Жаркое лето 1953 года в Германии - Платошкин Николай Николаевич. Страница 29
И в этот самый момент как феникс из пепла восстала французская дипломатия, предложившая свой вариант ремилитаризации ФРГ, который в принципе мог затянуть ее на неопределенное время.
Всю первую половину октября 1950 года Париж находился под сильнейшим давлением Вашингтона: американцы, раздраженные обструкцией французов на сессии Совета НАТО, требовали до следующего заседания этого органа (28 октября) дать четкий ответ на разработанный США при участии Аденауэра план ремилитаризации ФРГ. Просто отказать французы не могли, потому что как раз в сентябре — октябре 1950 года вьетнамские национально-освободительные силы во главе с Хо Шимином одержали ряд внушительных побед над французскими колониальными войсками. Парижу срочно нужна была финансовая и военная помощь США. Но на соответствующих франко-американских переговорах 12–17 октября 1950 года в Вашингтоне американцы поставили жесткое условие: сначала согласие Парижа на ремилитаризацию ФРГ, а потом деньги и оружие [100].
В этих условиях французы вынуждены были «отступать вперед», то есть выдвинуть какие-нибудь контрпредложения, положительные по форме, но обструкционистские по сути. Основная задача виделась Франции в недопущении ФРГ в НАТО.
24 октября 1950 года французский премьер-министр Рене Плевен, выступая в Национальном Собрании, выдвинул план создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС). Согласно этому плану (известному позднее как «план Плевена», хотя его разработал уже упоминавшийся выше Монне), предусматривалось создание европейской армии с единым командованием, которая подчинялась бы европейским политическим органам (по образцу ЕОУС (Европейское объединение угля и стали) планировалось учреждение парламента, Совета министров и поста европейского министра обороны). Немецкие солдаты должны были быть интегрированы в европейскую армию на уровне батальонов или бригад, причем никакие другие вооруженные силы в Западной Германии не допускались. При этом сами французы включали в европейскую армию только часть своих вооруженных сил. Наконец, переговоры по созданию ЕОС должны были начаться только после подписания соглашения о ЕОУС. То есть сначала немцы должны были отказаться от национального контроля за своей тяжелой промышленностью и только потом с ними хотели говорить о формах ремилитаризации.
25 октября 1950 года, когда Аденауэру сообщили о «плане Плевена», он как раз обедал с Макклоем и его заместителем Хейсом. И канцлер, и его американские собеседники сошлись во мнении, что французские предложения даже не стоит обсуждать [101]. Особенно негативной была реакция американцев. Аденауэр запретил публично комментировать «план Плевена», но поручил конфиденциально сообщить министру иностранных дел Франции Шуману о своем глубоком разочаровании.
Еще никогда Аденауэр не оказывался в столь сложном внешнеполитическом положении, как в октябре 1950 года, когда как, казалось, окончательно рухнули его планы по созданию западногерманской армии. Неприятности, собственно, начались еще 31 августа, когда канцлер устно проинформировал кабинет о переданных накануне Макклою двух меморандумах. Министр внутренних дел Хайнеман выразил возмущение самоуправством главы правительства и потребовал письменный текст. Аденауэр ответил, что есть только одна копия, и Хайнеман поехал в ведомство федерального канцлера, чтобы ее прочитать. Он вернулся еще более возмущенным, так как узнал, что канцлер взял обязательство по созданию германской армии, не проконсультировавшись ни с парламентом, ни с правительством. Хайнеман заявил о своей отставке [102]. Аденауэру правительственный кризис был весьма некстати, так как популярность его кабинета осенью 1950 года и так достигла низшей точки. И действительно, на земельных выборах в Гессене 19 ноября 1950 года (Хайнеман официально подал в отставку 13 октября) ХДС потерял 16 % голосов, а в Баден-Вюртемберге в тот же день — 8 %. Через пару дней ХСС в Баварии лишился 40 из 104 мандатов.
В октябре, еще до опубликования «плана Плевена», уже известные нам генералы вермахта Шпейдель, Хойзингер и Ферч составили «Памятную записку о создании немецкого контингента в рамках международных вооруженных сил для защиты Европы» (так называемая «памятная записка Химмерода» — по имени монастыря, в стенах которого генералы и написали 5 октября этот документ). При ободряющем воздействии американцев (Хойзингер еще не порвал своих связей с «организацией Гелена», и люди из этой «организации» участвовали в составлении записки) генералы предложили срочно создать 12 немецких дивизий (250 тысяч солдат и офицеров), сведенных в армейские корпуса, а также собственную германскую авиацию и ВМС.
И вот дипломатические инициативы французов и русских превратили эти смелые планы в макулатуру. Хуже того, Аденауэру поступили сведения, что англичане тоже дали задний ход и уже не поддерживали идею создания 100-тысячной западногерманской полиции. Дело было в том, что в Великобритании предстояли парламентские выборы, и лейбористское правительство не хотело ссориться с левым крылом собственной партии, которое ничего не хотело слышать о ремилитаризации ФРГ. В ответ Аденауэр снял 26 октября 1950 года генерала Шверина с поста своего советника по безопасности (Шверин считался креатурой англичан) и назначил на его место депутата бундестага от ХДС и своего ближайшего сторонника Теодора Бланка. Для введения в заблуждение общественности его назвали «Уполномоченным федерального канцлера по вопросам, связанным с наращиванием союзных войск» (на территории ФРГ), Сотрудникам «ведомства Бланка» было запрещено употреблять термин «ремилитаризация», так как он очень напоминал «ренацификацию». Вместо этого рекомендовалось говорить «о включении (ФРГ) в европейский оборонительный фронт в порядке самообороны».
Итак, в конце октября Аденауэру надо было что-то отвечать на инициативу французов и стран «народной демократии». Но пока он размышлял над дальнейшей тактикой, Москва нанесла еще один, самый страшный для Аденауэра дипломатический удар. Советское правительство обратилось 3 ноября 1950 года с нотой к правительствам США, Великобритании и Франции с предложением созвать конференцию министров иностранных дел четырех держав, на которой предполагалось договориться об образовании общегерманского временного правительства, заключении мирного договора с Германией и выводе с ее территории всех оккупационных войск через год после подписания мирного договора. Основой конференции — и это больше всего заботило Аденауэра — должны были стать Потсдамские договоренности, то есть демилитаризованная Германия.
Позднее Аденауэр признался, что если Бисмарка мучил «кошмар коалиций», то его самого мучил «кошмар Потсдама» [103]. Канцлер не сомневался, что предложение русских о единой и нейтральной Германии разделяет подавляющее большинство населения ФРГ. Даже ярый антикоммунист, обер-бургомистр Западного Берлина Эрнст Ройтер высказывался в пользу этого варианта. Пришлось Аденауэру выслушивать подобные точки зрения и на заседании высшего руководящего органа ХДС — федерального комитета. Из Парижа и Лондона сообщали, что там относятся к идее проведения конференции четырех держав весьма позитивно. Оставалась только надежда на американцев. Но из США приходили тревожные сигналы. Бывший американский президент Герберт Гувер, выступая 20 декабря 1950 года, высказался за вывод американских войск из Европы.
В самой ФРГ начали набирать силу нейтралистские и «прорусские» тенденции. Причем их олицетворяли уже не только коммунисты, пацифисты и левые социал-демократы. Бывший рейхсканцлер Веймарской республики Й. Вирт и посол Германии в СССР Надольный выступали за возврат к «духу Рапалло» (в 1922 году в пригороде Генуи Рапалло был подписан германо-советский договор, положивший начало «особым» отношением Веймарской республики и Советского Союза). Когда правительство ФРГ настояло на образовании на предприятиях страны «заводской охраны» против «восточного саботажа», многие предприниматели отказались это сделать, так как, «возможно, русские будут править Германией уже через полгода».