Партия расстрелянных - Роговин Вадим Захарович. Страница 49

Некоторые командиры публично указывали на разрушительные последствия армейской чистки для обороноспособности страны. Так, начальник Химуправления РККА Степанов заявил на собрании партийного актива: «Посмотрите, что делают с кадрами. 40—45 процентов начхимов округов арестованы, 60—65 процентов начхимов корпусов и дивизий тоже арестованы… Мы сейчас настолько слабы и деморализованы, что воевать совершенно не можем» [486]. Выступая на заседании Военного совета при наркоме обороны, командующий Закавказским военным округом Н. В. Куйбышев назвал боевую подготовку войск неудовлетворительной. «Основная причина этого в том,— заявил он,— что округ в кадровом отношении сильно ослаблен». На это последовала «успокоительная» реплика Ворошилова: «Не больше, чем у других» [487].

Итоги армейской чистки были подведены Ворошиловым на заседании Военного Совета, проходившем 29 ноября 1938 года. «Когда в прошлом году была раскрыта и судом революции уничтожена группа презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским,— заявил он,— никому из нас и в голову не могло прийти, не приходило, к сожалению, что эта мерзость, эта гниль, это предательство так широко и глубоко засело в рядах нашей армии. Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая заражённые части организма до живого, здорового мяса, очищаясь от мерзостной предательской гнили… Чистка была проведена радикальная и всесторонняя… с самых верхов и кончая низами… Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным. Достаточно сказать, что за всё время мы вычистили больше 4 десятков тысяч человек» [488].

С мая 1937 года по сентябрь 1938 года были репрессированы около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов и командующие войсками военных округов [489]. За небольшим исключением, были арестованы все начальники управлений и другие ответственные работники Наркомата обороны и Генерального штаба, все начальники военных академий и институтов, все руководители Военно-Морского Флота и командующие флотами и флотилиями. Вслед за Тухачевским были арестованы и расстреляны все остальные заместители наркома обороны — Егоров, Алкснис, Федько и Орлов.

Доля репрессированных была тем выше, чем более высоким был этаж военной иерархии. Из 837 человек, которым в ноябре 1935 года были присвоены персональные воинские звания (от полковника до маршала), было репрессировано 720 человек [490]. Из 16 человек, получивших звания командармов и маршалов, уцелели после великой чистки только Ворошилов, Будённый и Шапошников.

Причина особого благоволения Сталина к Шапошникову, бывшему полковнику царской армии, вступившему в партию только в 1930 году, крылась, по-видимому, в том, что во время советско-польской войны 1920 года Шапошников выступил в военном журнале с шовинистической статьёй о «природном иезуитстве ляхов», которому противопоставлялся «честный и открытый дух великороссов». За публикацию этой статьи особым приказом Троцкого журнал был закрыт, а Шапошников отстранён от работы в Генеральном штабе [491]. В 1937 году Сталин несомненно припомнил этот случай, не только оградив Шапошникова от репрессий, но и назначив его на должности начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны.

Из девяти военных работников, избранных в состав ЦК ВКП(б) XVII съездом, уцелели только Ворошилов и Будённый.

Следует подчеркнуть, что расстрелянные военачальники находились в самом расцвете физических и духовных сил. Среди подсудимых июньского процесса 1937 года старшему (Корку) было 49 лет, а младшему (Путне) — 39 лет. Тухачевский был всего на три года старше Жукова и Рокоссовского, занимавших в 1937 году должности комдивов.

Полному опустошению подвергся корпус политработников Красной Армии и Флота. Только в 1938 году было уволено 3176 политработников, в том числе «в связи с арестом» — 265 чел., исключённых из ВКП(б) — 982 чел., бывших участников внутрипартийных группировок — 187 чел. и по директиве наркома обороны об увольнении «инородцев» — 863 чел. [492] Все политработники, получившие в 1935 году высшее звание армейского комиссара (16 человек), были расстреляны.

Репрессировано было большинство военных теоретиков и историков, труды которых были изъяты из пользования.

Чем выше был ранг репрессированных, тем большей в их составе была доля расстрелянных. Из 408 работников руководящего и начальствующего состава РККА, осуждённых Военной коллегией, 401 был приговорён к расстрелу и только семь — к различным срокам заключения [493]. Из репрессированных командиров бригадного, дивизионного, корпусного звена 643 чел. были расстреляны, 63 — умерли под стражей, 8 покончили жизнь самоубийством и 85 отбыли длительные сроки заключения [494]. В результате предвоенных репрессий Красная Армия лишилась больше военачальников высшего звена, чем за все годы Отечественной войны.

В 1935 году был образован Военный Совет при наркоме обороны, в который входило 85 высших руководителей армии и флота. Судьба этих людей сложилась следующим образом. Один (С. С. Каменев) умер в 1936 году, двое покончили самоубийством в ожидании ареста, 76 были подвергнуты в 1937—1938 годах репрессиям. Из числа репрессированных 68 были расстреляны, один (Блюхер) был забит до смерти на допросе в Лефортовской тюрьме, один умер в лагере и трое вышли из лагерей после смерти Сталина [495]. Не были затронуты великой чисткой лишь 9 человек, из которых трое были репрессированы в последующие годы: Штерн был расстрелян в 1941 году, Кулик — в 1950 году, Мерецков был арестован в 1941 году и спустя несколько месяцев освобождён из тюрьмы и возвращён в армию. Таким образом, репрессии не коснулись лишь шести человек (Ворошилова, Будённого, Тимошенко, Шапошникова, Апанасенко и Городовикова). Все они, кроме Шапошникова, во время гражданской войны служили в Первой Конной армии.

Комментируя дошедшие до него (далеко не полные) сведения о чистке в Красной Армии, Троцкий напоминал, что во время первой мировой войны царское правительство арестовало военного министра по обвинению в государственной измене. По этому поводу иностранные дипломаты говорили премьер-министру Сазонову: сильное же у вас правительство, если оно решается во время войны арестовать собственного военного министра. «На самом деле сильное правительство находилось накануне крушения,— писал Троцкий.— Советское правительство не только арестовало фактического военного министра Тухачевского, но и истребило весь старший командный состав армии, флота и авиации» [496].

Среди уцелевших командиров высокого ранга не было ни одного, на которого в 1937—1938 годах органами НКВД не собирался бы порочащий материал. Такой «компромат» был подготовлен на Жукова, Конева, Малиновского, Баграмяна, Соколовского и других будущих маршалов, полководцев Великой Отечественной войны. Всем им пришлось в период великой чистки пройти через многочисленные испытания и унижения. Так, Жуков вынужден был внести 9 февраля 1938 года в свою автобиографию следующее дополнение: «Связи с врагами народа никогда не имел и не имею. Никогда у них не бывал и у себя их также не принимал. Моя жена также ни в какой связи с врагами народа не состояла и никогда у них не бывала. Связь с Уборевичем, Мезисом и другими врагами народа из командования округа была только чисто служебная» [497].

На Конева в 1937 году поступил донос, в котором указывалось, что он на партийной конференции Белорусского военного округа «в одиночном числе выступил в защиту Уборевича (ещё до ареста последнего.— В. Р.) и стал его восхвалять, как хорошего человека и члена партии» [498]. В результате этого Конев направил письмо в ЦК ВКП(б), в котором сообщал, что «по долгу службы имел деловые отношения с врагами народа Уборевичем и Фельдманом, но никогда не считал их большевиками». Вместе с тем Конев признавал свою вину в том, что «нигде официально не ставил вопроса о враждебной деятельности этих людей».

Другим испытанием для Конева явилось выступление на митинге одного из полков его дивизии, где он сказал: «Надо помнить, что шпионов, диверсантов,— по указанию т. Сталина — в нашу страну будет засылаться в 2—3 раза больше, чем в капиталистические страны». Сразу же после этой речи Коневу было указано на его невольную оговорку, и он выступил вторично, «исправив свою ошибку» (следовало сказать: «как указывал т. Сталин»). Несмотря на это, он послал заявление в ЦК ВКП(б) с покаянием по поводу допущенной «ошибки» [499].