Империя коррупции. Территория русской национальной игры - Соловьев Владимир Рудольфович. Страница 18

К кому ты принадлежишь, за кого ты держишься – все то, что мы так ненавидим в окружающем нас мире национальных диаспор, которые растут внутри себя, коррумпируют все вокруг и рассаживают своих людей на правильные места, во многом омерзительно для нас именно потому, что является сатирическим, гротескным изображением жизни всех россиян. Только зачастую наши кланы группируются не по этническому и религиозному признаку, а по признаку «кого знаешь» и «кому кем приходишься». Именно поэтому, видя в кривом зеркале диаспор отражение нашей общей народной психологии, мы с ненавистью пытаемся его отринуть, но по-прежнему прощаем себе. Мы, опять-таки, не хотим признаться самим себе в собственном несовершенстве, как не хотим и понять, что исправление начинается не с биения лбом об пол в церкви, мечети или синагоге, а с простого и ясного осознания равенства всех перед законами и принципа «дорогу профессионалам». Не торопимся выдвигать на первый план не фактор личной преданности, а фактор профессионализма.

Да, конечно, есть гораздо более простые психологически и понятные технологически меры борьбы с коррупцией. И они хорошо известны – в частности, принятие всех без исключения статей конвенции о борьбе с коррупцией, включая жесткий контроль над расходами и обоснование расходов как чиновников, так и членов их семей. Но все это вторично, потому что любая переделка человеческой натуры не может быть осуществлена только благодаря каким-то принятым законам. Зачастую происходит обратный процесс: если законы привнесены извне, а не выстраданы народом, они подминаются в своем конкретном исполнении под внутренние болезни народа.

Страшный пример – то, что произошло через несколько десятилетий после того, как чернокожими американцами, решившими на волне ностальгических чувств вернуться в Африку, было создано независимое демократическое государство Либерия. Можно даже не рассказывать, к каким кошмарам в реальном мире это в итоге привело в конце прошлого века. Не случайно все более или менее благополучные страны Азии и Африки, как бы они ни выглядели, в конечном итоге никогда не оказывались целиком и полностью демократическими – всегда с очень большими оговорками. И если приглядеться как следует, выясняется, что действительно, скажем так, эталонная демократия существует лишь в странах, где большинство населения обладает вполне конкретным психологическим складом.

Не хочу вдаваться в тонкости связей национального менталитета с государственным устройством, но довольно сложно найти демократические мусульманские страны. Действительно сложно. Хотя, наверное, если поискать как следует, такие найдутся. При этом уровень коррупции опять-таки будет зависеть не от степени демократичности, а от ментальных установок народа и его отношения к происходящему. Да и, пожалуй, в принципе сложно обсуждать коррупцию в арабских странах – во-первых, потому что мусульманский мир остается очень закрытым для нас, а во-вторых, когда все де-факто принадлежит семьям и наблюдается дикое сословное или даже кастовое расслоение общества, говорить о коррупции попросту смешно. Там просто по закону одним можно все, а другим нельзя практически ничего, и если что-то и достается народу, то зачастую это оказываются подачки. На первый взгляд, из этого ряда выбивалась Ливия, однако еще раз отмечу, что в данном случае я говорил именно о странах, живущих по законам шариата, а Ливийская Джамахирия не была шариатским государством.

С точки зрения наблюдений за национальным менталитетом бывает интересно посмотреть на поведение бывших россиян, когда они оказываются за рубежом. Ведь даже тип мафиозной активности не самых порядочных наших граждан во многом воспроизводит ментальность российской государственности. Здесь опять-таки существует клановость, и опять-таки происходят попытки создать схемы, при которых своим можно все.

Я вообще считаю нашей огромнейшей проблемой то, что у нас плохие законы. Были бы хорошие – народ не нарушал бы их в таком количестве и не стонал бы. Причем законы, не относящиеся к коммерческой деятельности, – это еще полбеды. Но все, что касается отношений человека и государства, человека и милиции, конечно, настоящая беда. Не могу не согласиться с утверждением, называющим одной из главнейших наших проблем то, что государство перестало быть для людей. Поэтому фраза, которую приписывают Бенито Муссолини – «друзьям все, врагам закон», – в России, конечно, приобретает несколько другое звучание. В России закон – никому. У нас закон как таковой больше похож на палку для битья, потому что и принимается непонятно как, и практика его воплощения делает выполнение закона достаточно специфическим. К слову, колоссальной пощечиной всей российской юриспруденции явился тот факт, что суд между Абрамовичем и Березовским идет в Лондоне по британскому законодательству. Это какой-то дурной анекдот. Стоило столько лет пытаться очистить юридическую систему, если все равно такое происходит!

Конечно, мы в очередной раз пытаемся требовать от властей, чтобы они, если угодно, были декабристами, строго спрашивая за то, что привычно прощаем себе. Но когда, с одной стороны, за получение взятки в пару сотен тысяч рублей человека заключают на несколько месяцев под стражу в СИЗО, где он умирает от сердечного приступа, а с другой – бывший губернатор Тульской области, которому инкриминируют получение взятки в несколько десятков миллионов рублей, спокойно находится под домашним арестом, иначе как издевательством над законом такую ситуацию не назовешь.

Подобные примеры можно наблюдать повсюду, потому что даже применение закона в нашей стране в первую очередь зависит от того, кто ты. И выясняется, что ты запросто можешь насмерть сбить человека машиной, если у тебя высокопоставленные родственники. Судьи вдруг заметят, что у тебя есть дети, и ты получишь отсрочку исполнения приговора на восемнадцать лет. А вот если ты сидишь за экономическое преступление, у тебя куча малолетних детей и право на условно-досрочное освобождение, то не факт, что этим правом ты сможешь воспользоваться, – потому что ты классово чужд государству.

Не случайно современное российское государство так преследует экономические преступления и с таким пониманием и внутренней симпатией относится к преступлениям против личности. Все дело в том, что преступление против личности для государства – пустяк, легкая забава, не задевающая непосредственно высокопоставленных чиновников, поскольку до их личностей, благодаря ФСО и прочим спецслужбам, добраться довольно сложно. А вот экономические преступления уже являются посягательством на святое, то есть на деньги чиновников – поскольку они искренне убеждены, что именно им принадлежит все в нашей стране.

Глава 7

Конечно, общество устало от друзей начальников. Конечно, оно всеми силами и способами пытается сказать: «Хватит, сколько можно!» Именно поэтому появились, отвечая на запрос общества о профессионалах, разнообразные списки кадрового резерва, начиная с президентского и заканчивая партийными. Но когда вдруг выяснилось, что и «президентская сотня», и «президентская тысяча» слишком напоминают пожизненную скамейку запасных – потому что количество людей из этих «сотен» и «тысяч», обретших государственные должности, крайне невысоко, – возник вопрос, насколько правомерны и правомочны ожидания.

Был брошен клич. Но что система может реально предложить откликнувшимся на призыв? В советское время этот клич подпитывался колоссальной структурной работой, была выстроена целая система школ повышения квалификации как по партийной, так и по хозяйственной линии, включая и тот самый ненавистный многим Ленинский университет миллионов и Высшую партийную школу. Все эти организации не только существовали сами по себе – имелась в наличии работающая идеология подготовки новой смены. Действовала мощная система подготовки кадров, которая могла взять человека из небогатой семьи, из отдаленной деревушки, оторванной от всего мира, и поднять его на самый высокий уровень государственной власти.