Женское лицо разведки - Павлов Виталий Григорьевич. Страница 19

«Соня» вспоминала в своем «отчете» через сорок лет, какое оглушающее впечатление произвели на нее слова Зорге. Она не могла даже представить, что когда-то ей придется действовать самостоятельно, без находящегося рядом мудрого и внимательного руководителя. Она потом напишет, что «восхищалась им, как восхищаются ученики своим учителем». Зорге научил ее внимательно видеть окружающие события и участвующих в них людей. Этот опытный аналитик хвалил ее за тонкие наблюдения и правильные выводы, передавая ей много из своего большого профессионального багажа.

Когда Рихард Зорге уезжал из Китая в Японию, ему было 55 лет, а «Соне» всего 25 лет, но за два года работы с ним она приобрела многое, что с успехом смогла использовать в дальнейшей разведывательной карьере.

За время работы под руководством Зорге «Соня» познакомилась с его будущими партнерами по работе в Японии — радистом Максом Кристианом Клаузеном и его молодой женой, также работавшей в резидентуре Зорге. Встречалась она и с его главным помощником в Японии Х. Озадзаки. О их роли в деятельности Рихарда Зорге она узнала значительно позже.

После отъезда Рихарда «Соня» продолжала вести разведывательную работу под руководством его заместителя еще немногим более года, когда ее вызвали на подготовку в Москву.

Еще при Зорге, в сентябре 1931 года, они были свидетелями японской агрессии в Китае, когда была оккупирована Маньчжурия, превращенная затем в марионеточное государство Маньчжоу-Го.

Японская агрессия вызвала по всему Китаю бурные антияпонские настроения, началась активная антияпонская деятельность, от которой, естественно, не стояла в стороне и резидентура Р. Зорге. Ведь Япония теперь занимала выгодные стратегические позиции вдоль советских границ. Нашему правительству было известно о милитаристских антисоветских планах японской военщины. Уже к концу 1932 года, по сведениям советской разведки, император Хирохито одобрил план подготовки войны против СССР.

В этот регион Китая и надлежало вернуться «Соне» из Москвы для продолжения разведывательной работы теперь в еще более опасных условиях японской оккупации. Но сначала «Соня» проехала через всю Россию до Чехословакии, где оставила сына Мишу у родителей Рольфа. Мишу ей нельзя было брать с собой в Москву, так как он не должен был знать ни слова по-русски. В Москве она прошла курс обучения по шифрованию, азбуке Морзе и работе на рации, по взрывному делу, которому она должна была в Маньчжурии обучать партизан.

Вызов на такую основательную разведывательную подготовку однозначно предполагал закрепление ее на разведывательной работе надолго, если не на всю жизнь, со всеми вытекающими из этого последствиями и ограничениями в личной жизни. Уже сейчас она должна разлучиться не только с мужем, что ее не особенно волновало, но и временно с маленьким двухлетним сыном, которого безумно любила.

Она понимала, что работа в разведке очень опасна и чревата возможным арестом и тюремным заключением. Готовя себя к такой неприятной возможности, она стремилась всегда быть в хорошей физической форме, не курила, не употребляла кофе и алкоголь, чтобы в любых условиях сохранять сопротивляемость неизбежным негативным воздействиям.

Размышляя так она постоянно представляла своего первого наставника Рихарда Зорге, которому давала свое согласие и заверяла, что никогда не отступит от своих слов. Она думала о том, что же ее ожидает в Москве, о том, как будет жить без нее сын. Успокаивала мысль, что рядом с ним будут бабушка и дедушка, а климат в чехословацких горах очень здоровый.

В Москве «Соне» прежде всего предложили месячный отдых на Черном море. Затем она осваивала работу на передающей радиостанции: прием радиопередач на слух, устройство и устранение неисправностей, учила русский язык.

В феврале 1934 года ей сообщили, что она будет работать в Маньчжурии, в Мукдене. Туда вместе с ней в качестве ее руководителя выедет работать другой разведчик. Лучше если под видом мужа. Для этой цели им будут подготовлены соответствующие документы.

Последнее обстоятельство она сочла совершенно неприемлемым. Ведь в Шанхае находился ее муж, имеющий деловые связи и в Мукдене. В самом же этом городе проживают знакомые, которые знают ее как жену архитектора.

Признав эти доводы обоснованными, было решено, что она выедет в Маньчжурию по своим документам, а вопрос о возможной легализации там ее напарника как мужа решить позже, в зависимости от отношения Рольфа к разводу с ней, против чего она давно не возражала.

Оставался только один вопрос, волновавший ее: как отнесется ее будущий руководитель-напарник к тому, что с ней должен находиться сын? С Мишей расставаться она не собиралась.

Когда Соне был представлен ее напарник — немецкий коммунист Эрнст, он сказал, что не возражает против нахождения с «Соней» сына. После двухнедельной совместной завершающей подготовки «Соня» убедилась, что с таким руководителем ей будет работать легко.

Прибытие «Сони» с сыном Мишей обрадовало Рольфа, но, когда он узнал о предстоящей скорой разлуке и работе «Сони с другим человеком, огорчился. Рольф к этому времени изменился и проникся большим уважением к делу, которым занималась «Соня». Не возражал он и против развода, если это так надо.

К моменту встречи «Сони» с Эрнстом ей исполнилось 26 лет, Эрнсту было 27. К Мише он относился с заботой и вниманием, и это отношение радовало ее.

В Шанхае они занялись подготовкой к поездке в Мукден. Исходя из поставленных перед ними задач по работе в Маньчжурии: вести разведывательную работу, создать пункт двусторонней радиосвязи с Центром (через Владивосток), обеспечить надежную связь Центра с партизанскими группами, действовавшими в Маньчжурии, и организовать снабжение их взрывчатыми веществами, — «Соня» выбрала себе прикрытие. Она получила представительство от американской компании по продаже различных изданий педагогической, медицинской и технической литературы. Это давало ей возможность постоянно общаться с представителями японской администрации в Маньчжурии, с институтами, студентами и интеллигенцией. Разъезжая по стране, она сможет вести наблюдение за военными приготовлениями японцев к войне с СССР.

Под предлогом транспортировки в Маньчжурию некоторых предметов своей шанхайской мебели «Соня» с помощью Эрнста спрятала в нее часть радиостанции, в частности генератор тока, который трудно было бы провести через границу на глазах у бдительных японских таможенников.

Набрав образцов литературы, которой она собиралась торговать от имени американской фирмы, и различные каталоги в сопровождении Эрнста и сына она выехала в Мукден. Там она быстро собрала радиопередающую станцию и без промедления наладила двустороннюю связь с Центром, которую стала регулярно поддерживать дважды в неделю.

В то время как Эрнст решал свои разведывательные задачи, «Соне» предстояло наладить контакт с руководителями партизанских отрядов. При решении этой задачи. она столкнулась с трудностью — китаец Ли не явился на обусловленную встречу в Харбине. «Соня» выезжала туда несколько раз. Вот что она позже писала по этому поводу: «Место встречи с Ли было на харбинском кладбище, время — поздно вечером. Когда я появилась там, никого кроме пьянчуг там не было. Испытывая естественное опасение не от покойников, а от живых, я прождала Ли вместо 10 минут целых 25, но безуспешно. И так еще дважды с перерывом в две недели».

Как оказалось, Ли проявил трусость и отказался от участия его группы в дальнейшей партизанской борьбе. Так была потеряна одна из боевых групп. Центр считал такой исход лучшим, чем возможное предательство Ли, угрожавшее всем другим партизанам и, конечно же, «Соне» с Эрнстом.

Пережив эти тревожные моменты, «Соня» и Эрнст продолжили свою разведывательную работу. Для характеристики обстановки, при которой «Соня» обеспечивала радиосвязь с Москвой, достаточно прочитать об этом ее слова в «отчете»: «Когда я работала, принимая шифровки из Центра или передавая туда наши зашифрованные сообщения, была глубокая ночь. Все ставни нашего дома были закрыты и дом походил на крепость, готовую к обороне в любой момент. Часто работу по зашифрованию или расшифровке удавалось закончить только под утро».