История германского фашизма - Гейден Конрад. Страница 39

Вторым мероприятием Кара был захват баварской дивизии рейхсвера. Повод к этому подала злосчастная позиция Лоссова в вопросе об осадном положении в Баварии и Германии. На основании осадного положения, объявленного имперским правительством, Лоссову принадлежала высшая исполнительная власть в Баварии; конечно, Кар не признавал этого и требовал этой власти для себя на основании баварского осадного положения. Колеблющийся Лоссов, попавший в политику, как кур во щип, повиновался Кару как власти, находившейся в его непосредственной близости — в Мюнхене. Когда он отказался запретить по приказу из Берлина «Фелькишер беобахтер», возник открытый конфликт. После этого последовал приказ о снятии Лоссова. Но баварское правительство не признало этого приказа, устраняющего угодного ему генерала, и освободило седьмую дивизию от подчинения главному командованию в Берлине. Это было нарушением конституции, мятежом и фактически своего рода войной против Берлина. Бавария вооружалась, мобилизуя все свои ресурсы, людские и финансовые; причем неизвестны были ни день мобилизации, ни пути ее, ни цели.

В бесконечных переговорах тех дней между баварскими заправилами, лидерами «Боевого союза» и гостями из северной Германии обсуждались следующие возможности.

Империя развалится, средняя Германия станет большевистской, Западная Германия отложится — что последует за этим? В Рейнской области объявлена была 26 октября «Рейнская республика», однако в общем управление продолжало оставаться в руках старой администрации; Пфальц собирался отпасть от Баварии, имперский министр внутренних дел Яррес готов был отказаться от Рейнской области; в Гамбурге 22 октября вспыхнуло кровавое коммунистическое восстание, продолжавшееся несколько дней. При таких обстоятельствах не должна ли была Бавария ожидать самого худшего и подумать о себе? Красной нитью во всех совещаниях того времени проходят намеки на «отделение». Их старательно избегали конкретизировать. Но в одно прекрасное утро они могли стать фактом. Впрочем, все участники искренне стремились не допустить этого.

Второй возможностью было выступление черного рейхсвера в Берлине и вокруг столицы и присоединение к нему Баварии; 1 октября вспыхнул так называемый Кюстринский путч майора Бухрукера. [78] Это была изолированная, преждевременная и безрезультатная попытка, отдельная вылазка, но она свидетельствовала о боевой готовности всего фронта. Конечно, добровольцы могли добиться чего-либо только в совместном выступлении с рейхсвером. В конце сентября, немедленно после провозглашения осадного положения, Клас явился к генералу фон Секту и склонял его к государственному перевороту; ему пришлось уйти несолоно хлебавши. Старый юрист Клас доказывал Секту, что в условиях осадного положения он может совершить переворот собственно вполне «легально». Но у Секта были свои планы: директория, но без потрясения государственной власти; законная власть должна была перейти к рейхсверу, при котором образовывается совет из специалистов. Благоговение немцев перед специалистами еще раз принесло свои плоды — на сей раз это были специалисты-хозяйственники. Казалось, что если заручиться содействием господ Мину, [79] Витфельдта и фон Гайля, [80] то дело в шляпе. В то время Германия все еще страдала от голода, и очень распространено было мнение, что в недостаточном снабжении виновата только плохая администрация.

Лоссов, надеявшийся, несмотря на переворот, на примирение с Сектом, изложил эти проекты Гитлеру, снова ставшему в то время его частым гостем. Народный трибун кипел негодованием и издевался: неужели выдумаете, что крестьяне понесут своих кур и яйца в город, потому что там будет сидеть национальное правительство? Ждать «господ с севера» — это значит трусливо складывать руки, это будет началом конца. Вы никогда не найдете там таких людей по той простой причине, что они не существуют. Берлинцы так же бесплодны, как и мюнхенцы. На сей раз Гитлер был снова прав. Но Лоссов не мог, подобно мюнхенцам, принимавшим генералов и крупных промышленников севера за специалистов революции, поверить, что берлинцы так же слепо возложат все надежды спасения Германии на кудесника Кара.

Гитлер считал, что эти специалисты имеются только в Баварии. Это была третья возможность. Кто же они? В первую очередь — Людендорф. Рейхсвер, доказывал Гитлер, ни за что не будет стрелять, если на пути в Берлин к нему выйдет Людендорф. Возможно, что генералы отдадут приказ стрелять, так как они цепляются за свои теплые местечки. Но приказ не будет исполнен, так как все офицеры в чине майора в ниже горячо стоят за Людендорфа. Что же касается политического руководства, то «я не желаю скромничать в деле, в котором, насколько мне известно, я понимаю толк», — так буквально выразился Гитлер. Он сам желал быть политическим диктатором. Программа? «Надо только вступить в управление страной, а программа уже явится». Лоссов был совершенно подавлен.

Людендорф тоже не верил в «мифических господ с севера». Если Лоссов одно время надеялся перетянуть к себе берлинского командира рейхсвера генерала фон Берендта, то Людендорф только и грезил о том, как он выйдет к рейхсверу, как некогда Наполеон к гренобльским канонирам, и как тогда разлетится вдребезги все величие республиканских генералов. В этом пункте он сходился с Гитлером. Но перед посторонними он порой постыдно отказывался от солидарности с Гитлером. В начале ноября один из лидеров силезского ландбунда доказывал им обоим, что без северо-германского рейхсвера ничего не удастся сделать. Гитлер хотел резко оборвать его, но Людендорф призвал Гитлера к порядку: «Да нет же, Гитлер, г-н майор вполне прав», — в этот момент оба дворянчика из Восточной Пруссии нашли общий язык и южногерманскому барабанщику пришлось замолчать.

Что генерал-квартирмейстер мировой войны совсем не умел использовать действительные шансы, доказывает судьба самого конкретного из всех предложений, которые были ему сделаны. 25 октября к Кару явился генеральный директор Мину, бывший сотрудник Стиннеса. [81] Баварский диктатор был в восторге. Мину не только был представителем крупной промышленности, прекрасным дельцом и специалистом. Он оказался также посредником для связи с Сектом. Генерал вызвал к себе этого умного промышленника, чтобы обсудить с ним план знаменитой директории. По дороге Мину остановился в Мюнхене. Баварцы не могли бы найти более подходящего посредника. Лоссов с торжеством привел Мину также к Людендорфу. Но здесь последовало великое разочарование. Людендорф тоже был восхищен талантами Мину, но его политические взгляды привели генерала в ужас. Ему не нравилось уже то, что этот специалист был связан с Сектом. Но это было еще с полбеды. Несравненно хуже было то, что Мину не считал возможным управлять без евреев. Он не мог обойтись без помощи таких людей, как Варбург или Мельхиор. [82] «Мой дорогой г-н Мину, то, что вы говорите, очень интересно, но, знаете, для меня здесь слишком много экономики» — и затем Мину так намылили голову, что он не знал, куда деваться. Лоссов покраснел и заявил потом с огорчением, что Людендорф — дикарь, который портит все начинания.

В то время как в генеральном государственном комиссариате росли политические разногласия, машина военщины работала вовсю и заглушала все сомнения. Под лозунгом осенних маневров 1923 г. баварский рейхсвер усердно обучал военные союзы; они должны были увеличить втрое боевую силу баварской дивизии. Тайный приказ 26 октября предписывал каждому батальону пехоты образовать два полевых батальона и один батальон гарнизонной службы, каждая пулеметная рота должна была составить две роты, — разумеется, за счет пополнений из военных союзов. Предлогом для выступления должны были явиться пресловутые «внутренние беспорядки»; телеграфный пароль для мобилизации всех сил гласил: «восход солнца».