Континент Евразия - Савицкий Петр Николаевич. Страница 33

В обстановке России можно наметить особые причины, почему исторически действенной может оказаться в ней только идея чрезвычайно широкого размаха. Мысль о мировом призвании России восходит к XV веку. В различных формах и видоизменениях она держалась в последующие века. В XIX веке она получила новое развитие в русской философской и историософской литературе. Царская Москва и императорская Россия, подходя к осуществлению русского мирового призвания, проводили его методами и в формах национального государства. Но и в явлении коммунизма, эмпирическая сущность которого в гораздо большей степени сводится к разрушению, чем к возвеличению России, все-таки, помимо воли вождей и наперекор их решениям, явлена в искаженном и обезображенном виде мысль о русском мировом призвании; явлена притом в размахах, дотоле неслыханных. Нет сомнения, что коммунизм преходит и прейдет. Но возрожденная национальная Россия должна в полной мере сохранить в положительном виде то мировое чувство, которое в извращенной форме запечатлено в коммунизме…

Деникин был побежден, между прочим, потому, что по широте своего идейного горизонта в сравнении с большевиками он был провинциалом. Этот провинциализм должен быть отвергнут и преодолен.

Положительные задачи русского духовного делания вырисовываются как задачи воплощения и рощения русского национализма. Имеют высокую настоятельность прикладнические задания реалистической и упорной, сознательно-собранной и целесообразно-рассчитанной русской национальной работы. В ней не нужно бояться упреков в национальной узости и эгоизме. Без того, что называют "эгоизмом" и "узостью", не прийти к возможностям широты и жертвы… Но в отличие от многих других "национализмов", имеющих только один слой — прикладничества и узкого себялюбия, национализм русский — можно положительно утверждать — имеет два основных "слоя", друг другу соподчиненных, но существенных, каждый в себе: слой прикладнический и слой вселенский. Следует придавать обоим одинаковое значение: без прикладничества, иной раз расчетливого и цепкого, в этом мире, увы, неосуществимо вселенское служение: чтобы дать, нужно собрать; без вселенскости прикладничество ведет к оскудению, потемнению, духовной смерти… Будем строить град земной, ибо Бог даровал нам просторы и материалы и мы должны его строить, но в душе своей будем носить Град Небесный. Обычное в каждом повышенном национализме и уже несколько веков присутствующее в русском сознании ощущение, что народ наш есть народ особый и исключительный, в отношении к народу русскому на основании пережитого и в происходящем почувствуем, как истину новую и сияющую. И не будем бояться и самих несчастий наших: быть может, и рассеяны мы (выходцы), в горести и бедах, по всему лицу земному потому, что есть у России, помимо прикладнически-национального, также национально-мировое призвание; и что делать ей предстоит не только в ее собственных немалых просторах, но и в просторах больших, всей земной оболочки… Будем страстно любить данную Богом земную плоть нашей страны; но будем знать, что, и оторвавшись от этой плоти, став "бесплотными" и летучими, мы все же призваны сохраняться, жить и творить. Россия почвенная и Россия взметенная имеют в наши года каждая свое призвание. И если бы мы умерли на чужбине и если бы умерли в ней и дети, и внуки наши, это не значило бы, что мы, и дети, и внуки наши, прожили, живут, проживут жизнь напрасно. Явственнее, чем другие народы, русские имеют одновременно две родины: Россию и мир; повторяем: наряду с делом национально-прикладническим, делом внутреннего сплочения и оздоровления, делом внешнего мироустроительства, Россия предопределена к действию вселенскому, призвана поднять и понести уроненную западным человечеством вить веры — нить, без которой человечество непременно и скоро заблудится и сгинет в темном лабиринте…

Порой думается, что в настоящий момент только в России возможны чудеса — не только в виде благодатного ответа на личную молитву, что составляет тайну общения человека с Богом и везде и всегда существует, но также в виде явленных в народе знамений славы Божьей (церковные золочения и обновления)…

Трудность дела духовного восстановления мира заключается в том, что в этом деле Россия, весьма вероятно, может рассчитывать почти исключительно на свои собственные силы; тот мир, с которым Россия в последние годы наиболее близко общалась, мир культуры западноевропейской, ей в этом не поможет или поможет мало; ибо к тупикам, в которые попал, он пришел в силу внутренних необходимостей и неотъемлемых свойств своего новейшего развития… Россия должна решиться одна идти в поиски и путь, одна взять на плечи бремя немалого дела: творения (в отечестве и рассеянии) "эпохи органической" посреди "эпохи критической".

Между духовным опытом "отечества" и "рассеяния" есть глубокое сопряжение. И то, что происходит и чувствуется там, имеет чувствоваться и здесь и, быть может, именно здесь отольется в законченные и выявленные формы сознания.

Глубоко нужно вобрать в себя воздух и знать, что жизнь, которую живем, есть не та обычная жизнь, которую привыкли жить пред 1914 годом, но новая, страстная и зоревая… Надолго, накоротко ли, эпоху нашу мы должны ощутить как эпоху поворотную и героическую — такую, какой столетия не было пред 1914 годом… Во мраке отыщем ли нить веры? Все потеряем ли или все приобретем? Более чем было в прошлом, мы должны, в расчете на будущее, копить и точить героическую волю. Героическое чувство и героическая воля… Нам ли, недостойным, произносить эти слова? Но потребность жива и настоятельна. В том мире, в котором живем, горизонт вспыхивает зловещими отблесками, знаками неслыханных провалов, и вслед за тем грозит все поглотить сгущающаяся тьма. В эти сроки знамя должно быть лучезарно и знаменосцы крепки!..

Россия должна освободить мир от рабства пред новейшим романо-германским шаблоном. Это освобождение есть прежде всего духовная проблема. И потому, формулируя задание, следует всячески подчеркнуть, что дело идет именно о духовной сущности, а никак не о явлениях вроде науки и техники. Сами по себе подлинная наука и опирающаяся на нее техника материально полезны и необходимы и именно в наш век, когда и злая метафизика (исторический материализм!) выступает в обличье науки, подлежат сугубому утверждению; ниспровержению подлежат романо-германское отношение к науке и технике, затем — кичливая уверенность, что романо-германская цивилизация есть венец творения и завершение "прогресса". Более же всего должно быть изжито охватившее Европу и Россию обеспложивание духовной и веростной жизни, проистекшее из утраты живого и действенного религиозного чувства… Из ниспровержения названных духовных начал следуют многообразные последствия.

Основное из этих последствий для самой России есть имеющее возникнуть совершенно новое, по сравнению с недавним прошлым, значение церковного творчества… Можно быть какого угодно мнения о положении христианства в современной Европе. Можно признавать, что вероисповедания в ней сильны и организованы. Но для каждого имеющего чутье к духовному творчеству совершенно ясно, что, если новейшая и современная Европа имеет клерикальную историю, давно уже она находится вне рамок истории церковной [9]. Есть некоторая страшная реальность в том, что из всех стран христианского мира церковную историю в настоящий момент ведет только Россия. Образы святителей и мучеников, владык и священноправителей, смутьянов, еретиков, отступников, разгорание и утихание гонений, движение масс и страсти их, власть богоборческая и сатанинская, народная податливость и народное горение — все это в сложной и волнующейся картине предстоит в русской церковной действительности, напоминая и воскрешая самые страшные и поворотные, грозные и вдохновенные моменты церковного прошлого. Не нужно закрывать глаза на глубинную трагичность момента. Но каждый, кому дороги заветы Христа и предания Вселенской Церкви, должен понимать, какое огромное, и творческое, и "революционное" задание представляет собой сохранение и вознесение во славе Церкви Одной, Православной…