Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Гинцберг Лев Израилевич. Страница 74

Но, как подчеркивала демократическая пресса, включение нацистов в правительство вовсе не было снято с повестки дня, а лишь отложено. Углубление политических противоречий толкало власть имущих к тому, чтобы все-таки привлечь фашистов к управлению государственными делами. «Для пролетариата, — писала газета «Роте фане» 14 августа, — такое развитие событий создает не меньшие опасности, чем если бы Гитлеру был уже поручен пост канцлера». Необходима была неусыпная бдительность ко всем проискам реакции.

Открытие вновь избранного рейхстага 30 августа 1932 г. ознаменовалось ярким событием — выступлением Клары Цеткин, являвшейся старейшим депутатом. Еще за некоторое время до этого буржуазная пресса во главе с фашистами начала разнузданную травлю старейшей германской революционерки, пытаясь запугать ее. Но К. Цеткин не побоялась угроз и, превозмогая болезнь, выполнила свой долг. Стоя лицом к лицу с фашистами, она произнесла мужественную речь, в которой обрисовала положение в стране и выразила глубокую убежденность в победе над фашистским варварством и одичанием. «Веление времени, — сказала К. Цеткин, — это единый фронт всех трудящихся, призванный отбросить фашизм и тем самым сохранить организации угнетенных и эксплуатируемых, в конечном же счете — физическое существование последних. Перед лицом этой настоятельной исторической необходимости должны отойти на задний план все сковывающие и разделяющие факторы — политические, профсоюзные, религиозные и мировоззренческие». Даже ярые ненавистники, составлявшие большую часть аудитории, не посмели помешать старому революционному бойцу провозгласить с трибуны рейхстага слово правды.

Спустя пять дней, 4 сентября, правительство опубликовало новый чрезвычайный декрет, наиболее далеко идущий из всех, изданных в годы экономического кризиса. Во-первых, он выполнял одно из самых давних и самых неприемлемых для рабочего класса требований монополистов — ликвидировал тарифную систему зарплаты, которая предусматривала единые ставки в каждой отрасли производства. Далее декрет разрешал снижать зарплату в таких отраслях или даже на отдельных предприятиях, которые находились в особенно «тяжелом положении», чем допускался самый широкий произвол. Предусматривалось снижение зарплаты и иным путем — при принятии на предприятие новых рабочих сумма зарплаты не должна была повышаться. По некоторым подсчетам, на плечи рабочих взвалили новое колоссальное бремя в 3,3 млрд марок. Одновременно вводилась особая премия для предпринимателей: за каждого вновь принятого человека заводчик получал 400 марок. Еще более выгодной для предпринимателей была статья, предусматривавшая снижение налога на капитал и оборот.

Чуть ли не на следующий день началось еще невиданное, даже в условиях экономического кризиса, наступление предпринимателей на нищий жизненный уровень трудящихся. Но чрезвычайный декрет оказался каплей, переполнившей чашу терпения многих пролетариев, которые прислушивались раньше к пропаганде реформистских лидеров о «необходимости» воздержаться от борьбы. В 1931 г. количество участников забастовок упало с 234,5 тыс. до 177,6 тыс., число потерянных в результате приостановки работы человеко-дней составило всего 1939 тыс. против 4489 тыс. в 1929 г.

Понадобился суровый опыт антирабочих законов Брюнинга и профашистских мероприятий Папена, чтобы сотни тысяч колеблющихся и инертных пролетариев начали понимать, что дело идет о самом их существовании. В этом отношении чрезвычайный декрет от 4 сентября не оставлял никаких сомнений, и неудивительно, что на следующий день после его опубликования наступил определенный перелом в ходе забастовочного движения, особенно когда речь шла о сравнительно мелких или средних по величине предприятиях.

Настроение рабочих повсюду было боевое. На заводах и фабриках Берлина проходили митинги, где принимались решения объявить забастовку в случае снижения заработной платы. Этих решений кое-где оказалось достаточно, чтобы заставить владельцев сохранить прежние ставки. Таких предприятий насчитывалось около 80.

Осуществить грабительские требования монополий на деле оказалось неизмеримо труднее, чем на бумаге. Мощный отпор пролетариата (даже несмотря на то что большинство крупных предприятий не было охвачено стачечной волной) безусловно провалил правительственную программу (после отставки Папена от нее пришлось отказаться и формально).

Множились симптомы определенного перелома в ходе политической борьбы. А это в свою очередь вело к изменениям в соотношении сил на политической арене. «Возросшая активность пролетариата — писал позднее В. Пик, — увеличила его притягательную силу для остальных слоев трудящихся и привела к тому, что подъем гитлеровского движения сменился застоем и даже, впервые, серьезным попятным движением».

Как обычно, это особенно явно проявилось среди коричневорубашечников, крайне недовольных неопределенностью положения, неуверенностью в том, придет ли когда-нибудь фашистская партия к власти. А после 13 августа перспективы такого прихода казались значительно уменьшившимися. Печать сообщала о многочисленных фактах брожения в штурмовых отрядах. Так, в начале сентября из отряда № 31 в Альтоне ушел 21 человек. В Кёльне нацистам пришлось распустить взбунтовавшийся отряд района Альштадт. Вскоре, по признанию общегерманского командования CA, было распущено еще четыре отряда — в Эшвейлере, Ганновере, Берлине и Кенигсберге. В Крефельде (Нижний Рейн) дело дошло до побоища между штурмовиками и эсэсовцами. Брожение среди сторонников нацистской партии происходило и в других городах, причем кое-где оно вело к весьма неприятным для нацистов результатам; в Вуппертале, например, 18 штурмовиков перешли в «Союз борьбы против фашизма». Именно этого больше всего боялась верхушка нацистов и те, кто их поддерживал.

Главари НСДАП в демагогических целях стремились использовать возмущение народных масс политикой Папена. Они не видели более необходимости в сохранении у власти правительства, с которым им не удалось договориться. Отсюда и тактика нацистов во время заседания 12 сентября — последнего в краткой истории рейхстага, избранного лишь 31 июля. Сразу же после открытия заседания состоялось голосование вотума недоверия правительству. Результаты были для Папена и его клики сокрушительными: за правительство — 42 голоса, против 530. В ответ Папен распустил рейхстаг. Новые выборы были назначены на 6 ноября.

С нарастающим успехом проходила избирательная кампания КПГ, свидетельствуя о том, что партия завоевывает много новых сторонников. Коммунисты вели активную борьбу против подготовки реваншистской войны, шовинизма и человеконенавистничества фашистов и их покровителей. Лозунг этой борьбы был таков: «Фашизм — это война!»

В начале ноября предвыборная борьба обострилась благодаря событию, всколыхнувшему всех жителей Берлина. Назрел конфликт на одном из крупнейших предприятий — Берлинской транспортной компании, где было занято 28 тыс. рабочих; от ее бесперебойной работы зависела вся жизнь столицы. С мая 1931 г. заработная плата снижалась здесь 5 раз, а теперь предстояло новое снижение.

Утром 3 ноября берлинцы, выйдя на улицу, не увидели ни трамваев, ни автобусов. Перед всеми депо были выставлены забастовочные пикеты. Стачка транспортников, ставшая одним из важнейших событий классовой борьбы этих лет в Германии, охватила самый большой город страны.

В своем развитии она не могла не принять особенной остроты именно как политическое выступление: ведь ареной борьбы была резиденция реакционного правительства, которое считало себя безусловно хозяином положения и только три месяца назад торжествовало бескровную победу над берлинскими рабочими. А теперь вся жизнь в столице была дезорганизована, и попытки полиции наладить какое-то подобие движения кончались провалом. В первый день стачки было арестовано 420 человек, в один из последующих — более 1000. Но транспортники не дали себя запугать. Они ощущали солидарность трудящихся всей Германии, оказавших им материальную и моральную поддержку.