Взаимопомощь как фактор эволюции - Кропоткин Петр Алексеевич. Страница 39

Вышеуказанные две главные черты встречаются в каждом из братств, основанных для какой бы то ни было цели. Во всех случаях члены именно так относились друг к другу и называли друг друга братьями и сестрами; [208] в гильдии все были равны. Гильдии сообща владели некоторою собственностью (скотом, землёй, зданиями, церквами или «общими сбережениями»). Все братья клялись позабыть все прежние родовые столкновения из-за кровавой мести; и, не налагая друг на друга невыполнимого обязательства никогда больше не ссориться, они вступали в соглашение, чтобы ссора никогда не переходила в семейную вражду, со всеми последствиями родовой мести, и чтобы за разрешением ссор братья не обращались ни к какому иному суду, кроме гильдейского суда самих братьев. В случае же, если брат вовлекался в ссору с посторонним для гильдии лицом, то братья были обязаны поддерживать брата, во что бы то ни стало; был ли он справедливо или несправедливо обвинён в нанесении обиды, братья должны были оказать ему поддержку и стараться довести дело до миролюбивого решения. Если только насилие, совершённое братом, не было тайным — в последнем случае он был бы вне закона — братство стояло за него. [209] Если родственники обиженного человека хотели немедленно мстить обидчику новым нападением, то братство снабжало его лошадью для побега, или же лодкой, парой вёсел, ножом и сталью для высекания огня; если он оставался в городе, его повсюду сопровождали для охраны двенадцать братьев; а тем временем, братство всячески старалось устроить примирение (composition). Когда дело доходило до суда, братья шли в суд, чтобы клятвенно подтвердить правдивость показаний обвиняемого; если же суд находил его виновным, они не давали ему впасть в полное разорение или попасть в рабство, вследствие невозможности уплатить присужденную виру: они все участвовали в уплате виры, совершенно так же, как это делал в древности весь род. Только в том случае, если брат обманывал доверие своих собратьев по гильдии или даже других лиц, он изгонялся из братства «с именем негодного» (tha scal han maeles af brodrescap met nidings nafh). [210]

Таковы были руководящие идеи этих братств, которые постепенно распространялись на всю средневековую жизнь. Действительно, нам известны гильдии, возникавшие среди людей всех возможных профессий: гильдии рабов, [211] гильдии свободных граждан и гильдии смешанные, состоявшие из рабов и свободных граждан; гильдии, организованные для специальных целей — охоты, рыбной ловли или данной торговой экспедиции, распадавшиеся, когда специальная цель была достигнута, и гильдии, существовавшие в течение столетий, в данном ремесле или отрасли торговли. И по мере того, как жизнь выдвигала всё большее и большее разнообразие целей, соответственно росло и разнообразие гильдий. Вследствие этого, не только торговцы, ремесленники, охотники и крестьяне объединялись в гильдии, но мы находим гильдии священников, живописцев, учителей в народных школах и в университетах, гильдии для сценической постановки «Страстей Господних», для постройки церкви, для развития «мистерии» данной школы искусства или ремесла, гильдии для специальных развлечений — даже гильдии нищих, палачей и проституток, причём все эти гильдии были организованы по тому же двойному принципу собственной юрисдикции и взаимной поддержки. [212] Что же касается до России, то мы имеем положительные свидетельства, указывающие, что самое дело созидания России было настолько же делом рыболовных, охотничьих и промышленных артелей, сколько и результатом почкования деревенских общин. Вплоть до настоящего дня Россия покрыта артелями. [213]

Уже из вышеприведённых замечаний видно, насколько ошибочен был взгляд ранних исследователей гильдий, когда они считали сущностью этого учреждения годовое празднество, обыкновенно устраиваемое гильдией. В действительности, общая трапеза всегда бывала в самый день, или на другой день после того, когда происходило избрание старшин, обсуждение нужных изменений в уставах и очень часто обсуждение тех ссор, которые возникали между братьями; [214] наконец в этот день иногда возобновляли присягу на верность гильдии. Общая трапеза, подобно пиру на древнем родовом мирском сходе, — mahl или malum, — или бурятской «аба», или приходскому празднику и пиру по окончании жатвы, служила просто для утверждения братства. Она символизировала те времена, когда всё было в общем владении рода. В этот день, по крайней мере, всё принадлежало всем; все садились за один и тот же стол, всем подавалась одна и та же пища. Даже в гораздо более поздний период обитатели богадельни одной из Лондонских гильдий садились в этот день за общий стол, рядом с богатым альдерменом. Что же касается до различия, которое некоторые исследователи пытались установить между старыми саксонскими «гильдиями миролюбия» (frith guild) и так называемыми «общительными» или «религиозными» гильдиями, то относительно этого можно сказать, что все они были гильдиями миролюбия в вышеуказанном смысле, [215] и все они были религиозны в том смысле, в каком деревенская община или город, поставлены под покровительство специального святого, являются социальными и религиозными. Если институция гильдий получила такое обширное распространение в Азии, Африке и Европе, если она просуществовала тысячелетия, снова и снова возникая всякий раз, когда сходные условия вызывали её к жизни, то это объясняется тем, что гильдия представляла собою нечто гораздо большее, чем простая ассоциация для совместной еды, или для хождения в церковь в известный день, или для устройства похорон на общий счёт. Она отвечала глубоко-вкоренной потребности человеческой природы; и она совмещала в себе все те атрибуты, которые впоследствии государство присвоило своей бюрократии и полиции и ещё многое другое. Гильдия была ассоциацией для взаимной поддержки, «делом и советом», во всех обстоятельствах и во всех случайностях жизни; и она была организацией для утверждения правосудия, с тем, однако, отличием в данном отношении от государства, что в дело суда она вводила человеческий, братский элемент, вместо элемента формального, являющегося существенной характерной чертой государственного вмешательства. Даже, когда он появлялся пред гильдейским судом, гильдейский брат был судим людьми, которые знали его хорошо, стояли с ним рядом при совместной работе, сидели не раз за общей трапезой и вместе исполняли всякие братские обязанности: он отвечал пред людьми равными ему и действительными братьями, а не пред теоретиками закона, или защитниками чьих-то иных интересов. [216]

Очевидно, что учреждение, так прекрасно приспособленное для удовлетворения нужд единения, не лишая притом индивидуума его инициативы, должно было расширяться, расти и укрепляться. Затруднение было только в том, чтобы найти такую форму, которая позволяла бы союзам гильдий федерироваться между собою, не входя в столкновение с союзами деревенских общин, и объединяла бы те и другие в одно гармоническое целое. И когда подобная форма комбинации была найдена — в свободном городе, — и ряд благоприятных обстоятельств дал городам возможность заявить и утвердить свою независимость, они выполнили это с таким единством мысли, которое может вызвать удивление, даже в наш век железных дорог, телеграфов и прессы. Сотни хартий, которыми города утвердили акт своего объединения, дошли до нас, и во всех этих хартиях утверждаются одни и те же руководящие идеи, — несмотря на бесконечное разнообразие потребностей, зависевших от большей или меньшей полноты освобождения. Везде город организовывался, как двойная федерация — небольших деревенских общин и гильдий.