках, но когда артист пытается рассмешить зал с одной лишь целью: обратить на себя внимание, это говорит о том, что он попросту недооценивает аудиторию, являя далеко не лучший образец актерской игры.

Оперного артиста, который хочет завоевать расположение публики и получать высокий гонорар, незнание подобных вещей вряд ли может оправдать. Каждому певцу (или певице), в зависимости от особенностей его (или ее) личности и опыта, присуща своя манера исполнения. Но если класс вокалиста высок, то зритель поверит в убедительность его интерпретации.

Как бы ни отличались друг от друга исполнители, все хорошие певцы стремятся к точной передаче замысла композитора. Однако тембр голоса, особенности дыхания между музыкальными фразами, паузы получают индивидуальное выражение, поэтому не существует двух абсолютно похожих трактовок. Каждый вокалист в работе над образом полагается на свою интуицию. Я играл Скарпиа так, как это представлялось верным мне, но моя трактовка не является единственно возможной. Главным остается внутреннее убеждение артиста в правильности найденных им пластических и вокальных средств.

Итак, перейдем к Марио Каварадосси - художнику, любовнику, революционеру поневоле и, кроме всего прочего, тенору.

Образ человека, который не уронил своего достоинства, неожиданно попав в трагическую ситуацию, на протяжении всей оперы, от одного акта к другому, претерпевает изменения, а потому таит массу возможностей для певца. В первом действии мы видим его легкомысленным, не обремененным почти никакими заботами - он всецело поглощен любовью к Флории Тоске. Их объединяет страстное романтическое чувство, поддерживаемое сильным взаимным физическим влечением. Марио и Флория - прекрасная пара, но кажется, что этих людей, помимо их чувств, не связывают никакие общие интересы.

Марио почти не интересует ее пение, поэтому, сообщив ему, что она будет выступать вечером, Флория считает необходимым добавить: "...спектакль сегодня не затянется долго".

В свою очередь Флория, хотя и обладает некоторым поэтическим даром, проявляющимся в ее умении красочно описать житейскую сценку, почти безразлична к живописи Марио. Она прохаживается перед его картиной и удостаивает ее лишь мимолетным взглядом, когда собирается уйти. Да и то здесь обнаруживается скорее ее ревнивое любопытство, нежели художественный интерес. Она спрашивает у Каварадосси, что за женщина изображена на полотне.

Главное для обоих героев - их безмятежная любовь. Работа только разъединяет влюбленных. Даже ревность Флории, причина многих размолвок между ними, тает, как снег, когда он произносит пылкие слова любви. Ее гнев - легкое облачко, не таящее грозы или бури. Капризы и сцены ревности скорее льстят мужскому самолюбию Марио, чем вызывают у него раздражение.