Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941 - Павлова Ирина Владимировна. Страница 102

Последующие шаги в этом направлении известны – ноябрьский 1929 г. пленум ЦК принял решение о развертывании сплошной коллективизации и на ее основе ликвидации кулачества как класса; 27 декабря 1929 г. на конференции аграрников-марксистов Сталин публично провозгласил лозунг перехода от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса; 5 января 1930 г. появляется постановление ЦК ВКП(б) о темпе коллективизации; 30 января – постановление Политбюро «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» и призыв проводить политику ликвидации кулачества как класса «со всей той настойчивостью и последовательностью, на которую только способны большевики» [1012]14.

Трагедия крестьянства, ставшего жертвой насилия со стороны власти, к настоящему времени достаточно подробно описана в литературе. В борьбе с крестьянством оттачивалась сталинская практика выделения «категорий» и «квот» на репрессии. Все хозяйства, которые были определены как кулацкие, подразделялись на три категории: кулаки 1-й категории, так называемый контрреволюционный актив, направлялись в основном в тюрьмы и лагеря, а члены семей выселялись в отдаленные районы. Еще до этого постановления многие кулаки были отправлены в лагеря по постановлению СНК РСФСР от 19 ноября 1929 г. По 1-й категории для Сибири устанавливалась квота в 5–6 тыс. человек, Украины – 15 тыс., Казахстана – 5–6 тыс., Северного Кавказа и Дагестана – 6–8 тыс., Центрально-Черноземной области – 3–5 тыс., Средней Волги – 3–4 тыс., Нижней Волги – 4–6 тыс., Белоруссии – 4–5 тыс., Урала – 4–5 тыс., т.е. 50–60 тыс. человек. Кулаки 2-й категории – крупные кулаки и бывшие полупомещики выселялись вместе с семьями в отдаленные районы страны, составив слой так называемых спецпереселенцев. Первоначальная разнарядка для Сибири была определена в 25 тыс. семей, Украины – 30–35 тыс., Северного Кавказа и Дагестана – 20 тыс., Казахстана – 10–15 тыс., Центрально-Черноземной области – 10–15 тыс., Дальневосточного края – 4 тыс. Кулаки 3-й категории также после раскулачивания изгонялись из родной деревни и расселялись в пределах района на необжитых землях. В дальнейшем эти «квоты» неоднократно пересматривались в сторону увеличения [1013]15.

Репрессии против кулачества позволили в короткий срок создать, а вернее, как говорил Сталин, «насадить» колхозы. Репрессии не только разрешили проблему создания неделимых фондов колхозов – основу их составила конфискованная у кулаков недвижимость, но и ускорили вступление остальных крестьян в колхозы. «...Зачем же долго возиться с крестьянином? – говорил 20 февраля 1930 г. на собрании партийной ячейки Института красной профессуры С.И. Сырцов (в это время уже председатель СНК РСФСР). – Намекни ему насчет Соловков, насчет того, что его со снабжения снимут, или заставь голосовать по принципу "кто за коллективизацию, тот – за Советскую власть, кто против коллективизации, тот – против Советской власти"» [1014]16. Колхозы теперь полностью подчинялись государству и, несмотря на хаос, текучесть кадров, бесхозяйственность и т.п., беспрекословно сдавали хлеб государству по символическим ценам, в 10–12 раз ниже рыночных. Хлеб вывозился из страны за границу даже в голодные 1932–1933 гг. Деньги, полученные от продажи хлеба, шли не только на покупку станков, но и новейших видов вооружения. В 1933 г. в одной Италии СССР закупил вооружения на сумму в один млрд. лир [1015]17.

       Однако насилие власти по отношению к крестьянству в начале 30-х гг. выразилось не только в широко известных постановлениях о темпе коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Все действия власти того времени являлись чрезвычайными, основывались не просто на принуждении, а на прямом насилии. Т.П. Коржихина поставила в этот ряд постановления ЦИК и СНК 1930–1932 гг. о борьбе со спекуляцией, о налогообложении кулаков, об ответственности за порчу сельхозтехники, о недоброкачественном ремонте подвижного состава и нарушении правил движения, о хищении почтовых отправлений и многие другие. Это и знаменитый закон от 7 августа 1932 г. «о пяти колосках» (о хищениях государственного, колхозного и кооперативного имущества), по которому только в течение первых пяти месяцев его применения в стране было осуждено 54 646 человек, из них  2 110 – к высшей мере наказания. Все перечисленные постановления заканчивались, как правило, словами о том, что ЦИКам республик предлагается дополнить свои уголовные кодексы новыми статьями, предусматривавшими в качестве меры наказания штрафы или лишение свободы на срок от 3 до 10 лет или высшую меру социальной защиты (расстрел) с конфискацией имущества. В этом же ряду находится и постановление ЦИК и СНК от 27 декабря 1932 г. о введении паспортной системы, обязательной прописке паспортов и образовании Главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ, которое обязано было установить паспортный режим для очистки городов «от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов» [1016]18.

Надо сказать, что сталинская власть действовала с размахом. Только в течение зимы – лета 1933 г. в северных районах Западной Сибири предполагалось расселить новый контингент переселенцев численностью в один миллион человек. Правда, в этом случае она натолкнулась на протест местных властей, которые были готовы принять только около 300 тыс. человек [1017]19.

В предыдущей главе уже говорилось о том, что каждая хлебозаготовительная кампания в 1930-е гг. превращалась в боевую операцию. Особенно выделялись хлебозаготовки 1932/33 гг. Телеграмму Сталина серии «Г» от 9 ноября 1932 г., в которой излагалось решение Северокавказского крайкома ВКП(б), принятое по директиве ЦК о хлебозаготовках и севе на Кубани, и решение ЦК и ЦКК ВКП(б) о чистке сельских парторганизаций на Северном Кавказе, получили в числе других первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе и председатель крайисполкома Ф.П. Грядинский. В телеграмме предлагалось заносить на «черную доску» села «за явный срыв плана по севу и хлебозаготовкам, а в отношении этих станиц применять такие меры, как а) немедленное прекращение подвоза товаров и полное прекращение кооперативной и государственной торговли на месте и вывоз из кооперативных лавок всех наличных товаров; б) полное запрещение колхозной торговли как для колхозов, колхозников, так и единоличников; в) прекращение всякого рода кредитования и досрочное взыскание кредитов и других финансовых обязательств; г) проверка и очистка колхозных, кооперативных и государственных аппаратов органами РКИ от всякого рода чуждых и враждебных элементов; д) изъятие органами ОГПУ контрреволюционных элементов, организаторов саботажа хлебозаготовок и сева и т.д. и т.п.» [1018]20.

Эти меры не остались только на бумаге – по одному Северному Кавказу на «черную доску» было занесено более 400 колхозов по 68 районам (из 83), осуждено 6208 человек, из них 175 – расстреляно. На Украине только за ноябрь и первые пять дней декабря 1932 г. было арестовано 340 председателей колхозов, 750 членов правлений, 140 счетоводов, 265 завхозов и кладовщиков, 140 бригадиров, 327 партийных работников и 195 колхозников [1019]21.

Хотя власть всячески скрывала и отрицала факт массового голода в СССР в начале 1930-х гг., некоторые выводы из сложившейся ситуации ей все-таки пришлось сделать. 19 января 1933 г. был принят специальный закон о зернопоставках, настоящая суть которого излагалась в разосланном на места постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 20 июня 1933 г. за подписями Молотова и Сталина. С одной стороны, в постановлении осуждалась практика «наверстывать упущенное в порядке применения репрессий», с другой – формулировались меры, направленные на окончательное закрепощение крестьян в колхозах. С этого времени предусматривались уже «не хлебозаготовки старого типа, проводившиеся на основе не вполне определенных контрактационных договоров с крестьянством, а зернопоставки, основанные на твердом непререкаемом законе, обязательном к выполнению всеми колхозами и единоличниками. Это значит, что никакое уклонение от обязательств по сдаче зерна в срок не должно быть допущено ни под каким видом». Это постановление содержало порайонные нормы и сроки (месяц и дата) сдачи зерновых, порядок замены (или запрещение замены) одной культуры другой и т.п. Предусматривалось, что «колхозы, не выполнившие своих обязательств по сдаче хлеба государству в установленные настоящим постановлением календарные сроки, подвергаются через сельсоветы денежному штрафу в размере рыночной стоимости недовыполненной части обязательства, и сверх этого к этим колхозам предъявляется требование о досрочном выполнении всего годового обязательства, подлежащего взысканию в бесспорном порядке» (единоличники в аналогичном случае привлекались к судебной ответственности). Персональная ответственность за успешный ход поставок зерна возлагалась на прямых исполнителей директив Центра, т.е. «секретарей крайкомов и обкомов и председателей исполкомов краев и областей и председателей райисполкомов, а в селе – председателей сельсоветов, председателей правлений колхозов, секретарей колхозных ячеек, начальников политотделов МТС» [1020]22.