1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Папчинский Александр. Страница 33

Во время второго допроса Люшков выдвинул условия, на которых он согласен был сотрудничать с японцами. Он требовал обещаний освобождения и возможности выезда в третью страну, возвращения изъятых у него денег, а также выплаты дополнительно 500 тысяч японских иен и обеспечения ему безопасности на весь период пребывания в Японии. Также бывший комиссар ГБ 3-го ранга просил получить подтверждения того, что его семья успела бежать в Финляндию. Если же хоть одно условие не будет выполнено, Люшков обещал держать свои секреты при себе.

Японцы пригрозили перебежчику, в случае молчания он будет либо предан суду за незаконный переход границы, либо депортирован в Советский Союз. На эти угрозы Люшков, как вспоминал Матасаки Онухи: «Не меняясь в лице… сказал, что, если подобное произойдет, японской армии, видимо, впоследствии придется раскаиваться, и спокойно пояснил, что 500 тысяч иен – небольшие деньги по сравнению с затратами на войну в Китае. Я сказал, что сам не уполномочен принять такие условия. В ответ Люшков заявил, что в таком случае не скажет больше ничего до подтверждения его условий. И хотя я убеждал его, что японская армия ничего плохого не сделает, все это напрасно. Поэтому и на втором допросе он ничего не раскрыл» [251]. Тем временем в Сеул прибыл представитель 2-го отдела Квантунской армии подполковник Тацуро Утагава. Он ознакомился с протоколами первых допросов, дополнительно опросил Люшкова и забрал его с собой в штаб Квантунской армии.

В Харбине Люшков практически все время проводил на допросах. Его шантаж японцев оказался бессмыслен, и он был вынужден уступить требованиям своих новых хозяев. Он стал выдавать всю известную ему информацию о военном и политическом положении в Советском Союзе.

Его побег не был спланирован и проходил спонтанно, времени для сбора секретных документов у Люшкова не было. Но беглец оказался хорошо информированным человеком. По служебной надобности он часто знакомился с множеством разнообразных секретных документов (в том числе и по линии военного ведомства).

По данным американского историка А.Д. Кукса, Люшков предоставил следующую информацию: данные о советском военном коде, сведения о деятельности советской резидентуры в Харбине и Токио, о местоположении семи станций радиоперехвата, данные о дислокации штабов армейских корпусов и дивизий, авиационных бригад, укрепрайонов ОКДВА, войск НКВД, баз Тихоокеанского флота и общие данные о численности советских войск на Дальнем Востоке [252].

Японцы так характеризовали ту информацию, которую им сообщил беглец. Вот свидетельство бывшего офицера 5-го отдела японского Генштаба Коидзуми Коитиро: «Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о вооруженных силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях… В полученной… информации нас поразило, что войска, которые Советский Союз мог концентрировать против Японии, обладали, как оказалось подавляющим превосходством…». Офицеру японского Генштаба вторил и начальник разведывательного отдела Корейской армии Масатака Онуки: «В его информации было такое, что являлось для нас серьезным ударом. Советская Дальневосточная армия неуклонно наращивала свою мощь, а… японская армия… совершенно не была готова к военным действиям с Советским Союзом» [253].

Вскоре Люшкова перевезли на самолете в Токио. В японской столице его вначале передали в распоряжение специального отдела безопасности Министерства внутренних дел, а затем вновь вернули военным разведчикам. Для уединенного и безопасного проживания бывшему чекисту был выделен небольшой особняк в токийском районе Кудан. Допросы Люшкова продолжились. Теперь их вели сотрудники специальной группы, состоявшей из представителей военной разведки и иностранного отдела МВД (главным образом специалистов по Советскому Союзу). В дальнейшем эту группу в донесениях японского разведывательного сообщества стали именовать «конторой Кудан», по месту ее постоянного нахождения [254].

Представленные Люшковым сведения позволили руководству Страны восходящего солнца по-иному взглянуть на планы своего западного соседа. Японские историки свидетельствуют: данные бывшего чекиста о том, что Советский Союз намерен дождаться момента, когда Япония истощит свои силы в борьбе с Китаем, а затем осуществит нападение на нее, во многом изменили внешнеполитические и военные планы императорской Японии.

Самыми насыщенными оказались показания Люшкова, связанные с деятельностью органов НКВД. Он рассказал японцам об организационной структуре советских органов госбезопасности, о формах агентурно-оперативной работы, отдельных моментах деятельности советской агентуры в Маньчжурии, Корее, Китае и отчасти в Японии. Подробных списков советских закордонных агентов Люшков не принес, но те обрывочные сведения об агентуре НКВД позволили провести японцам серию арестов среди китайцев, корейцев и маньчжуров – сторонников Советского Союза.

А тем временем в Москве, Харькове и на Дальнем Востоке шли события совершенно иного порядка. Побег Люшкова вызвал настоящую панику среди руководства Наркомвнудела СССР. Ежов позднее писал Сталину, что «решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: «Ну, теперь нас накажут…» Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время». Слова Ежова подтверждает и начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД Дагин, тот, рассказывая своему подчиненному о побеге Люшкова, стал плакать, приговаривая: «Теперь я пропал» [255].

В это же время в Хабаровске шла массовая чистка местных органов НКВД. Вместе с новым начальником краевого УНКВД на Дальний Восток прибыли чекисты, направленные из разных городов СССР – Ленинграда, Москвы, Вологды, Куйбышева и Челябинска. Оказались в «бригаде» Горбача и «северокавказцы» – В.Ф. Дементьев и М.С. Ямницкий. Первый возглавил УНКВД Приморской области, второй стал заместителем начальника УНКВД Дальневосточного края.

В начале июля 1938 года на Дальний Восток с ревизией прибыл первый заместитель наркома внутренних дел М.П. Фриновский. Он прямо «с колес» заявил, чтобы начальники местных УНКВД «в семидневный срок всесторонне подготовились к проведению массовых оперативных мероприятий по изъятию противников Советской власти». По мнению первого зама Ежова «города Дальнего Востока засорены контрреволюционным, а органы НКВД – социально-чуждым элементом… Задача командированных на Дальний Восток чекистов чистить органы НКВД от антисоветского элемента» [256].

В начале июля 1938 года начались аресты «ростовчан» из «команды» бежавшего Люшкова. 2 июля 1938 года был арестован отстраненный от должности еще 13 июня, Г.М. Осинин-Винницкий, 7 июля 1938 года взяли заместителя начальника 4-го отдела УГБ краевого УНКВД А.П. Малахова, затем А.М. Малкевича, М.П. Рысенко, И.Н. Евтушенко, В.П. Крумина. Одновременно чистили и руководство областных управлений НКВД. В июле 1938 года покинули свои посты начальники УНКВД – Амурской области М.И. Говлич, Еврейской АО В.Р. Ларкин, Сахалинской области В.М. Дреков и другие. Вскоре за снятием с должностей последовали аресты и обвинения «в пособничестве врагу народа Люшкову». Так, арестованного начальника пограничных войск УНКВД края Ф.Г. Соколова обвинили в том, что он «…имел близкую связь с Люшковым и способствовал ему в побеге за границу» [257].

23 июля 1938 года первый заместитель Ежова прибыл во Владивосток. На оперативном совещании Фриновский выразил неудовольствие работой местного Управления по вскрытию деятельности иностранных разведок, разоблачению троцкистских центров. В своей речи он даже сообщил мнение Сталина о положении в Приморье: «Товарищ Сталин не знает, чей Владивосток: советский или нет». Фриновский потребовал: «Прежде всего ищите заговорщиков среди самих себя» [258].