Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Кантор Юлия. Страница 4

Копп полагал, что если Россия намерена продолжать ту политическую линию по отношению к Германии, которая базируется на использовании «национальных тенденций» в ней при возможных конфликтах между РСФСР и Польшей, Румынией, Балтийскими государствами, а также при проведении большевистской восточной политики, то контакт с «Вогру», ее политическая обработка и соответствующий контроль над уклонами ее внутренней политики являются задачами первостепенной важности.

24 октября 1921 г. Копп сообщил председателю ВСНХ П. А. Богданову: «В военной области… уже изготовлен список первого заказа. Основные цифры следующие: 1000 самолетов, 300 полевых орудий, 300 тяжелых орудий, 200 зенитных орудий, 200 пулеметов, 200 бронеавтомобилей, по 3000 шт. снарядов для каждого орудия» [22].

Постоянным фигурантом внешнеполитических переговоров, касающихся, в частности, военного сотрудничества, был К. Б. Радек, прибывший в Берлин 17 января 1922 г. в сопровождении Нидермайера. Переговоры по военным вопросам он вел с шефом «Зондергруппы Р» («Вогру») майором X. Фишером. Тот докладывал о переговорном процессе и его промежуточных результатах Секту, который в свою очередь информировал канцлера Вирта и обсуждал с ним все возникавшие вопросы. 10 февраля 1922 г. в Берлине состоялись встречи Радека с зав. восточным отделом МИД Германии Мальтцаном и Сектом. Радек предложил начать переговоры между генштабами армий обеих стран, просил предоставить немецкие наставления и инструкции по обучению войск.

С 25 января по 17 февраля 1922 г. состоялись официальные, глубоко засекреченные переговоры в Берлине. Наряду с обсуждением политических (установление дипотношений) и экономических (предоставление займа) проблем обсуждались вопросы военно-промышленного сотрудничества. Итогом стало подписание 16 апреля 1922 г. в итальянском городке Рапалло советско-германского договора. Рапалльский договор де-юре давал старт долгосрочному сотрудничеству.

По этому договору стороны взаимно отказались от всяких финансовых претензий друг к другу (возмещение военных расходов и убытков, включая реквизиции, расходы на военнопленных). Для Советской России это означало отказ от претензий на репарации от Германии, для Германии – отказ от претензий на возмещение за национализированную частную и государственную собственность при условии, что правительство РСФСР не будет удовлетворять аналогичных претензий других государств. Договор предусматривал восстановление дипломатических и консульских отношений между двумя странами, развитие экономического сотрудничества и торговли на основе принципа наибольшего благоприятствования, также была зафиксирована готовность германского правительства оказать возможную поддержку соглашениям и облегчить их проведение в жизнь. Постановления договора вступали в силу немедленно.

Документ дополняли письма, не подлежавшие опубликованию. В них говорилось, что в случае признания Россией претензий в отношении какого-либо третьего государства урегулирование этого вопроса станет предметом специальных переговоров, причем с бывшими немецкими предприятиями должны будут поступать так же, как и с однотипными предприятиями этого третьего государства. Кроме того, германское правительство обязалось не участвовать в сделках международного экономического консорциума в России, предварительно не договорившись с правительством РСФСР [23]. «Это было первое выступление побежденных против беспощадных победителей, – отметил один из представителей прусского военного ведомства К. Штудент. – Этот договор имел эффект разорвавшейся бомбы…» [24]

В. И. Ленин считал Рапалльский договор победой советской дипломатии. «Действительное равноправие двух систем собственности, – подчеркивал он, – …дано лишь в Рапалльском договоре» [25]. Постановление ВЦИК от 17 мая 1922 г., принятое по отчету советской делегации в Генуе, признало «нормальным для отношений РСФСР с капиталистическими государствами лишь такого рода договоры» [26]. Брокдорф-Рантцау после подписания договора заявил: «Рапалльский договор открыл новую эру между германским и русским народами и этим самым открыл ее не только для Европы, но и для всего мира» [27].

Вскоре после подписания Рапалльского договора состоялась серия официальных визитов германского посла к представителям советского руководства. Первым (05.09.1922) Брокдорф-Рантцау посетил Председателя Президиума ВС СССР Калинина.

«Калинин в сердечной форме высказался, что рассматривает сущность русско-немецких отношений как естественную необходимость, особое значение он придал развитию экономических связей» [28], – писал он в немецкий МИД.

Затем посол нанес визит руководителю НКИДа Чичерину. Об этом посещении остался выразительный документ.

На основании переговоров с советскими руководителями в Москве немецкий посол писал в Берлин:

21 марта 1923 г. Брокдорф-Рантцау докладывал министру иностранных дел Штреземанну о беседе с Чичериным. Он считал, что в НКИД царит солидарность, когда встает вопрос об общении с иностранными представителями. Встреча с Чичериным, писал Рантцау, была дружеской, но абсолютно деловой. Глава НКИД был обеспокоен сведениями о том, что Польша призывает в течение трех лет на двухмесячную военную службу. Чичерин заявил, что для него пока не ясно, против кого направлена эта завуалированная мобилизация Польши: против Германии или против России. «Вопрос вооружений входит в острую стадию. Он просит меня приложить усилия по ускорению сотрудничества. Россия предложила рассчитываться драгоценными камнями. Мое мнение, также сообщенное Чичерину, – бессмысленно верить в то, что мы отдадим половину империи французам а другую – коммунистическим революционерам. Радек мне сказал, что никто не думает, что Красная Армия нападет на Германию и нас советизирует. Здесь Германию знают слишком хорошо, чтобы предпринять столь безнадежный шаг» [31]. Чичерин заявил, что практическое осуществление идей коммунизма не должно быть поспешным, что нужно обеспечить сначала экономические интересы. Касательно отношений с Францией Чичерин подчеркнул вновь, что соглашение с французами ценой Германии невозможно. Антанта является врагом России, как и Германии [32].

Характерно, что в течение всего «рапалльского десятилетия» в советской политике преобладала точка зрения Чичерина, согласно которой отношения с Германией являлись «в наибольшей степени той точкой приложения нашей игры в Европе, которая нужна, чтобы сохранить экономические связи с другими странами и сохранить политические связи». Заинтересованность как Германии, так и СССР в противостоянии версальскому «диктату» приводила советскую дипломатию и Политбюро к выводу о том, что пока сохраняется послевоенный порядок, «укрепление Германии ведет к повышению заинтересованности Германии в отношениях с нами»3.