Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Гинцберг Лев Израилевич. Страница 11

Фашисты охотно прибегали к запугиванию, и в атмосфере почти полной безнаказанности они подчас добивались своих целей. Одна из буржуазных мюнхенских газет, «Байер курир», получила письмо, полное угроз такого рода: «Вы, господа, будете уничтожены, как собаки! Месть, кровавая месть!» И если на коммунистов и многих социалистов такого рода методы не действовали, то представители других социальных сил, хотя и возмущавшиеся деятельностью фашистов, не обладали необходимым мужеством.

1922 год принес новую форму пропаганды фашистских идей и умножил число приверженцев крайней реакции, сторонники которой не скрывали своих планов свержения республики. Это были так называемые германские дни, периодически организовывавшиеся в разных городах, преимущественно на юге страны. На подобные сборища съезжались политические деятели правой ориентации, противники буржуазно-демократического строя, отставные военные, мечтавшие о реванше на Востоке. Большинство из них были генералы без армий, не представлявшие никого, кроме самих себя и горстки единомышленников. Иное дело — такие деятели, как Эрхардт и главари других военизированных союзов и объединений, за которыми стояла военная сила. Неудивительно, что центром каждого из этих «Германских дней» являлся смотр-парад реакционных отрядов, проходивших перед своими командирами в строю, демонстрирующих военную выправку, столь близкую сердцам германских милитаристов.

На этих смотрах, например в Нюрнберге, где в октябре 1922 г. состоялся наиболее массовый из них (для тех лет), появлялись и главари НСДАП. Они заводили важные для себя знакомства, Гитлер демонстрировал здесь свои ораторские способности, о которых многие из высокопоставленных участников, приезжавших с разных концов страны, еще не имели представления. И хотя штурмовые отряды НСДАП ни численностью, ни обмундированием никак не выделялись среди им подобных формирований, они по существу отличались от них. Дело в том, что военизированные союзы не имели прямого выхода в политическую систему, тогда как CA были частью и орудием политической партии — НСДАП, что расширяло их возможности.

Националистическая пропаганда, инициаторы которой использовали в своих целях плачевное социальное положение в послевоенной Германии, велась повсеместно. Но наибольший размах «Германские дни» неспроста приобрели в Баварии, где в них нередко участвовали и представители местных властей, а также офицеры рейхсвера. Большое значение придавалось каждый раз не просто обеспечению массовости подобных «дней», чтобы на них помимо населения города, где они проходили, участвовали и жители других земель. Германские дни были, таким образом, своего рода репетициями переброски крупных людских масс на более или менее значительные расстояния, что было одним из неотъемлемых компонентов успеха любого переворота. А именно это и являлось постоянной целью лагеря крайней реакции, хотя среди его лидеров не было единства насчет момента переворота и лидеров, которые должны были стать во главе его, и т.п. Известно позднейшее высказывание Гитлера, что в течение 1918–1923 гг. он преследовал лишь одну цель — подготовку путча.

Националистическая шумиха, подогревавшаяся «Германскими днями», импонировала многим обывателям из мелкобуржуазной среды, которых особенно привлекала показная сторона этих сборищ — обилие высокопоставленных военных, освящение знамен, молебны с участием многих тысяч человек. Что касается рабочего населения, то оно было настроено резко против подобных затей. Примером могут служить события, развернувшиеся в октябре 1922 г. в Кобурге, центре герцогства (являвшегося частью Баварии), правитель которого был настроен профашистски, но местные рабочие партии имели крепкие позиции. Чтобы помочь своим сторонникам, мюнхенские фашисты организовали очередной «Германский день» в Кобурге, взяв за образец уже проходившие ранее. Однако это мероприятие имело дополнительную цель — спровоцировать рабочих на открытое столкновение, показать, «как надо держать сброд в руках». Характерно, что мюнхенские железнодорожники отказались вести поезд с фашистами, но последние повели состав самостоятельно и взяли при этом заложников из числа рабочих, — железнодорожникам пришлось сдаться. Когда в ноябре того же года нацисты попытались организовать аналогичную вылазку в Регенсбург, это им уже не удалось.

В Кобург отправилось 800 штурмовиков, возглавляемых практически всеми лидерами НСДАП. Двухдневное пребывание мюнхенских фашистов в этом городе было цепью схваток с рабочими, вызывавшихся наглыми провокациями штурмовиков. Неудивительно, что, когда они появлялись на улицах, вслед им, даже по их собственному признанию, неслись возмущенные крики: «Убийцы!», «Бандиты!», «Разбойники!», «Предатели!». Население в своей массе было настроено так, что «гости» были бы точно разгромлены и выкинуты за пределы Кобурга, если бы не вмешательство полиции. Как пишет один из участников «похода» на Кобург, «большая часть их (полицейских. — Л.Г.) стала на нашу сторону, и мы одержали верх». При попустительстве полиции фашисты нанесли серьезные повреждения помещениям рабочих организаций. Эти события стали предметом острых дебатов в баварском ландтаге, но фашистов взял под защиту лидер Баварской народной партии Ф. Шефер (в послевоенные годы ближайший сотрудник Аденауэра, длительное время занимавший пост министра финансов ФРГ); он заявил, что нацисты лишь несколько больше, чем следовало, использовали свое физическое превосходство, и требовал наказания железнодорожников, отказывавшихся вести поезд.

В ряде других земель обстановка, казалось, более благоприятствовала противникам фашизма. Так, в Геппингене (Вюртемберг), где нацисты в декабре 1922 г. пытались повторить свой кобургский «успех», их ожидала неудача. Фашистский митинг был сорван возмущенными рабочими, а применение нацистами огнестрельного оружия вызвало соответствующий отпор со стороны пролетариев Геппингена. В таких случаях на помощь фашистам приходили судьи. Нацистские провокаторы, орудовавшие в Геппингене, были оправданы, а их противники, вынужденные прибегнуть к самообороне, осуждены. Апелляция в имперский суд привела лишь к подтверждению приговора. Примерно в то же время имперский суд рассматривал запрет нацистской партии, декретированный правительством Бадена в связи с систематической травлей этой партией еврейской части населения Германии, что противоречило республиканской конституции. Запрет был отменен, ибо, по мнению членов высшего судебного органа республики, только монархистских и антисемитских тенденций было недостаточно для закрытия партии.

И все же разнузданный характер деятельности нацистов и их единомышленников из других реакционных организаций, их непосредственные связи с такими преступлениями, как убийства Эрцбергера и Ратенау, вызвавшими невиданную по размаху волну протеста не только со стороны немецкого пролетариата, но и со стороны всех демократически настроенных слоев населения, побудили власти ряда земель к более категорическим действиям против НСДАП. Это обусловливалось и тем, что в течении 1922 гг. нацисты усилили свою активность за пределами Баварии. Общественное мнение было резко настроено против фашизма, под каким бы названием он ни маскировался, и там, где социал-демократы находились у власти, они не могли, не учитывать эти настроения.

В ноябре 1922 г. НСДАП была запрещена в Пруссии, т.е. на значительной части Германии. За этим последовали запреты также в Гамбурге, Саксонии, Тюрингии, Мекленбург-Шверине. Несмотря на противодействие имперского суда, баденское правительство вновь распустило НСДАП. Его примеру в дальнейшем последовали Гессен, Брауншвейг, Шаумбург-Липпе. Но запрет не был всеобщим. Помимо Баварии, нацисты сохранили свободу деятельности в Вюртемберге (здесь они были с июля 1921 г.) и некоторых других местах. Но дело не только в этом: и в тех землях, где НСДАП была запрещена, власти смотрели сквозь пальцы на возникновение организаций, призванных заменить ее под формально другим названием, но выступавших примерно с тех же позиций. Наиболее заметной из них была так называемая «Партия свободы», созданная в декабре 1992 г. и объединившая правых реакционеров «прежнего образца», обозначаемых труднопереводимым немецким термином фёлькише [1]. Достаточно сказать, что такой «специалист» в этой области, как генерал Людендорф, в ответ на вопрос, каково содержание слова фёлькише, ответил: «Я должен признаться, что не могу дать необходимого объяснения». В другой раз Людендорф заявил: «Понять, что такое фёлькише, можно только сердцем, но оно не у каждого есть». Главным оплотом этой партии был Мекленбург, но она распространилась по всей Северной Германии.