Nautilus Pompilius - Порохня Леонид Иванович. Страница 16

А позднее – забежим чуть вперед – уже весь “Наутилус” отказался выступать в грандиозном концерте 21 апреля 1993-го на Васильевском спуске. Перед Всероссийским референдумом, в поддержку Ельцина. Участие в “поддержке” обещали оплатить, “Наутилус” заявили в афишках, в чем и перестарались.

Однако вернемся к премии Ленинского комсомола. Собственно отречение происходило вечером по телефону, Илья ждал звонка и страшно волновался, несмотря на то что все было заранее оговорено. А когда снял наконец трубку, незаметно для себя, непроизвольно выключил в комнате свет. Ему было страшно. Плюрализм плюрализмом, а хрен его знает, чем все могло кончиться... Говорил что-то не совсем внятное про “политическую организацию” и гнусную роль подписавшегося под премией А.Иванова в политической травле несчастного рок-н-ролла, телефонная связь традиционно не ладилась, Илье приходилось в трубку орать; в результате все прошло в пересказе комментатора Григория Нехорошева.

И взорвалось! Во-первых, Илья, на двух солауреатов разобиженный, о грядущем отказе даже не поставил их в известность. Во-вторых, у них были на сей счет свои планы: Дима прекрасно понимал, что на премии можно много чего наварить, и был по-своему прав. А в-третьих, скандал неминуемо должен был выйти громок, вылиться на газетные страницы, так что замяться без последствий не мог по определению. Ругались прилюдно, газетно, всесоюзно... Ругались Илья с Димой, Слава по обыкновению отмалчивался и резких шагов не предпринимал. Но активным участникам конфликта было ясно, что дело решит именно он: хрен с ней, с премией, с кем Слава останется, тот и будет “Наутилусом”. Что придавало делу немалый азарт. Увы, сколько бы Дима ни называл себя “художественным руководителем” группы “Наутилус Помпилиус”, истина уже тогда была и ему, и прочим очевидна.

Оставлять же сей подводный фрегат, что тоже всем поголовно было очевидно, стало делом, чреватым множественными печальными последствиями. “Наутилус”, невзирая на морскую ассоциативность названия, прошелся по жизням своих участников самым что ни на есть сухопутным колесом по печенкам. Ни один из некогда уволенных членов группы впоследствии не смог как-то соразмерно реализоваться. Во всяком случае, в сфере музыкальной. Андрей Макаров, Витя Комаров – бизнесмены. Володя “Зема” Назимов – отличный барабанщик – тоже в бизнесе по уши. Могилевский Алексей записал впоследствии два альбома в рамках своего проекта “Ассоциация Содействия Возвращению Заблудшей Молодежи На Стезю Добродетели”, два альбома, так никому и не пригодившихся.Егор Белкин, Хоменко, Алавацкий, Елизаров... А уж на тему “заблудшие директора” “Наутилуса” можно написать отдельную книгу. Наконец, Дима Умецкий...

Вернемся к скандалу с премией. Цитировать статьи того времени не хочется, от них пахнет чистым дерьмом. И пересказывать историю Диминого ухода тоже не хочется. Как банально это ни звучит, у каждого бывают моменты слабости, срывы. В Свердловске ходили слухи, что Дима за Славой чуть ли не с топором гонялся, но это неправда. Хотя одному из администраторов крепко перепало только за то, что не вовремя под руку подвернулся.

Так или иначе, домик в Коломягах опустел ровно на одного человека. Умецкий ушел и унес с собой неявный привкус очаровательной “дури”, окрашивавшей все вещи раннего “Hay”. “Я лучшей пары, лучшего дуэта до сих пор не видел”, – свидетельствует Егор Белкин, а он знает, что говорит.

Неприятности пошли на спад, глухо отдаваясь газетным эхом. Дошло до смешного: одновременно вышли статья в “Аргументах и фактах” (N 12, 1990), в которой Бутусов и Кормильцев делились будущими планами группы, и в “Комсомолке” (27.03), где сообщалось, что “Наутилус” окончательно распался, но скоро на виниле появится альбом “Человек без имени”. Не появился, не дали... Зря, наверное.

Дима Умецкий и Слава Бутусов всегда были слишком разными, но до времени разность эта казалась несущественной. Вот свидетельство весьма наблюдательного очевидца, относящееся еще к концу 70-х, к временам счастливого студенчества.

Еще пара цитат.

Во время недолгого перемирия они воистину хотели “быть с тобой”, вернуть былое единство, но смысл, содержание его каждый представлял по-своему.

Дима рвался осваивать Москву как нефтеносное месторождение. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, какие откроются перспективы, если поставить дело на нужные, то есть столичные, рельсы. Слава рвался в скит, в замкнутое пространство, где случилось бы ему наконец передохнуть, отдышаться. И поначалу надеялся, что забором, за которым можно будет спрятаться, станет Дима. Но у того были свои планы.

Умецкий с тех пор живет в Москве, где постоянно хочется выйти из дома и пойти в гости, на концерт или просто прогуляться у Патриарших. Бутусов – в Питере, где хочется уйти домой, закрыться покрепче и выпить водки. Лучше с другом, а можно и так.

Одним словом, разошлись. И не следует по обыкновению вопрошать: “Кто виноват?!” Вопрос этот, исконно русский, потому и задается так часто, что ответа не имеет по определению. Дурацкий вопрос.

Дима и Слава... Когда-то ходили они только вместе, такие красивые и такие похожие, почти братья; в их внутреннем единстве, в том, что они – группа, сомневаться никому бы в голову не пришло. А Кормильцев? Нелепый умник с неловкими шуточками... Со склонностью по любому поводу затевать разговор на повышенных тонах, переходивший непосредственно в ругань... Кто мог в середине восьмидесятых предположить, что в “Hay” останутся в конце концов эти непохожие двое, Слава и Илья... Но стало так.

Так или иначе, в новое десятилетие вступал Слава вместе с Ильей, единственным уцелевшим и, как ни странно, почти незнакомым человеком. Они не так много общались за пять лет сотрудничества, они даже не привыкли толком друг к другу. Им еще только предстояло стать друзьями, но это уже другая история, будущая история обретений, а не прошлая история расставаний.

Год девяностый начинался тихо. Слава из дома почти не выходил, зато с азартом репетировал. “Поперло” наконец... Шел январь, мозглый, мокрый питерский январь. Звонил неподалеку гулкий колокол на аккуратной церквушке, в доме репетировали, ели, спали. Жили...

Леонид Порохня

1996 год