Бессарабский вопрос между мировыми войнами 1917— 1940 - Мельтюхов Михаил Иванович. Страница 36

5 октября, инструктируя Филалити, Авереску указал, что «советское правительство является из всех возможных русских правительств тем, с которым мы можем самым для нас благоприятным образом вести переговоры по вопросу о Бессарабии — действительно спорному пункту между Румынией и Россией. Согласие этого правительства на признание фактического положения дел может в будущем, если в России все изменится, оказаться мощным рычагом. Поэтому необходимо приложить максимум усилий, чтобы добиться этого». Конечно, и вопрос о румынских ценностях «не должен выпасть из программы, поскольку без него переговоры потеряют для нас всякий интерес» [430]. В тот же день на очередном заседании советско-румынской конференции Филалити огласил декларацию румынского правительства: «Румынское правительство не допускает ни в коем случае и ни в какой форме дискуссии относительно легальности или окончательного характера воссоединения Бессарабии с Румынией. Однако само собой понятно, что если Республика Советов пожелала бы заключить договор с правительством Румынии относительно последствий этого воссоединения, мы могли бы вступить на этот путь. Впрочем, так как Республика Советов нам предложила включить в программу вопрос о навигации по Днестру, каковой пункт мы согласились принять в качестве предмета дискуссии, мы тем самым затронули ряд вопросов, вытекающих из присоединения Бессарабии к Румынии». Румынская делегация вновь напомнила, что вопрос о румынских ценностях «является одним из главнейших требований румынского правительства» [431].

Вечером 6 октября Карахан вновь беседовал в частном порядке с Филалити и предложил ему, чтобы в качестве уступки Румыния взяла на себя обязательство «в случае войны, объявленной Советской России другим государством…сохранять нейтралитет на взаимной основе» [432]. Со своей стороны, Чичерин 10 октября запросил Караха-на: «Указывали ли Вы Филалити, что с Румынией была война и все переданное нам есть добыча? Указывали ль, что самоопределение Бессарабии было комедией, протестовал даже сенатор Александр? Указали ль, что, пока мы не признали Бессарабию за Румынией, владение ею непрочно, ибо мы во всякий момент можем отнять, причем в Бессарабии уже теперь почти поголовное восстание даже молдаван» [433]. В тот же день румынская делегация вновь получила указание тянуть время [434]. 11 октября Филалити запросил в Бухаресте инструкций относительно готовности признать УССР одной из договаривающихся сторон и сообщил, что советская делегация сохраняет за собой право поторговаться относительно признания Бессарабии частью Румынии [435].

17 октября министр иностранных дел Румынии Ионеску сообщил Филалити, что он «никогда не верил, что наши ценности будут нам возвращены, так же как я знал, что советское правительство не преследует иной цели, кроме возобновления дипломатических отношений с Румынией, чтобы отравить нашу страну революционной пропагандой, прячась за щит дипломатического иммунитета». Министр считал, что не следует переносить бессарабский вопрос в область внутренних проблем России, он всегда должен оставаться международным вопросом, а поэтому решено, «какими бы ни были последствия, не вступать в обсуждение вопроса о Бессарабии как программного пункта, подлежащего решению двумя правительствами». Ионеску одобрил высказанную на конференции позицию, сводившуюся к обсуждению вопроса о румынских ценностях до восстановления дипломатических и экономических отношений. Бухарест также отклонял предложение о гарантии нейтралитета в случае нападения на Советскую Россию третьего государства. Министр указывал, что в возможном соглашении следует «тщательно избегать слов о «мирном договоре» или о «прекращении состояния войны». Самым решительным образом мы стоим на том, что мы не находимся в состоянии войны и, следовательно, не имеем задачи заключения мирного договора» [436].

В ответ на сообщения Карахана о ходе дискуссий в Варшаве Москва 21 октября решила «настаивать на участии Украины» и «применить взаимное погашение претензий или в форме поставки на конференции вопросов как о Бессарабии, так и о расчетах, или же путем устранения того и другого». В случае же «отказа румын от взаимного погашения претензий не останавливаться перед разрывом» [437]. Таким образом, как и следовало ожидать, в вопросе о Бессарабии стороны остались при своем мнении. 25 октября советская делегация вновь заявила, что «Румыния располагает Бессарабией по праву военной силы и что на стороне Румынии в этом вопросе нет никаких легальных титулов. Единственным актом, могущим легализовать и оформить нынешнее фактическое положение Бессарабии, мог [бы] быть акт, исходящий только от России». Соответственно, конференция была прервана на неопределенный срок [438].

11 ноября Москва снова просила Бухарест подтвердить факт нахождения Махно на румынской территории с целью выслать материал, обосновывающий просьбу о его выдаче советским властям. Румынской стороне вновь напоминалось, что «до тех пор, пока Россия и Украина не признали отделения Бессарабии и ее аннексии Румынией, все относящиеся к ней вопросы» будут их интересовать. «Ни решение, к тому же спорное, молдавского националистического общества, ни решения держав, которым Россия и Украина отнюдь не подчинены, не могут заменить для них их собственное решение и выражение их собственной воли». Именно будущая конференция могла бы всесторонне рассмотреть вопрос о Бессарабии и о решениях «Сфатул Цэрий». Вопреки заявлению румынского министра иностранных дел, согласие РСФСР и УССР обсуждать вопрос о судоходстве по Днестру не является признанием факта присоединения Бессарабии к Румынии с их стороны. Наоборот, в целом ряде деклараций Москва и Киев неоднократно заявляли, что «задача конференции состояла не в проведении границы между обеими странами, а лишь в проведении демаркационной линии, считаясь с фактической оккупацией Бессарабии румынскими войсками. Лишь договор между Румынией, с одной стороны, и Россией и Украиной — с другой, будет в состоянии изменить нашу точку зрения по этому предмету». Румынии напоминалось, что она нарушила соглашение от 9 марта 1918 г. и ныне находящиеся на ее территории петлюровские отряды готовят новые нападения на территорию УССР [439].

16 ноября Ионеску направил в Москву ответную телеграмму, в которой заявлялось, что «королевское правительство никоим образом, ни прямо, ни косвенно, не примет претензий» относительно Бессарабии «ни от настоящего российского правительства, ни от его преемников, если таковые будут; к тому же эти вопросы волнуют только Россию. То, что Вы называете Бессарабией, т. е. Румыния между Прутом и Днестром, является составной частью Румынского королевства. Бессарабия, образовавшая самостоятельное государство, воссоединилась с Румынией, и это воссоединение не может быть предметом дискуссии ни для кого. Суверенное право Румынии не вытекает из соглашения, заключенного в Париже 28 октября 1920 г… а является результатом акта воссоединения, совершенного представителями Бессарабии, акта окончательного и не нуждающегося ни в каком другом подтверждении. Четыре державы лишь признали суверенитет Румынии, так как имели право закрепить с точки зрения международного права ситуацию, сложившуюся в Европе в результате войны». С точки зрения Бухареста, обсуждение вопроса о судоходстве на Днепре с участием Румынии служит признанием того факта, что она имеет право решать эти вопросы, которые обычно решаются прибрежными государствами в том случае, если речь идет о пограничных реках [440].