Неистовый рыцарь - Дрейк Шеннон. Страница 70

— Это мой рождественский подарок, миледи. Я долго ломал голову, стараясь придумать, что можно подарить принцессе, которая всю жизнь могла иметь все, что пожелает, кроме полной свободы. Я не могу предоставить вам свободу, но эта вещица, по-моему, должна вам понравиться. Я получил ее от матери, а к ней она попала от Гарольда Годвинсона. Это редкая и драгоценная вещь работы старинных англосаксонских мастеров. А изумруд напоминает мне твои глаза. И еще я думал, что тебе, возможно, будет приятно узнать, что эта вещица не имеет никакого отношения к норманнам — разве что передана через мои руки — и составляет, наверное, часть нашей истории.

У Аллоры снова защипало глаза от близких слез, но на этот раз ей хотелось плакать от счастья. Он долго обдумывал подарок для нее, а она-то была уверена, что он сочтет ее вообще недостойной подарка.

Дрожащими пальцами она взяла брошь из его руки, встала на колени и поцеловала его в губы.

— Подарок чудесный, и я тебе очень благодарна. Трудно представить себе что-нибудь более прекрасное и изысканное. — Аллора поднялась с кровати и пересекла комнату. «Странно, — покраснев, подумала она, — но меня, кажется, уже не смущает, что я бегаю перед ним нагишом». Она подошла к своему сундуку и, бережно положив брошь в специальное отделение, достала из сундука завернутый в ткань узелок, лежавший сверху.

Чуть помедлив, она принесла сверток к нему на кровать и развернула ткань. Там лежал плащ, изготовленный из тончайшей шерсти, окрашенной в кобальтовый цвет. Спину плаща украшала вышивка золотом, изображающая его герб.

— Неужели ты сделала это сама? — удивленно воскликнул он.

— Плащ помогла сделать жена пастуха — она прядет самую тонкую и теплую шерсть. А вышивку делала я с помощью Мери, Лилит и также Элайзии. Плащ оторочен лисьим мехом. Я хотела остановить выбор на горностае, но мех рыжей лисы, по-моему, лучше сочетается по цвету с гербом…

— Это необыкновенно красивый подарок. Я рад, что ты для меня его сделала, — сказал он, целуя ее.

Она улыбнулась:

— У меня есть еще один подарок, но я не могу вручить его тебе сегодня. Думаю, нет, уверена, — что он тебе очень понравится. Но он пока не совсем готов, так что тебе придется подождать.

— Хоть намекни что это такое, — настаивал он. Она покачала головой:

— И не просите, милорд. Вы, конечно, завоевали, покорили и подчинили нас всех, но от меня больше не добьетесь ни слова.

— В таком случае мне, возможно, удастся еще разок добиться от вас хотя бы шепота…

Он поцеловал ее в губы, и она моментально обвила руками его шею.

Утром они проснулись очень поздно и чуть не опоздали в церковь, где состоялось продолжительное богослужение.

В тот день по традиции Аллора позвала в часовню самых бедных своих вассалов, омыла им ноги и проследила, чтобы их хорошо накормили. Она не рассказала Брету об этой древней христианской традиции, которая соблюдалась здесь, но он, видимо, знал о ней и с готовностью принял участие в этом обряде. Хотя он иногда отпускал окружающим не вполне благочестивые замечания, однако его слова воспринимались с улыбками, и, наблюдая за ним, Аллора еще раз убедилась, что он с каждым днем завоевывает все большую симпатию, и почему-то подумала: интересно, знает ли об этом дядюшка?

Перед дядюшкой она чувствовала себя немного виноватой, она была счастлива, тогда как он наверняка счастлив не был.

Вполне понятно, что ему горько жить где-то на краю того мира, который он считал своим.

Она помолилась за Роберта, но мысли ее быстро перекинулись на второй рождественский подарок для Брета, который она не могла пока вручить. Она предполагала, что ждет ребенка. Интересно, девочка или мальчик у нее родится? И важно ли это для Брета? Лучше бы родился мальчик, потому что хотя она и правила дальним островом, но ее брак был заключен по политическим соображениям, как тактический ход в борьбе между королями, и она побаивалась, что ее дочери уготована такая же судьба, тогда как сын…

С рождением сына Брет пустил бы здесь корни. В их среде отцы хотели сыновей, и народ, естественно, видел в ребенке мужского пола законного наследника, права которого никто не посмеет оспаривать, а если родится девочка… Аллора обожала Брайану, думала о ее судьбе и была бы рада, если бы снова родилась дочь, лишь бы ребенок родился здоровый и благополучно. Но пока еще рано думать об этом. Задержка месячных была всего на несколько дней.

День выдался длинный и утомительный, но ночь предстояла радостная. Аллора поднялась наверх одна. Брета не было, а ее ждала горячая ванна. Вскрикнув от радости, Аллора бросилась к воде, на ходу сбрасывая с себя одежду. Забравшись в лохань, прикрыла глаза, наслаждаясь теплом, проникающим в тело. И через некоторое время сквозь ресницы она увидела своего мужа, который тут же подошел к ней и опустился на колени.

Шутливо заметив, что ванна — тоже неплохой рождественский подарок, он принялся намыливать и массировать ей плечи, и она сразу же поняла, какой подарок он имеет в виду.

Прикосновения его пальцев из успокаивающих превратились в чувственные и под воздействием горячей воды возбуждали особенно сильно. Он вынул ее из ванны, и когда она увидела, что меховое одеяло уже расстелено на полу перед огнем, ее охватила дрожь, но совсем не от холода. От страха. Ей стало страшно потерять то, что у нее есть. Она была счастлива и боялась, что счастье это не сможет длиться вечно.

Ласками он положил конец ее страхам — сначала медленно и нежно, потом дав волю неистовой страсти.

Потом он усадил ее между ног, она прижалась к нему спиной, и они вместе долго любовались пламенем. Он нежно целовал ее, говорил, как прекрасны ее золотистые волосы и глаза, похожие на драгоценные изумруды. Нет, он не сказал ни слова о своей любви, и, хотя ей очень хотелось услышать от него именно заветные слова, это было не так уж важно. Больше всего ей хотелось, чтобы эта ночь не кончалась, но глаза ее начали слипаться, и он отнес ее на кровать.

Аллора слышала сквозь сон, как он спросил:

— Чего бы ты сама пожелала на Рождество?

Она улыбнулась, не открывая глаз, и, прижавшись к нему, прошептала:

— Хочу, чтобы эта ночь длилась вечно и чтобы я всегда могла чувствовать себя такой же защищенной и обласканной… — Она чуть помедлила.

— Продолжай, — потребовал он.

— Хочу, чтобы меня любил такой великолепный рыцарь, который умеет слушать, может поддержать, стоит на своем, но не навязывает своей воли.

Он крепко обнял ее.

— А чего хотел бы ты? — спросила она.

— Честности! — ответил он, и она вздрогнула, хотя ей было тепло и уютно в его объятиях, и подумала, как бы ее решимость сделать доброе дело для других вновь не обернулась бедой для нее самой.

Она долго не могла заснуть. Прислушиваясь к ровному дыханию Брета, она лежала и мысленно ругала Дэвида и Элайзию, двух влюбленных дуралеев.

Дуралеев, которых она очень любила.

На второй день Рождества все население крепости чуть свет было на ногах. В этот день по традиции устраивалось народное гулянье. Посередине песчаной полосы, на пути между Дальним островом и строящейся новой крепостью на материке, все было заранее приготовлено для огромного костра. Громко играла музыка. Когда на гулянье появились Брет и Аллора, костер уже пылал, выбрасывая снопы искр в небо. День выдался погожий, безветренный и не слишком холодный. Аппетитно пахло жарившееся на углях нанизанное на вертела мясо. Всюду царило веселье. Люди танцевали, пили, смеялись, празднуя рождение младенца Христа и не забывая помянуть древних языческих богов.

— В Лондоне ничего подобного не бывает, — сказал Брет.

— А в Хейзелфорде? — спросила она.

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Там иногда устраиваются гулянья в первое воскресенье мая.

— Кстати, здесь ты обязан станцевать с каждой из присутствующих женщин, независимо от возраста, — предупредила Аллора. — И не бойся, что я стану ревновать, потому что мне придется танцевать с каждым престарелым рыцарем, с каждым оруженосцем и с каждым мальчиком стремянным. И не танцуй подолгу с одной партнершей, потому что здесь очень много желающих.