Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Бжезинский Збигнев Казимеж. Страница 22

Французские испытания еще больше ослабили политическую поддержку в Конгрессе усилий администрации Клинтона ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, который администрация считала существенной частью системы одобренных на международном уровне мероприятий против распространения ядерных вооружении. В ходе желчных и все более однопартийных дебатов Конгресс США неожиданно отклонил законопроект о ратификации Договора, усилив за границей представление о том, что американские попытки добиться нераспространения мотивированы главным образом монополистическими соображениями.

В этом контексте Индия и Пакистан сочли себя вправе завести собственные ядерные арсеналы. Еще в 1993 году администрация США осознала, что проводимая ею политика односторонних санкций против Пакистана неэффективна. Предоставив Индии свободу осуществлять свои ядерные программы, санкции вынудили пакистанское правительство ответить таким же образом, и в то же время санкции, направленные исключительно против Пакистана, нанесли ущерб другим американским интересам в регионе (особенно американо-пакистанскому сотрудничеству в ликвидации послевоенной смуты в Афганистане).

Таким образом, к 1997 году в мире появились еще две ядерные державы, несмотря на настойчивые, но совершенно очевидно безуспешные усилия США воспрепятствовать этому. Осенью премьер-министр Пакистана официально заявил, что «ядерные возможности Пакистана стали свершившимся фактом». В начале следующего гида Пакистан осуществил пробный запуск своей баллистической ракеты дальнего действия, способной нести ядерную боеголовку, что снова привело к введению в отношении Пакистана американских санкций. В мае Индия в ответ провела пять испытаний ядерного оружия, одно из которых совершенно определенно было термоядерным. Через две недели Пакистан ответил шестью подземными ядерными взрывами. В связи с этим Соединенные Штаты, Япония и несколько других стран заявили о намерении ввести более строгие санкции, но было уже поздно; в эксклюзивном ядерном клубе, в котором до недавнего времени состояло пять стран, появилось два новых члена.

Явные успехи Индии и Пакистана и скрытый успех Северной Кореи явились заразительным примером для Ирана. В течение 90-х годов в основном под давлением Конгресса, подстрекаемого израильским лобби, Соединенные Штаты приняли серию законодательных актов, направленных в первую очередь против Ирана, что воспрепятствовало серьезному американо-иранскому диалогу. Закон 1995 года о нефтяных санкциях в отношении Ирана, предусматривавший дополнительные нефтяные и торговые санкции, принятый почти сразу за одобрением весьма жесткого закона о санкциях против Ирана и Ливии, сделал для администрации Клинтона практически невозможным реагировать на жесты (хотя и неясные), которые время от времени шли с иранской стороны, к налаживанию более конструктивного диалога с Соединенными Штатами. Трудно сказать, мог бы такой диалог помешать Ирану предпринимать усилия к осуществлению ядерной программы, но вполне разумно заключить, что иранцы находились под впечатлением успеха своих восточных соседей. Во всяком случае, ясно, что ядерная программа Ирана, начатая за много лет до этого, еще при шахе, и на самом раннем этапе при помощи французов и, возможно, даже Израиля, станет главным яблоком раздора в американо-иранских отношениях.

Неудачная попытка сдержать распространение ядерного оружия на Дальнем Востоке и в Южной Азии явилась отрезвляющим уроком. Без односторонней военной акции, со всеми ее непредсказуемыми последствиями, даже единственная сверхдержава в мире оказалась не в состоянии одна убедить страну, твердо решившую иметь ядерное оружие, отказаться от осуществления ее планов. Успешные превентивные усилия потребовали бы заблаговременной концентрации внимания на проблеме решительных и скоординированных действий других заинтересованных стран и быстрого создания программы, включающей как стимулы к самоограничению, так и риск слишком серьезных последствий в случае продолжения попытки овладеть ядерным оружием. На ранней стадии в опьяняющие дни американского одностороннего превосходства было легко игнорировать только еще начинавшую нарождаться тенденцию к распространению ядерного оружия, находясь в уверенности, что самой угрозы ответных действий США будет достаточно, чтобы ее пресечь. Урок, завещанный наследникам администрации Клинтона, состоял в том, что даже при огромной асимметрии силовых потенциалов Соединенных Штатов и страны, претендующей на роль ядерной державы, единственной альтернативой военной акции может быть подлинное международное сотрудничество, организованное по крайней мере в региональном масштабе уже на ранней стадии ядерного вызова.

Третий вариант возможного конструктивного укрепления глобальной безопасности и сотрудничества в период после холодной войны появился в Европе. Конец разделения Европы означал, что американо-европейское партнерство могло бы теперь подняться на новый уровень и приобрести действительно великое глобальное значение. Реализация такой возможности предполагала экономическую и политическую интеграцию всех стран Европы с одновременной мобилизацией влияния Атлантического сообщества для решения общих глобальных проблем.

Внезапный конец разделения Европы привел к возникновению у посткоммунистических государств, вновь ставших свободными, страстного желания стать неотъемлемыми и, сверх того, надежно защищенными членами Атлантического сообщества. Для того чтобы дать ответ на эту дилемму, Клинтону потребовалось несколько лет, но в конце концов она стала наиболее конструктивной и весомой частью его внешнеполитического наследия. Пересекающиеся реальности альянса НАТО, объединившего двадцать семь стран (из них двадцать пять европейских). и двадцати пяти стран, объединенных в Европейском Союзе означают, что старый лозунг «трансатлантического партнерства» наконец приобрел реальное содержание. Это партнерство создало потенциал для того, чтобы влить политическую жизненную энергию в постоянные усилия, направленные на формирование мировой системы с более высокой степенью сотрудничества.

Катализатором обновления альянса стало расширение НАТО Сначала это казалось отдаленной перспективой. Войска России все еще находились в центре Европы, даже когда центрально европейские страны (до этого их обычно называли восточноевропейскими) быстро переориентировались на Запад. Последние военные части бывшего Советского Союза ушли из Польши в сентябре 1993 года, спустя несколько лет после воссоединения Германии, и до лета 1994 года оставались в балтийских республиках. До этого времени любые официальные обсуждения вопроса о расширении НАТО были преждевременными, хотя некоторые официальные лица в Госдепартаменте Клинтона начали продвигать эту идею раньше. Однако на более высоком уровне администрация продолжала считаться с российской чувствительностью. И тем не менее некоторые стратегические мыслители вне департамента открыто говорили о расширении НАТО как логичном и необходимом действии, которое укрепило бы новую политическую реальность Европы.

Поразительно то, что, когда президент Валенса выразил желание Польши стать членом НАТО, реакция российского президента Ельцина была положительной. Во время своего визита в Варшаву в августе 1993 года, с еще не выведенными войсками из Восточной Германии, Ельцин публично заявил, что не считает такую перспективу противоречащей интересам России. Главные советники Клинтона по российским делам, так же как и его государственный секретарь, однако, призывали к осторожности. Поэтому в течение примерно еще года усилия США концентрировались на широком «подготовке» к расширению НАТО, не без лукавства именовавшейся «Партнерством ради мира», достоинство которого состояло в том, что оно делало расширенно более вероятным, откладывая в то же время решение о его начале. Между тем отношение России изменилось, она перешла на позицию открытого противостояния, и к концу 1994 года Клинтон должен был заверить Ельцина в том, что будет соблюдено тройное «нет»: не будет неожиданностей, не будет спешки и не будет исключения России.