Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Соколов Борис Вадимович. Страница 35

Полагаю, что в застольных монологах Гитлера присутствует еще и предчувствие, что манящая его цель — всемирное господство германской расы — так и не будет достигнута при его жизни, и ему придется умереть на своем посту (особенно если принять во внимание гитлеровскую мнительность по поводу собственного здоровья). Гитлер, конечно, не предвидел, что ему придется стреляться в окруженном Берлине, наблюдая перед тем полный крах Рейха под натиском советских армий. Хотя и не исключал провала своего griff nach Weltmacht и всегда знал, что этого поражения не переживет. Недаром еще в ноябре 1936 года фюрер признавался Шпееру: «Для меня существует две возможности: либо добиться полного осуществления своих планов, либо потерпеть неудачу. Добьюсь — стану одним из величайших в истории, потерплю неудачу — буду осужден, отвергнут и проклят». И тогда Гитлер хотел, чтобы вместе с ним ушли из жизни Ева Браун и его любимая овчарка Блонди. Однако можно предположить, что, говоря о том, что он, возможно, оставит политику и удалится в свой любимый Линц, фюрер в действительности прозревал собственную смерть и посмертную судьбу — вспоминать его будут только в дни рождения. В глубине души он старался сохранить веру, что его не забудут, что он действительно создаст Великогерманский Рейх на ближайшую тысячу лет. И память о себе он действительно оставил навеки, но только в соответствии со второй возможностью, которую тоже заранее предусмотрел: Гитлер остался в памяти миллионов людей как величайший злодей, развязавший крупнейшую войну в истории и способствовавший гибели миллионов людей.

Но ни Ева Браун, ни люди из бытового окружения фюрера ничего не знали о крови и грязи нацистского режима, и потому Гитлер остался для них почти святым — окруженным нимбом полубога.

В годы войны от сильнейших нервных перегрузок Гитлер очень быстро постарел. И Ева Браун призналась Шпееру, что как-то раз Гитлер сказал ей: «Придется мне скоро отпустить тебя на волю, ну зачем тебе нужен такой старик!» И в последние дни жизни он действительно пытался отпустить свою возлюбленную на волю.

Финал романа Гитлера и Евы Браун, как известно, был трагическим. 15 апреля 1945 года Ева прибыла в берлинскую рейхсканцелярию. Гитлер уговаривал ее вернуться обратно в Мюнхен, но Ева на волю не захотела. Она выразила твердое намерение разделить с фюрером его судьбу, и Гитлер согласился ее оставить. «Германия без Адольфа Гитлера непригодна для жизни», — заявила Ева. А ведь ей, строго говоря, ничто не угрожало. Ева даже не была членом НСДАП и после победы союзников, скорей всего, не подверглась бы даже процедуре денацификации. Ева Браун не совершала в своей жизни никаких преступлений. Ведь нельзя же назвать преступлением любовь к Гитлеру, причем любовь к нему не как к политику, а просто как к мужчине. Так что у Евы Браун были все шансы благополучно пережить поражение Германии, а потом еще и хорошенько заработать на мемуарах о своих отношениях с фюрером. Но жизнь без Гитлера для нее не имела никакого смысла, даже несмотря на то, что он не всегда относился к ней достойным образом. Недаром незадолго до самоубийства, 22 апреля 1945 года, Ева Браун жаловалась своей подруге Герте Остермайр: «Что мне... приходится терпеть от фюрера, я не могу тебе описать». По свидетельству Э. Кемпки, беседовавшего с Евой 26 апреля, «она заявила спокойно и решительно о своем желании остаться в Берлине. Ей было уже совершенно ясно, что из создавшейся ситуации выхода нет. «Я не хочу покидать фюрера ни при каких обстоятельствах, и, если это должно произойти, я хочу умереть вместе с ним. Он сначала настаивал, чтобы я на самолете покинула Берлин. Я ему ответила: «Я не хочу! Твоя судьба — это моя судьба!»

29 апреля, уже приняв решение уйти из жизни, они сочетались законным браком, а на следующий день Адольф пустил себе пулю в висок, а Ева приняла цианистый калий. Их трупы сожгли в воронке в саду рейхсканцелярии. Так вместе с жизнью завершился самый долгий роман германского фюрера.

Как фюрер, вождь нации, Гитлер считал, что не может позволить себе вступить в брак — по крайней мере, до победоносного завершения войны. Ему важно было, чтобы все женщины Германии видели в нем свободного мужчину. И с Евой Браун Гитлер сочетался законным браком только тогда, когда до конца войны, только совсем не победоносного для Рейха, оставались считаные дни, а до конца жизни — еще меньше, ведь они оба уже приняли твердое решение...

В завещании Гитлер писал: «Поскольку в годы битвы я не имел возможности связать себя браком, я решил сегодня, перед окончанием моей земной жизни, взять в жены ту, которая, после долгих лет верной дружбы, пришла по своей воле в осажденную столицу с тем, чтобы разделить свою судьбу с моею. Она, по ее собственному желанию, примет смерть вместе со мною, как моя супруга. Это возместит нам то, чего мы были лишены вследствие моей преданности службе на благо моего народа.

Все, чем я владею, — если это имеет какую-либо ценность — переходит к партии, если же партия прекратит свое существование, то — к государству, если же и государство прекратит свое существование, то любое другое решение с моей стороны не имеет смысла.

Мои картины, собранные в моей коллекции, которые я приобретал в течение многих лет, приобретались мною не в личную собственность, но для картинной галереи моего родного города Линца на Дунае.

Всем сердцем я желаю, чтобы это завещание было исполнено».

Разумеется, тогда, в 1945-м, никто и не подумал его исполнять. Правда, 17 февраля 1960 года Мюнхенский суд выписал «в связи с отсутствием первичной наследницы — партии НСДАП» «Свидетельство о наследовании имущества Адольфа Гитлера» на имя Паулы Гитлер, единственной сестры фюрера, которая, однако, скончалась 1 июня того же года, не успев принять наследство, составлявшее две трети имущества Гитлера. Впрочем, за исключением его мюнхенской квартиры, самого этого имущества к 1960 году фактически уже не существовало. Другие наследники — сводный брат Алоиз Гитлер и сводная сестра Ангела Хаммитч — к тому времени уже умерли. Паула Гитлер в январе 1960 года писала своей подруге: «Мое самое заветное желание — получить наконец свидетельство о наследовании, которое даст мне возможность въехать в просторную, солнечную квартиру, чтобы хоть остаток жизни провести при радостном свете солнца, на что я всю жизнь понапрасну надеялась». Но этой мечте не суждено было сбыться. Неизвестно, удалось ли въехать в гитлеровскую квартиру детям братьев и сестер бездетной Паулы, которых суд признал ее законными наследниками.

Болезни Гитлера

Еще в книге «Моя борьба» Гитлер провозглашал свою приверженность древней римской мудрости: «В здоровом теле здоровый дух». Но уже в годы, когда он писал библию национал-социализма, он страдал достаточно серьезными заболеваниями, а в 30-е годы опасался близкой смерти из-за болезни желудка и прочих недугов, часть которых была следствием отравления газами в 1918 году. Именно по этой причине у Гитлера болели глаза, и во время публичных выступлений прожекторное освещение сокращалось до минимума, а фотографирование с магниевой вспышкой допускалось только с личного разрешения фюрера.

У Гитлера был тик левой ноги и левой руки. Личный врач фюрера Теодор Морель полагал, что этот тик был вызван потрясением, связанным с провалом «пивного путча». Гитлер считал себя ответственным за бессмысленную гибель 20 немцев и последующий роспуск НСДАП. Соратникам стоило немало труда убедить его в том, что он не виноват в провале, что он нужен партии и не имеет права на депрессию. Гитлер постепенно успокоился. Левая нога перестала дрожать довольно быстро, через несколько месяцев. А дрожь в левой руке сохранялась на протяжении нескольких лет.

Только-только Гитлер оправился от тика, как его ждал новый удар. 18 сентября 1931 года покончила с собой Гели Раубаль. Гитлер, по некоторым данным, был близок к самоубийству. Рудольф Гесс утверждал, что сам вырвал из рук Гитлера пистолет, из которого тот хотел выстрелить в себя. После смерти Гели Гитлер стал убежденным вегетарианцем, хотя прежде очень любил мясо и до конца жизни страдал, что не должен употреблять мясную пишу. Гитлер также перестал употреблять алкоголь, хотя ранее любил пить пиво. Отныне он позволял себе лишь немного шампанского по торжественным случаям. Из животной пищи он употреблял только печеночные паштеты и печеночные кнедлики. Ранее же он любил очень жирное свиное мясо, а за завтраком ел бутерброды со сливочным маслом или с салом.