Приди, рассвет - Дрейк Шеннон. Страница 25

Даро шагал по коридору быстро и уверенно. Подойдя к алькову, он осмотрелся и, удостоверившись в отсутствии опасности, юркнул за шпалеры. Здесь он едва слышно произнес заветное имя:

– Энн?

– Даро! – шепотом откликнулась Энн и тут же оказалась в его объятиях. Он знал, что сейчас они одни, и позволил себе некоторое время просто постоять, прижимая Энн к себе и ощущая тепло ее тела, прикасаясь губами к ее губам. Чувства, которые он испытывал к ней, изумляли и поражали Даро. Он за свою жизнь познал многих женщин – и достойных, и не слишком. Ему были известны трюки проституток по меньшей мере десятка стран. Их услуги стоили дешево, и, чтобы выжить, проститутки были готовы на все. Даро не подозревал, что можно ощущать подобный трепет, когда обнимаешь женщину, что женщина – это гораздо больше, чем простое соитие, что можно не спать ночью и думать о запахе ее волос, блеске глаз, звуках голоса, о взгляде, который она бросила на тебя при прощании.

Даро чувствовал, как колотится у него сердце. Энн подскочила к нему так быстро, с такой готовностью. На первых порах они ничего не могли сказать и только шепотом произносили имена друг друга. Вкус ее губ, огонь поцелуев сделали свое дело, и оба зашуршали, одеждой. Даро приподнял Энн, и она ногами обвила его бедра. Не было времени для нежной игры, а риск быть обнаруженными лишь усиливал желание обоих. Запретный плод кажется еще слаще и приятнее. Даро прислонил Энн спиной к стене, она крепко обхватила его своими длинными ногами и впилась зубами ему в плечо, чтобы не кричать, когда он входил в нее, а затем начал энергично двигать бедрами. Она дрожала всем телом, однако отвечала ему не менее энергичными встречными толчками. Энн еще глубже впилась зубами в плечо, когда, сильно толкнувшись напоследок, Даро стал изливать горячее семя в ее лоно. Это мгновенно спровоцировало ее разрядку, и любовники забились в сладостных судорогах. Затем Энн бессильно прислонилась к Даро, и они на некоторое время замерли, наслаждаясь покоем и теплом объятий. У Даро было сильнее развито чувство времени, он быстрее воспламенялся и быстрее приходил в себя. Он опустил Энн на пол, поправил па ней и на себе одежду, а затем она снова оказалась в его объятиях и взволнованно зашептала:

– Боже мой, Даро, я не знаю, что нам делать! Я не смогу этого вынести! Должен же быть какой-то выход...

– Чего ты не можешь вынести? – перебил ее Даро, не понимая, что могло произойти после того, как они урвали для себя несколько мгновений по окончании одного из последних торжественных обедов. Тогда они говорили о женитьбе, о том, как лучше представить дело дяде – ее опекуну и всей семье. И Энн была убеждена, что не встретит особого противодействия. Ее, внучку ярла, после смерти отца воспитывали брат матери и отчим. Она не относилась к числу наследниц с землей, но мать сберегла для нее кое-что из золота викингов и оставленные отцом кельтские реликвии, что могло служить вполне достойным приданым, когда подойдет время свадьбы.

Не разжимая объятий, Энн заглянула ему в глаза.

– Даро, они решили, что меня нужно отдать в монахини.

– Погоди! Кто – они? Откуда все это взялось? Никогда не было разговора о том, чтобы ты постриглась в монахини. Что произошло? – сердито спросил Даро. Он хотел немедленно обратиться к королю, чтобы попросить руки Энн, а теперь вдруг возникла необходимость говорить вначале с ее родней, которая, конечно же, не позволит ей выйти замуж за викинга, если он не убедит их, что не собирается снова выходить в море и что он такой же оседлый человек, как и всякий, кто считает Шотландию своим домом.

– У меня не было ни малейшей возможности кому-нибудь что-то объяснить. Падрик пришел ко мне и заявил, что намерен распорядиться о том, чтобы я пошла в монастырь и что мое наследство, отданное церкви, поможет искупить грехи, причиненные во время набегов. Падрик ненавидит викингов – всех викингов, будь они датчане, норвежцы или шведы. Он считает, что кровь отца, которая течет в моих жилах, делает меня дикой и что чем дольше я буду жить без ежедневных молитв и раскаяния, тем все большей опасности подвергается моя душа. Я могу также запятнать доброе имя семьи матери, то есть семьи Падрика. У меня не было возможности сказать кому-то хотя бы слово. Если бы я могла переговорить с Майклом... но он выполняет поручение короля. Он бы понял, он говорит, что человек достоин доверия в зависимости от того, каковы его убеждения, а не от того, где он родился. Падрик заявил, что разговаривал с королем, и будто бы король согласился с тем, что кровь викинга несет опасность. Давид тоже опасается викингов.

– Они не посмеют командовать нами! Мы убежим, – заявил Даро.

Энн тяжело вздохнула и печально покачала головой.

– Даро, мы не можем этого сделать. Войско короля бросится в погоню, и у тебя не хватит сил его одолеть.

– Мы можем убежать очень далеко. На остров, если нужно – в Норвегию.

– Ой, Даро! – Энн дотронулась до его лица и снова покачала головой. – Я люблю тебя. Я не позволю тебе это сделать. Я знаю, как много для тебя значит эта земля. Ты не хочешь воевать против короля...

– Мне незачем с ним воевать! Моим братом был Адин, его уважали и ему доверяли.

Энн вдруг ахнула.

– Господи, Даро... совсем забыла...

– Что такое?

– Меллиора находится сейчас здесь, она в беде. Она сказала, что ее собираются выдать за норманнского лэрда, хотя я слышала, что в мужья ей предназначен Уорик, лэрд Лайэн. Возможно, это действительно лэрд Лайэн, а она просто думает, что он – норманн. Так или иначе, она пыталась убежать из крепости. И была поймана. Точнее, сдалась людям короля. Она просила передать, что нуждается в тебе.

Даро опустил голову и на мгновение закрыл глаза. Будь они все прокляты! Будь проклят король, будь проклято все лицемерное семейство Энн!

У шотландцев сохранилось немало варварских обычаев – даже наиболее «цивилизованные» шотландцы и англичане прибегали к самым суровым наказаниям. И его подвергают осуждению и проклятию за то, что он викинг. Дядя шотландец намерен диктовать Энн, как ей жить, а король хочет использовать ее как пешку. Вполне вероятно, что Меллиора не знала лэрда Лайэна, поскольку редко сопровождала Адина, когда тот бывал приглашен ко двору. Она предпочитала принимать гостей на Голубом острове. Если король захотел щедро одарить своего выдающегося сподвижника, то Меллиора и ее остров будут отличным подарком.

Даро не питал никакой неприязни к Уорику. Он нередко бывал с ним в походах и вместе сражался. Но если его, Даро, и вообще викингов будут рассматривать как париев, то будь он проклят, если не встанет на защиту собственной племянницы и единственного ребенка Адина. Тем более что у многих верных и преданных Шотландии людей течет в жилах кровь викингов.

– Куда они заточили Меллиору? – спросил Даро.

Энн обеспокоено заглянула ему в глаза.

– Она сказала, что не хочет смертей. Она просит помощи, но говорит, что ты должен быть очень осторожным. Она не хочет рисковать твоей жизнью и твоим будущим.

– Ты знаешь, куда ее отвели?

Энн покачала головой:

– Нет. Я слышала голос сэра Гарри, затем голос другого мужчины. Они говорили, что ее нужно отвести не к королю, а к лэрду.

– В покои Уорика. Они отвели ее туда, – уверенно сказал Даро.

– Ее наверняка строго охраняют, – заметила Энн.

– На ее двери будет засов, а неподалеку находится один страж, который должен поднять тревогу в случае ее побега. А убежать ей едва ли удастся, по крайней мере без чьей-либо помощи.

– Даро, – мягко сказала Энн, – если ты ей поможешь, то станешь врагом короля. И у нас не останется надежды...

– Похоже, у нас и без того нет надежды. Но если я захвачу племянницу, а у короля есть на нее свои планы, то тогда у нас появится возможность для переговоров.

– Ты хочешь использовать ее, как это собирается сделать и король, – с горечью проговорила Энн.

– Совсем не так, как король. Она дочь моего брата. И попросила меня о помощи, потому что знает, что я ее защищу.