Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович. Страница 87

Сейчас многие руководители регионов хотят отсидеться, отойти. Если нет законодательной структуры, ни суда сейчас не будет, цензуру ввели на средства массовой информации. Вы знаете, Костиков там объявил: коммунистам сейчас запрет на профессию, с работы будут выгонять за инакомыслие, преследование и так далее. Беспредел.

Вот по какому сценарию все идет, развивается. И поэтому, зная это, предчувствуя это, 21 сентября, когда Борис Николаевич подписал этот Указ, — и чтобы не дать развалиться Российской Федерации, и чтобы сохранить спокойствие и стабильность, — я взял инициативу выступить третьей силой, чтобы регионы, именно регионы, сказали свое слово. Но у меня не получилось удержать это безумие, я сегодня должен сказать, удержать от кровопролития мне не удалось, именно из-за боязни многих глав регионов.

Мы могли бы остановить это кровопролитие, если бы мы решительно все вместе — губернаторы, президенты — выступили. Но страх оказался сильнее. Танки все-таки сказали свое слово. Но дело не закончено. Многие готовы продолжать объединяться. Вы знаете, Борис Ельцин обещал 9 октября собрать совет Федерации. Вчера в 15.00 отменили и затем сказали, что 9-го тоже не будет Совета. И кто-то там, Шахрай заявил или Шумейко: “А зачем вообще совет, регионы? Мы тут сами разберемся, а они будут выполнять то, что мы им скажем”.

Вот она наступила — диктатура. В Москве я практически каждый день давал пресс-конференции, на которых присутствовало 50-60 представителей зарубежной прессы. Всегда присутствовали и из ИТАР-ТАСС, телевидения — “Новости”, “Вести”. Всегда тщательно они записывали мои выступления — и никогда не задавали вопросов — и ничего не пускали в эфир. Полная блокировка моих усилий, на Западе больше передавали про меня, чем здесь. И на вопросы японской телекомпании — почему я в “Белом доме”, поддерживаю ли я Хасбулатова — я говорил: я не Хасбулатова поддерживаю, я сюда пришел, чтобы Конституцию сохранить и всему миру показать, что сегодня — Верховный Совет за колючей проволокой, завтра Калмыкия окажется за колючей проволокой, а Россия — послезавтра за колючей проволокой. Но этот режим не может долго продолжаться, потому что денег не хватит, чтобы опоясать проволокой всю Россию. Но на некоторые регионы хватит.

Было бы не страшно, если бы была диктатура Президента, но что опасно: наступила диктатура президентского окружения. Борис Ельцин по состоянию здоровья и по другим причинам не может не только восемь, а, скажем, несколько часов работать. А вы знаете, какая информация идет — Россия какое государство?! Я — президент небольшой республики, и мне 20 часов в сутки не хватает, чтобы во всем разобраться, решить вопросы. А представляете — вся Россия! А кто ему приносит всю информацию? Помощники, люди, которые вокруг него, которые имеют прямой доступ к нему. Вот и наступает диктатура президентского окружения. А вы знаете, штурмом “Белого дома” руководил не министр обороны, а руководитель охраны Ельцина. [115]

Вот к чему мы пришли: начальники охраны, люди, которые рядом, уже вершат судьбы России, судьбы регионов. Вчера, когда мы были в кабинете Валерия Зорькина, ему позвонил Филатов и сказал: “Пиши заявление “по собственному желанию”. Если не напишешь, мы тебя посадим, уголовное дело возбудим”. А Зорькин, профессор, интеллигентный человек, испугался, не был в таких передрягах. Но мы ему сказали: “Валерий Дмитриевич, если вы заявление напишите, тогда все. Рухнет законная сила, правовая основа России”. И вот вчера сообщили, что Зорькин написал заявление по собственному желанию. Это все, завтра закроют Конституционный суд. И все — нет суда, людей в Лужники свозят и так далее... Беспредел. Люди, которые были со мной, они почувствовали кованый сапог, как его теперь назвать, “сапог диктатуры” или “сапог новой демократии”, — разница-то какая?

Истерия, которая развернулась в средствах массовой информации, она тоже ужасна. Но я верю и я знаю, что тот строй или та система, созданная на штыках и на оружии, она недолговечна. Самое сильное оружие — слово. И на протяжении этих двух недель я доказал всем, что нужно все вопросы решать не вооруженным путем, а с помощью слова. Только с помощью слова. И, если вы начнете доказывать свою силу с помощью бряцания автоматов, такой строй продержится недолго. Вот что я хотел вам сказать. Здесь у меня все документы — к Ельцину, к Черномырдину и выводы, которые я делал. Я хочу сказать своим избирателям — гражданам Республики Калмыкия, что как Президент Республики Калмыкия, как россиянин я до конца выполнял свой долг, я остался честен и перед народом, и перед Россией. [116]

Свидетельствую — это правда. Во всяком случае на 4 октября 1993 года это обстояло именно так.”

Глава X. 4 ОКТЯБРЯ — ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Кровавый рассвет

...Сквозь полудрему, как назойливое жужжание осы, был слышен какой-то непривычный для уха шум. Нарастающее в подсознании беспокойство боролось с потребностью сна. Беспокойство одолело — я окончательно проснулся. Встал — и опять этот монотонный, далекий шум. Быстро побрился, умылся, надел чистую рубашку, сменил черный костюм (у меня здесь целый гардероб). Подошел к окну. Окно выходит на набережную, далее — мэрия, со злочастного взятия которой я почувствовал огромную усталость. Рассвет еще не наступил, еще рано, 4 часа утра. Всматриваюсь в темные, но уже чуть светлеющие громады зданий — над ними, может быть, мне показалось, какие- то огненно-оранжевые блики — грозное предзнаменование...

Штурм ожидался почти ежедневно, уже с неделю. Было ясно, что президент- преступник зашел очень далеко: слишком много влиятельных людей вовлечено в грязную работу по подготовке и осуществлению путча, слишком крупные внутренние и международные силы приняли участие в заговоре, разработке планов по свержению конституционного строя, ликвидации сопротивления, в операциях прикрытия и провокациях. И эти силы не позволят просто так безвольному, но авантюристичному диктатору согласиться на отступление.

Эти мысли постоянно стучали в голове, они находили подтверждение по мере поступления информации от окружения кремлевского заговорщика и его верного Санчо Пансо — Черномырдина.

Штурм

Тем не менее он оказался неожиданным — этот штурм. Видимо, так уж устроен человек, самое страшное, даже самое реальное его воображение отодвигается куда-то в сторону, разум не мирится с жестокой, коварной реальностью. Мне говорили, что уже третий день “ястребы” настаивают на силовом решении проблемы. Среди них были, как ни странно, Козырев и Филатов. Но наибольшее влияние оказывали Ерин и Барсуков. Барсуков потом почти отстранил от руководства операцией Ерина и Пономарева, требовал “расстреливать всех!”

Шум нарастал, вскоре я понял, что движутся танки... Было 6 часов 30 минут...

Сейчас даже не могу припомнить, с каким чувством воспринял я артиллерийскую атаку, грохот разрывающихcя снарядов. Возможно, долгое ожидание неумолимо надвигающегося события делает сознание невосприимчивым к нему, каким бы трагическим оно ни было. Возможно. Но одновременно было и другое подсознание, отвергающее этот жестокий артобстрел. Это второе подсознание отказывалось верить тому, что видели глаза, слышали уши, воспринимал ум. Происходящее все эти две недели, дополняемое адским грохотом разрывающихся артснарядов, вызывало один и тот же вопрос: как терпит страна эту бойню и насилие, как терпит мир этот режим, не менее фашистский, чем режим Гитлера, Муссолини, Пиночета. Но ведь даже они не расстреливали из танков сограждан в центре столицы.

Расстрел Парламента

Вскоре мне сообщили, что из танковых крупнокалиберных орудий бьют прямой наводкой по верхним этажам здания Верховного Совета Российской Федерации. Стреляют офицеры — “добровольцы”, танкисты Таманской гвардейской дивизии, прославленной в боях с гитлеровцами-фашистами на полях сражений Великой Отечественной войны.