Подлая «элита» России - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 32

Повторю, в нашем русском понимании, особенно в понимании тех, кто называет себя интеллигентом, квалификацией считается наличие дипломов и справок о некоем образовании, т. е. некие теоретические знания. Но все это не более чем чепуха.

Квалификацию дает только практика, каким бы делом ты ни занимался. Даже если тебе вложили в голову очень точные теоретические знания, то и тогда они не дают тебе никакого умения работать, а только помогают быстрее освоить свое дело на практике. А освоить работу, научиться работать можно, только работая. Это первая и, надо сказать, объективная трудность всех профессиональных военных, поскольку им негде научиться работать, кроме как на реальной войне, в скольких бы маневрах они ни принимали участие и какие бы прекрасные теоретические знания они ни имели.

Большой вопрос и в том, как получить эти теоретические знания. Опять же, по интеллигентским представлениям, теоретические знания можно получить только в учебном заведении. Это большая ошибка, и России она всегда дорого стоила.

Убийственно для всех

Мне могут сказать, что дело не в учебных заведениях, а в том, что мы русские и посему всегда лаптем щи хлебаем, в каких бы академиях мы ни обучались. Но вот посмотрите, кого обвиняет главнокомандующий русской армии в Русско-японской войне 1904–1905 годов Куропаткин в позорнейших поражениях той войны. Обратите внимание не на смысл обвинений и не на должности, а на фамилии этих русских генералов:

«Куропаткин обвиняет Бильдерлинга в том, что во время сражения под Ляояном, имея в своем распоряжении значительные силы, он не остановил обходного движения армии Куроки.

Затем Куропаткин упрекает Штакельберга за крайнюю нерешительность действий во время сентябрьского наступления, вследствие чего прекрасно задуманная операция окончилась неудачей.

Наконец Куропаткин обвиняет Каульбарса в том, что в сражении под Мукденом он, несмотря на неоднократные приказания, на посланные ему многочисленные подкрепления, упорно не переходил в наступление и таким образом подарил неприятелю два дня».

Это строки из статьи генерал-лейтенанта русской армии Е. И. Мартынова. Он окончил в 1889 году Академию Генштаба, в Русско-японскую войну командовал полком и, судя по статье, знает, о чем пишет. Как видите, национальность не имеет значения, поскольку даже немцы, получив русское военное образование, теряют смелость и даже зачатки какой-либо квалификации.

Особенностями русского (советского) военного образования является и то, что никто из получивших его не вспоминает ни одного случая, когда бы оно ему потребовалось хоть в каком-нибудь бою. Я также не встречал, чтобы кто-либо из военных оценил ценность этого образования, безразлично как: обругал бы его или похвалил. Что-то с этим русским военным образованием странное происходит – оно на бумаге как бы есть, но в практике оно как бы никого и не волнует. Дам по этому поводу мнение упомянутого чуть выше царского генерал-лейтенанта Мартынова (с моими выделениями в тексте):

«В России нет высшего учебного заведения, которое было бы поставлено в такие исключительно благоприятные условия в смысле предварительной подготовки слушателей, обстановки преподавания и материальных средств, как Академия Генерального штаба.

Огромные служебные преимущества, которыми пользуются офицеры этой корпорации не только в армии, но и в других сферах государственной службы, вызывают большой наплыв желающих поступить в академию. За исключением сравнительно малого числа офицеров с образованием юнкерского училища, огромное большинство поступающих прошло курс средней школы и затем военного училища, а некоторые офицеры имеют дипломы высших учебных заведений, военных и гражданских. Вся эта масса, обыкновенно раза в три превосходящая число имеющихся в академии вакансий, независимо от полученного ею образования, подвергается конкурсному экзамену из полного курса кадетского корпуса и военного училища.

…Наконец, что касается денег, то правительство, хорошо понимая огромное значение академии для армии, не жалело на нее материальных средств.

Итак, Академия Генерального штаба получает в свое распоряжение хорошо подготовленный состав слушателей, проникнутых самым искренним желанием работать, совершенно спокойную обстановку для научных занятий и богатые материальные средства.

Как же пользуется она этими исключительными условиями?

Прежде всего, каждого поражает бессистемность академического преподавания.Программы всякого учебного заведения, и особенно высшей профессиональной школы, должны быть строго обдуманы, как в целом, так и в частях. Выбор наук для изучения, объем преподавания, не только каждой из них, но даже различных научных отделов, все это должно вытекать из известной руководящей идеи, составлять в совокупности цельную учебную систему.

Ничего подобного мы не видим в академии. Попадет туда «трудолюбивый» профессор, и на практике никто не препятствует ему искусственно раздувать свой курс, включая в него всевозможные свои «произведения» и обременяя память учащихся совершенно нелепыми деталями; нет в академии соответствующего специалиста, и самые важные отделы совсем не изучаются. Например, курс истории военного искусства в эпоху первой революции переполнен подробностями в роде следующих: «Рыжебурая и светло-чалая лошади не принимались… в немецкую кавалерию», – «Рост лошадей указывался для шеволежерного полка от 14 фауст (0,344 фт.) 3 д.[1] до 15 фауст, для гусарских полков от 14 фауст 2 д. до 14 фауст 3 дюймов». – «В среднем на день отпускался верховой кавалерийской лошади 7,091, а военно-упряжной лошади 3,841 килограммов овса».

…Слушателей академии спрашивали о том, сколько золотников соли на человека возится в различных повозках германского обоза, каким условиям должна удовлетворять ремонтная лошадь во Франции, но организация японской армии оставалась для нас тайной до такой степени, что перед моим отправлением на войну главный специалист по этому предмету категорически заявил мне, что Япония не может выставить в Маньчжурии более 150 тысяч человек. Занимаясь пустословием о воображаемой тактике Чингисхана и фантастической стратегии Святослава, академические профессоры, в продолжение целой четверти века, не успели даже критически исследовать нашу последнюю турецкую войну, ошибки коей мы с точностью повторили теперь на полях Маньчжурии. Следуя раболепно и подобострастно, но без всякого смысла и рассуждения в хвосте Драгомирова, представители нашей официальной военной науки прозевали те новые приемы военного искусства, которые под влиянием усовершенствований техники зародились на западе. По справедливому замечанию известного французского писателя-генерала: «Русская армия не захотела воспользоваться ни одним уроком последних войн». Вообще, Академия Генерального штаба, вместо того чтобы служить проводником новых идей в войска, все время упорно отворачивалась от жизни, пока сама жизнь не отвернулась от нее.

Однако бессистемность академической программы и отсталость отдельных курсов являются несравненно меньшим злом, чем те методы преподавания, которые господствуют в академии.

От начальника в бою главным образом требуется: здравый смысл, инициатива и твердый характер.

Все академическое преподавание, весь режим академии поставлены так, что эти редкие дары природы систематически ослабляются.

Здравый смысл затемняется схоластическим способом изложения науки. Военное искусство – дело живое и практическое, а потому теория его, вместо того чтобы витать в облаках метафизики, должна находиться в постоянном и непрерывном общении с жизнью, должна быть краткой и понятной. В изложении талантливого, действительно знающего дело специалиста самые сложные вопросы являются простыми и понятными. Наоборот, жалкая бездарность, соединенная с отсутствием настоящих живых знаний, обыкновенно старается свои убогие мысли облекать в труднодоступные пониманию формы, наивно полагая, что в этом-то и заключается ученость.