Неистовая принцесса - Дрейк Шеннон. Страница 35

Она кивнула и снова поцеловала отца. Еще год — это прекрасно! Делон, скорее всего, не придет в восторг от этой идеи, но он любит ее и согласится ждать.

Несмотря на пасмурное небо, день был веселый. Всюду толпились люди. В парадном платье и в короне Эдуард во время мессы и потом на обеде выглядел великолепно. Везде царил дух доброжелательности. Когда праздничное пиршество завершилось, Делон и Фаллон предстали перед Гарольдом. Получив благословение отца, они преклонили колени перед королем, который также благословил их.

Однако на следующий день все изменилось. Эдуард почувствовал себя плохо и не смог присутствовать на освящении аббатства, строительство которого было для него делом жизни. Все думали, что король скоро поправится. Однако проходили дни, и надежда эта сходила на нет. Наконец зашептались, что король умирает.

Печаль пришла во дворец в ту зиму. Фаллон иногда сидела у постели короля; постоянно при нем находилась ее тетя — жена Эдуарда. Заседали старейшины и вели спор о том, кому быть королем.

Гарольд распределил свое время между бдениями у постели умирающего короля и заседаниями совета старейшин. Обсуждения длились часами. Призвали Эдгара Ателинга как наследника и претендента на трон, однако он был еще мальчик. Стране требовалась более сильная рука. Эдуард метался в беспамятстве, поэтому его воля была неизвестна. О претензиях на трон заявили скандинавские короли, однако они были иностранцами.

В поле зрения находились также Годвины — сам Гарольд и сосланный Тостиг. И еще был Вильгельм Нормандский — иностранец, причем еще более ненавистный, чем скандинавские претенденты.

В последний день 1065 года Фаллон и ее отец сидели у постели Эдуарда. Жена короля расположилась у ног мужа, рядом с ней Роберт Фитцвимарк, полунорманн-полубретонец, добрый друг короля, вместе с супругой. Гарольд тихо осведомился у сестры, нет ли перемен к лучшему, и королева со слезами покачала головой.

Гарольд вышел из опочивальни, а вслед за ним — Фаллон. Он устало привалился к стене и взял дочь за руку.

— Я пытался их убедить, — сказал Гарольд. — Я говорил, что верю, что Эдуард дал какое-то обещание Вильгельму Нормандскому. Но совет не захотел даже слышать об этом! Если бы король смог заговорить!

Фаллон тихонько сжала руки отца.

— Отец, тебя принудили дать обещание этому норманну! Иначе мы до сего дня оставались бы его пленниками. Отец, сейчас ты не должен держать слово!

— Может, даст Бог, король заговорит, — пробормотал Гарольд. — Насколько легче было бы выбрать, если бы он выразил свою волю.

Но король не говорил. В первые дни января он метался в горячке, а потом сразу ослаб и погрузился в глубокий сон. На четвертый день было решено разбудить его.

Фаллон находилась позади своей тети, когда Эдуарда удалось наконец привести в чувство. Поначалу он казался отрешенным от всего, но затем улыбнулся, и голос у него окреп. Он окинул взглядом собравшихся герцогов, танов, клириков и близких и заговорил громко и уверенно:

— Я видел сон, друзья мои. Мне приснились два монаха, которых я знавал в Нормандии много лет назад и которые давно умерли… Мы шли вместе — монахи и я…

Лицо короля покрывала мертвенная бледность. Люди переглянулись. Им нужно было, чтобы он назвал имя преемника, а король рассказывал сны. Тем не менее никто не смел прервать его. Фаллон почувствовала неприятный холодок в сердце.

— За грехи наши Господь проклял страну, — продолжал Эдуард. — Через год и один день после моей смерти дьяволы и демоны придут на нашу землю. Они предадут ее огню и принесут страх, бедствия и плач. Всемилостивый Господь прекратит кровопролитие и страдания тогда, когда зеленое дерево, расколотое пополам, само срастется, покроется листьями и принесет плоды новой жизни.

Архиепископ Кентерберийский пробормотал, что король бредит. Больше никто не произнес ни слова, потому что за Эдуардом признавали дар пророчества.

— Не оплакивайте меня! — возвысил голос король, и Фаллон внезапно почувствовала, что из ее глаз брызнули слезы. Несмотря на свои причуды и вспыльчивый нрав, Эдуард всегда был добр к ней. — Молитесь о душе моей… Я ухожу к Богу. Бог, который умер за нас, не даст мне умереть насовсем… Я начинаю вечную жизнь.

Королева зарыдала и потянулась к Эдуарду, который взял ее за руку.

— Да воздаст тебе Господь за твою верность… Ты всегда была преданным помощником мне.

Затем Эдуард взял руку Гарольда и вложил в нее руку королевы.

— Возлагаю на тебя обязанность оберегать королеву, — сказал он Гарольду. — Не лишай ее тех почестей, коими я удостоил ее. Я вверяю тебе эту женщину и свое королевство. Чти ее, как мою вдову и сестру свою. Позови иностранцев, находящихся при дворе моем. Заставь их присягнуть на верность или же проводи с Богом до границы, если они того пожелают. Проследи за тем, чтобы бренные останки мои были похоронены в новом соборе с соблюдением должного ритуала… Не скрывай моей смерти, но возвести ее людям, дабы могли они помолиться за упокой грешной души моей…

Эдуард слабо улыбнулся и откинулся на подушки, снова погрузившись в беспамятство.

В комнате воцарилась тишина, все взгляды устремились на Гарольда. Вперед вышел священник и объявил, что король умер.

Фаллон мучительно пыталась понять, что все это означает. Имел ли в виду Эдуард, что ее отец станет его преемником, когда призывал его заботиться о королевстве? Или же он полагал, что Гарольд будет и впредь верно служить короне?

Фаллон этого не знала. Она продолжала молча стоять у постели короля, держа за руку тетю. Люди медленно покидали опочивальню, и Фаллон думала о том, что скоро на весь остров Торни прозвучат грозные королевские слова, что Англия проклята.

Фаллон стала бить дрожь, и ей набросили на плечи накидку. Она посмотрела на стоящего сзади отца. Гарольд и Фаллон вместе вышли из опочивальни.

Вулфстан из Ворцестера преградил Гарольду путь.

— Герцог Гарольд, мы должны собрать совет старейшин.

Фаллон проводила глазами уходящего отца.

Зал опустел, она прислонилась к каменной стене. Она не помнила, сколько оставалась здесь, когда услыхала крики, из которых поняла, что совет старейшин назвал Гарольда королем.

В тот день она больше не видела его до тех пор, пока вечером он не зашел к ней в спальню. Она услышала стук в дверь и, понимая, что это отец, бросилась к двери, чтобы впустить его. Он вошел и заключил ее в крепкие объятия.

— Эдуарда похоронят в аббатстве утром. — Поколебавшись, он добавил: — А я буду провозглашен королем после полудня.

Фаллон отступила назад, пытаясь по его глазам или по его тону понять, доволен ли он. Однако так ничего и не поняла.

— А что ты думаешь? — осторожно спросил он.

Она покачала головой.

— Никто другой, отец, не сможет более справедливо и надежно править страной. Конечно, кто-то может оспорить твое право. Но если ты доволен, я счастлива. А если ты печалишься, то я хотела бы как-то помочь тебе.

Гарольд снова обнял ее, затем отступил на шаг.

— Видит Бог, Фаллон, я никогда не собирался быть королем, но совет старейшин избрал меня, а он хранитель законов и воплощение мощи Англии. Я не могу отказаться. Я не хочу ни хвалиться, ни заниматься самоуничижением, и я тоже считаю, что никто другой сейчас не способен удержать бразды правления. — Он посмотрел ей в лицо, и Фаллон поняла по его глазам, что он гордится оказанным ему доверием. Она вскрикнула, бросилась к нему, и отец закружил ее в объятиях.

— Уже поздно, — отпуская ее, негромко сказал он. — Утром мы должны помолиться за упокой души Эдуарда в соответствии с его волей. Спокойной ночи. — Он поцеловал Фаллон в лоб и вышел.

Позже, лежа без сна в постели, Фаллон подумала о предсмертных словах Эдуарда, и ее снова стала колотить дрожь. Что значил сон короля? Она вспомнила, как громко звучал голос Эдуарда, когда он рассказывал о двух нормандских монахах и когда говорил о проклятии, нависшем над страной, и об огненном испытании.