Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман. Страница 50
Таков был результат работы солдатских комитетов в армии. В этих условиях происходит новый кризис Временного правительства: 3 июля министры-кадеты А. А. Мануйлов, В. Н. Шаховской и А. И. Шингарев заявили о своем выходе из правительства. Поводом послужило признание делегацией Временного правительства (Керенский, Церетели, Некрасов), ездившей в Киев, внутренней автономии Украины («Второй Универсал» Украинской рады). Делегация эта представила соответствующее предложение Временному правительству, но кадеты, возглавляемые своим лидером Милюковым, слышать не хотели о какой-либо, даже культурной, автономии Украины. Социалисты (Керенский, Церетели) и даже левые кадеты (Некрасов, Ефремов) находили, что в интересах консолидации революционной демократии необходимо проявлять эластичность в национальном вопросе как раз в такой многонациональной стране, как Россия.
Новый кризис правительства и провал нового наступления на фронте явились для большевистского ЦК желанными условиями попытаться еще раз поднять восстание под лозунгом «Вся власть Советам!» По-прежнему тактика ЦК следующая: организовать вооруженную демонстрацию солдат, красной гвардии и рабочих. Демонстрация должна направиться не к Мариинскому дворцу (резиденции Временного правительства), как в апреле, а к Таврическому дворцу (резиденции Советов), как в феврале 1917 года, когда там находилась Дума. Демонстранты предложат Советам — Петроградским и Всероссийскому ЦИК Советов — взять всю власть теперь в свои руки. Если в ходе демонстрации выяснится, что соотношение сил сложилось в пользу большевиков, а Советы капитулируют перед ультиматумом демонстрантов, то есть повстанцев, то большевики берут власть. Если же Советы и Временное правительство окажутся хозяевами положения, то большевики распустят демонстрацию. Но при всех условиях, демонстрация должна именоваться неорганизованной, стихийной; большевики ее, по словам сталинского учебника, решили только возглавить, чтобы «придать ей мирный и организованный характер» («История ВКП(б). Краткий курс», 1946, стр. 186).
Новейшая официальная «История КПСС», рисует дело немного по-другому. Там сказано, что ЦК и ПК на специальном совещании «постановили провести 4 июля мирную и организованную демонстрацию под лозунгом "Вся власть Советам!" Совещание отклонило предложение Каменева избежать общегородской демонстрации, ограничившись митингами. Не нашло поддержки и предложение Троцкого выйти на улицу без оружия» (там же, т. 3, кн. 1, стр. 150). Что демонстрация не была стихийной и что большевики собирались, если удастся, захватить власть, доказывает и само «обращение» ЦК и ПК в ночь с 3 на 4 июля:
«Товарищи рабочие и солдаты Петрограда!.. Пусть Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возьмет всю власть в свои руки. Такова воля революционного населения Петрограда… Вчера революционный гарнизон Петрограда и рабочие выступили, чтобы провозгласить этот лозунг: вся власть Советам. Это движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное выступление всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда» (И. Церетели, «Воспоминания о Февральской революции», кн. II, стр. 289).
Это воззвание с раннего утра большевики распространяли по полкам и заводам. Оно находило широкий отклик.
Как Советы, так и Временное правительство были хорошо осведомлены, что готовится не стихийная демонстрация, а проба сил, и, если удастся, захват власти ЦК партии большевиков. Чем больше большевики подчеркивали мирный характер демонстрации, тем меньше им верили. Очень интересен эпизод, который в связи с этим рассказывал И. Церетели: на одно из заседаний Совета явился Сталин, чтобы сообщить Совету, что массы солдат и рабочих Петрограда рвутся на улицу, но что «большевистская партия разослала своих агитаторов в полки и на заводы, чтобы удержать их от выхода на улицу. Сделав это заявление в самой категорической форме, Сталин обратился к председателю с просьбой внести в протокол это его заявление и вместе со своими товарищами покинул заседание… Чхеидзе сказал мне с усмешкой: «Теперь положение довольно ясно». Я его спросил, в каком смысле он считает положение ясным. «В том смысле, — ответил Чхеидзе, — что мирным людям незачем заносить в протокол заявления об их мирных намерениях» (И. Церетели, там же, стр. 267).
Между ЦК партии и Петроградским и районными комитетами было правильное и точное распределение ролей. ПК и районные комитеты призваны были организовать «стихийное движение» массы, рвущейся на улицу, на восстание, а ЦК партии должен был играть роль «организующего» и «сдерживающего» фактора, пока велось прощупывание сил и решимости врага. Эту двойную роль ЦК (чтобы в случае неудачи создать себе алиби) отмечает и И. Церетели, когда пишет:
«Характерно было поведение большевистского ЦК, который до 11 часов вечера 3 июля выдерживал роль противника выступления солдатских и рабочих масс на улицу. Этот высший орган большевистской партии стремился создать впечатление, что призывы к выступлению, начатые агитаторами партии с 4 часов пополудни и поддержанные сначала районными комитетами, а затем и Петроградским комитетом партии, делались без его согласия и под давлением стихийно возникшего движения масс» (там же, стр. 298).
Конспирация по созданию алиби для ЦК была настолько строгая, что даже Ленина ЦК направил под видом болезни на дачу Бонч-Бруевича под Петроградом, но 4 июля он вернулся в резиденцию ЦК.
Началась вооруженная демонстрация 4 июля рабочих, солдат и кронштадских матросов. Большевистские историки называют число участников в 500 тысяч человек, И. Церетели говорит лишь о нескольких десятках тысяч. Как бы там ни было, демонстрация оказалась довольно внушительной, одних вооруженных матросов, привезенных большевиками из Кронштадта, оказалось около 10 тысяч. Демонстрация сначала направилась к зданию ЦК, который находился в особняке артистки Кшесинской. Там демонстранты потребовали выступления Ленина, но Ленин предложил выступить Луначарскому. Его неопределенным выступлением толпа осталась недовольна. Тогда вышел сам Ленин. Но и Ленин был нарочито двусмысленным. С одной стороны, Ленин говорил толпе, что она должна проявить «выдержку», а с другой, требовал от неё «стойкости», но подчеркивал, что при всех условиях должен победить и победит лозунг «Вся власть Советам!». (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 24).
После этого толпа во главе с членами ЦК направилась к Таврическому дворцу (резиденция Советов) с требованием к Советам немедленно взять всю власть в свои руки. Однако и тут большевистские лидеры проявляют двоедушие. Церетели вспоминает:
«Когда ожесточенные толпы манифестантов, собравшихся перед Таврическим дворцом, пытались переходить от слов к действиям и арестовать министров-социалистов, в которых они усматривали главных противников установления советской власти, то они видели, что больше всего такие действия пугали их признанных лидеров, представителей большевистской партии» (Церетели, там же, стр. 306).
Министра земледелия эсера Чернова, который вышел, чтобы успокоить толпу, матросы арестовали и усадили в автомобиль, намереваясь увезти его. Тогда по предложению Чхеидзе представители левых в Советах — Троцкий, Каменев, Луначарский и Мартов — вышли к толпе, чтобы освободить Чернова. Что тогда произошло, Л. Троцкий описывает со слов руководителя матросов Раскольникова: «Лев Давидович произнес короткую речь, закончив её вопросом: "Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку?" "Никто не вымолвил ни слова возражения — гражданин Чернов, вы свободны", — торжественно произнес Троцкий» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 33.)
Вопреки ожидания большевиков, лидеры Советов не только не ударились в панику, а, наоборот, проявили решимость подавить восстание. С самого начала стало ясно, что ЦК большевиков именно и рассчитывал на капитуляцию советских лидеров под влиянием внушительной вооруженной демонстрации. Церетели вспоминает: