Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Млечин Леонид Михайлович. Страница 38

Накануне XIX партийной конференции, летом 1988 года, Тельман Гдлян и Николай Иванов написали статью, в которой сообщили, что среди делегатов «оказались и скомпрометировавшие себя на ниве взяточничества лица». Молния сверкнула.

В первый же день работы партийной конференции партийный секретарь с Алтая под аплодисменты потребовал объяснений: действительно ли среди делегатов есть взяточники? Главный редактор «Огонька» Виталий Алексеевич Коротич на глазах у всей страны, приникшей к телеэкранам, передал в президиум партийной конференции папку с обличительными документами. Их проверяли комитет партийного контроля при ЦК КПСС и союзная прокуратура.

Через четыре месяца были арестованы два делегата партконференции — первые секретари обкомов: Бухарского обкома — Исмаил Джаббаров, Самаркандского — Назир Раджабов. Через несколько месяцев, 11 января 1989 года, по обвинению во взяточничестве арестовали еще одного делегата партийной конференции — отправленного к тому времени на пенсию Виктора Ильича Смирнова, прежде возглавлявшего среднеазиатский сектор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Иными словами, он знал все, что творится в Узбекистане и, по мнению Гдляна и Иванова, покрывал местных преступников и коррупционеров. Справедливость торжествовала? Как все обстояло на самом деле, станет ясно позднее, а в тот момент подтверждалась правота следователей.

Канун так называемого «чурбановского процесса» был моментом высшего успеха и триумфа Гдляна и Иванова. Но, как это случается со всеми покорителями вершин, пройдя пик, они начали движение вниз.

На скамье подсудимых вместе с узбекскими милиционерами сидел зять Леонида Ильича Брежнева, бывший первый заместитель министра внутренних дел, бывший генерал-полковник, и общество явно жаждало расплаты — за беззастенчиво-роскошную жизнь прежней верхушки, омерзительную на фоне общей бедности. И даже самые снисходительные и выдержанные не сомневались, что приговор будет наисуровейшим…

И что же? Одного из подсудимых вообще оправдали, а другого освободили из-под стражи, отправив дело на доследование. Гдлян и Иванов не сумели подкрепить свои версии фактами и доказательствами.

На встрече в Центральном доме литераторов в Москве публика с гневом обрушилась на председательствовавшего на процессе генерала юстиции Михаила Алексеевича Марова и народных заседателей. Им не давали говорить. Экзальтированная дама-прокурор с хорошо поставленным командирским голосом обвиняла судей в том, что своим приговором они сорвали всю дальнейшую работу следственной группы.

— Увидев, что подсудимый Бегельман, который очень помог следствию, не получил обещанного снисхождения, наши подследственные отказываются от показаний, — жаловалась дама-прокурор.

— А у вас, кроме их показаний, больше нет никаких доказательств? — невинным голосом поинтересовался работник Верховного суда.

— Почему же нет? — обиженно взвилась дама-прокурор.

— Тогда что вам беспокоиться? Докажете их вину, и суд накажет преступников.

— Нет, но как же мы теперь будем работать? — продолжала возмущаться дама-прокурор.

Прокуратура продолжала считать, что признание обвиняемого — единственное доказательство, которое следствию следует добыть.

Симпатия и уважение к следователям в один день превратились в безграничное, почти истерическое восхищение. В день вынесения приговора по «чурбановскому делу» Гдлян и Иванов из следователей превратились в политиков. Они практически забросили следовательскую работу, но клялись, что будут вести борьбу до конца. Где бы они ни выступали, любая аудитория встречала их на ура.

Гдлян любил рассказывать о том, как на него готовились покушения. То протянули стальной трос, чтобы его самолет не взлетел. То ему в постель подкладывали кобру… Они с Ивановым оказались мастерами политического шоу, они замечательно использовали возможности средств массовой информации. Гдлян первым решился что-то рассказать стране — и был вознагражден сторицей.

Все накопившееся в обществе раздражение — из-за пустых полок, очередей, тесноты, скудости, неоправдавшихся надежд, невыполненных обещаний — трансформировалось в кинетическую энергию поддержки Гдляна и Иванова. Они ясно указали причину общих бедствий, нехваток и недостатков — мафия, сплоченные, поддерживающие друг друга темные силы, обирающие страну.

Власть перешла в контрнаступление. Из обвинителей Гдлян и Иванов превратились в обвиняемых. Комиссия президиума Верховного Совета СССР пришла к выводу, что оба следователя насаждали порочную практику «огульных обвинений во взяточничестве, принуждения подозреваемых и свидетелей к даче так называемых “признательных” показаний путем необоснованных арестов, шантажа и запугивания… Гдлян, Иванов и приближенные к ним следователи нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом».

Общественное мнение реагирует на это очень быстро. 26 марта 1989 года Тельман Гдлян легко обошел шестерых соперников и стал народным депутатом СССР. Москвич Николай Иванов победил три десятка претендентов на выборах в Ленинграде. Выступая в мае 1989 года по ленинградскому телевидению, Николай Иванов заявил, что в уголовном деле «замелькали фигуры членов политбюро Соломенцева, Лигачева и бывшего председателя Верховного суда СССР Теребилова». С этой минуты критика в адрес следователей Гдляна и Иванова рассматривалась массовым сознанием как попытка вывести из игры бесстрашных борцов с мафией, свившей гнездо в Москве.

Правоохранительные органы ставили Гдляну и Иванову в упрек и бесконечное необоснованное содержание под стражей, и выжимание показаний, и по существу шантаж подследственных.

Но трудно предположить, что Гдлян и Иванов вдруг после многих лет беспорочной службы переродились и стали нарушать закон. Скорее, напрашивается другой вывод: они всегда пользовались одними и теми же следовательскими методами. И в своей епархии поднялись до самой вершины пирамиды.

На втором Съезде народных депутатов СССР отчитывалась комиссия, изучавшая материалы, связанные с работой следовательской группы Гдляна — Иванова. Страна, полночи не сводившая глаз с телеэкрана — шла прямая трансляция заседания съезда, — хотела услышать одно: кто прав — следователи или их критики? Хорошие следователи Тельман Гдлян и Николай Иванов или плохие? Раньше определенно были хорошими: стали «особо важными» при генеральном прокуроре, получили интереснейшее и перспективное дело, набрали себе группу помощников в две сотни человек.

А каковы критерии оценки работы следователей? Судя по тому, что им ставили в заслугу в «благополучные» годы следствия, — исключительно материальные, денежные. Следователи уподоблялись золотоискателям: чем больше золота, денег, драгоценностей сдал государству, тем выше их ценят. Группа Гдляна — Иванова исправно выдавала на-гора конфискованное (или «добровольно» сданное) и была на хорошем счету.

С цифрами, правда, получилась некоторая путаница. В докладе съездовской комиссии говорилось о двух миллиардах, нажитых хлопковой мафией. Гдлян вроде утверждал, что вернул государству сто сорок миллионов. Председатель комиссии Вениамин Александрович Ярин называл иные цифры: пятнадцать миллионов найдены следователями КГБ, двадцать — группой Гдляна — Иванова. Это, конечно, не два миллиарда и не сто сорок миллионов, но тоже солидная сумма. И за нее нужно быть благодарным. Однако независимый прокурор Мартинсон сообщил, что в обвинительных заключениях фигурировала только четверть суммы. А что же остальные пятнадцать миллионов? Ничейные деньги? Или отобраны не у преступников, а у честных людей, которым нечего инкриминировать? Или следователи настолько беспомощны, что, даже имея столь веские улики, не в состоянии обличить взяточников?

И не смыкается ли этот непрофессионализм с постоянными нарушениями процессуальных норм, выявленными комиссией? А это — выжимание показаний запрещенными законом методами. Это — аресты заведомо невиновных членов семей, в том числе женщин, у которых по семь-восемь детей. Многолетнее — вместо установленных в ту пору законом девяти месяцев — содержание под стражей подозреваемых, которые либо не давали нужных показаний, либо на свободе могли от них немедленно отказаться.