Жаркое лето 1953 года в Германии - Платошкин Николай Николаевич. Страница 23

Петерсбергские соглашения вызвали взрыв возмущения в бундестаге. Шумахер в ярости назвал Аденауэра «канцлером союзников», за что был на некоторое время лишен слова (интересно, что в ФРГ такое определение было сочтено за страшное оскорбление) [71]. Однако канцлера поддержали могущественные профсоюзы (в ОНП в 1950 году было 5,4 млн. человек), члены которых радовались сокращению демонтажа. К тому же лидер ОНП Ханс Беклер был почти ровесником Аденауэра и много лет общался с будущим канцлером, являясь депутатом кельнского городского собрания.

В ноябре 1949 года союзники преподнесли Аденауэру еще один неприятный сюрприз, настояв на резкой девальвации немецкой марки, чтобы облегчить финансовый кризис в Великобритании. Мнением правительства ФРГ при этом особенно никто не интересовался.

Но еще хуже начался 1950-й год. В январе Франция объявила о подписании ряда конвенций с Сааром, гарантировавших практически неограниченный французский контроль над тяжелой промышленностью этой области в течение 50 лет. Аденауэр «в отчаянии» предложил в марте 1950 года объединение Франции и Германии в единый «союз» с общим гражданством и единой валютой. На самом деле это был довольно хитрый ход, так как Парижу пришлось как-то реагировать на столь щедрые предложения Бонна. 9 мая 1950 года (дата была выбрана, конечно же, неслучайно) французское правительство предложило поставить под наднациональный контроль черную металлургию Франции, ФРГ, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. По имени министра иностранных дел Франции эту инициативу стали именовать «планом Шумана». 18 апреля 1951 года после трудных переговоров был подписан договор об учреждении Европейской организации угля и стали (ЕОУС), что стало началом западноевропейской интеграции. Оппозиция опять протестовала против «Европы капитала», но Аденауэр убил сразу двух зайцев. С созданием ЕОУС ушел в небытие «международный орган контроля» в Руре и были окончательно ликвидированы ограничения на производство стали в ФРГ. В экономическом смысле суверенитет Западной Германии был практически восстановлен.

Следует подчеркнуть, что наряду с «планом Маршалла» (значение которого принято почему-то преувеличивать) довольно редко вспоминают об американской программе GARIOA. Это была действительно помощь налогоплательщиков США: в ФРГ поступило продовольствия на сумму, превосходящую кредиты, выделяемые по «плану Маршалла». До 1952 года по этим двум каналам ФРГ получила 4,4 млрд. долларов. За все это приходилось по-прежнему платить американским импортом (в 1950 году 15 % всех ввозимых товаров имели марку «made in USA»).

Зависимость ФРГ от импорта росла: в 1950 году 44 % продовольствия ввозилось из-за границы. При этом западные страны, прежде всего США, требовали от Западной Германии либерализации импорта. 3 ноября 1949 года правительство ФРГ было вынуждено снять ограничения с 36,3 % своего импорта. Партнеры Бонна в Западной Европе с либерализацией не торопились. Это привело к тому, что в конце 1949 года внешнеторговый дефицит ФРГ стал угрожать макроэкономической стабильности в стране. Положение было спасено подписанием соглашения о Европейском платежном союзе, в рамках которого была создана система многостороннего клиринга.

Мы специально начали описание западногерманской экономики с внешних факторов, без которых просто не приходится говорить о немецком экономическом чуде. Оно окончательно превратилось из миража в реальность после начала войны в Корее в 1950 году. Резкий рост военных расходов и производства вооружений на Западе позволил ФРГ сделать мощный рывок в экономическом развитии. До 1952 года были сняты все ограничения во внешней торговле ФРГ и легализована деятельность крупных банков и монополий.

Все это не замедлило сказаться на промышленном производстве Западной Германии. Если в 1948 году индекс промышленного производства западных зон составлял 63 % от уровня 1936 года, то в 1949 году уже 90 %, в 1950 году — 114 %, а в 1951 году — 136 %. Для сравнения отметим, что в 1948 году Великобритания производила промышленной продукции 116 % от уровня 1936 года, а к 1951 году этот показатель вырос до 136 %. Для сопоставления с ГДР стоит отметить, что если в 1949 году добыча угля в ФРГ достигала 92,6 % уровня 1936 года (то есть она практически не пострадала от войны), то в 1952 году уровень 1936 года был превзойден на 13 %. Впечатлял рост в электротехнике: 287 % в 1952 году (1936 год — 100 %). Правда, и в 1949 году западногерманская электротехника превосходила довоенный уровень на 50 %. В 1952 году домны ФРГ выдали 17 млн. тонн стали (в 1949 году не разрешалось производить больше 11), достигнув довоенного уровня [72].

Последней крупной внешнеэкономической жертвой Аденауэра стало согласие на обслуживание внешних довоенных долгов Германии, «купленное» союзниками в марте 1951 года в обмен на послабления в Оккупационном статуте. ФРГ наконец-то разрешили учредить собственное министерство иностранных дел (первым главой МИД ФРГ по совместительству стал сам федеральный канцлер). Согласно подписанному в Лондоне 27 февраля 1953 года соглашению ФРГ обязалась вернуть 7,5 млрд. марок в счет довоенных долгов и столько же в счет послевоенной «помощи». В первые пять лет годичные выплаты ФРГ должны были составлять 567 млн. марок, а начиная с 1958 года — 765 млн. марок. Немцам удалось умерить аппетиты западных держав, так как те первоначально просили «вернуть» в общей сложности 29,5 млрд. марок [73].

Конечно, сводить западногерманское экономическое чудо только к внешним факторам было бы неправильно. Подчеркнем лишь, что факторы эти были благоприятными для ФРГ и неблагоприятными (фактический бойкот на Западе и невиданные в мировой истории разрушения в экономике основного торгового партнера — СССР) для ГДР.

Еще одним существенным отличием двух германских государств было отношение к элите бизнеса, что было самым тесным образом связано с процессом денацификации, так как почти все крупные промышленники и землевладельцы Германии в свое время поддержали Гитлера. В ГДР, как было показано выше, эта проблема была решена радикально и в полном соответствии с Потсдамскими решениями. За нравственную чистоту экономики пришлось заплатить периодом определенного беспорядка, пока свежеиспеченные менеджеры и плановики не вошли в курс дела.

На западе Германии все было не так нравственно, но зато более прагматично. Еще во время войны в госдепартаменте США существовал целый клан высших чиновников, которых именовали «группой умиротворения». Эти люди убеждали всех сильных мира сего в Вашингтоне в необходимости бережного отношения к экономической элите Германии после разгрома «третьего рейха». Правда, ужасы концлагерей произвели на общественное мнение США такое жуткое впечатление, что пришлось, как упоминалось выше, осудить некоторых представителей крупного бизнеса (ведь именно они использовали рабский труд заключенных, которых после физического истощения от непосильной работы отправляли в печь) на одном из нюрнбергских процессов. Молодой глава семейства Круппов (а для всего мира имя «Крупп» было символом германских танков, пушек и бомб) Альфред в 1948 году получил 12 лет тюрьмы, но уже в январе 1951 года он по распоряжению Макклоя вышел на свободу, вернув к 1953 году всю свою индустриальную империю. За Круппа просил не только Аденауэр, но и второе по влиянию лицо ФРГ католический кардинал Фрингс, во многом сделавший из бывшего мэра Кёльна федерального канцлера. Еще во время процесса над Круппом Фрингс публично заявил, что если кто и может претендовать на звание почетного гражданина города Эссена (там находилась штаб-квартира крупповского концерна), то именно Крупп [74].

Еще в 1950 году вышел из-за решетки «танковый король» Фридрих Флик (который должен был провести в местах не столь отдаленных семь лет). Компанию ему составил Фриц Меер (химический гигант ИГ-Фарбен) и член правления крупнейшего в Германии «Дойче банк» Карл Раше. К началу 50-х годов капитанские мостики германской экономики вновь заняли знакомые всему миру еще во времена «третьего рейха» люди. Концерн Тиссена сосредоточил в своих руках 50 % западногерманской сталелитейной промышленности. Среди верхушки «Маннесмана» можно было увидеть бывшего генерального директора Вильгельма Цангена — председателя Совета по вооружениям при Гитлере.