1937 - Роговин Вадим Захарович. Страница 83

Поскольку идеологи правящей фракции сразу же ложно истолковали эти положения как лесть Троцкого молодёжи, опорочивание «старой гвардии» и т. п., Троцкий счёл нужным посвятить данному вопросу специальную статью «Вопрос о партийных поколениях». В ней он указывал, что главная опасность старого курса состоит в «тенденции ко всё большему противопоставлению нескольких тысяч товарищей, составляющих руководящие кадры, всей остальной массе как объекту воздействия» [728]. Пути преодоления этой опасности Троцкий видел в усилении самостоятельности партии, демократизации её внутренней жизни, периодической ротации, обновлении руководящих кадров, воспитании в партийной молодёжи способности вырабатывать собственное мнение и бороться за него.

Отвержение этой альтернативы в ходе ожесточённой внутрипартийной борьбы привело к предсказанному Троцким перерождению партии «одновременно на обоих её полюсах». Тем не менее «верхний полюс», т. е. представители старой партийной гвардии, продолжал представлять серьёзную опасность для сталинского режима. В сознании большинства этих людей сохранялась большевистская ментальность, ностальгия по попранным традициям партийной жизни. В этих условиях предпочтительным, с точки зрения Сталина, был перенос центра социальной опоры режима на молодёжь, выросшую в условиях сталинизма и воспринимавшую дискуссии как нечто недопустимое, а режим личной власти — как незыблемый закон партийно-политической жизни.

К этому прибавлялся ещё один важный политический фактор. В принципе обеспечение социального продвижения молодёжи — одна из главных, жизненно важных задач послереволюционного общества. Уровень жизни в нём обычно низок, труд тяжёл, и единственное, что позволяет людям не терять веру в социальную справедливость,— это претворение в жизнь лозунга социальной революции: «Кто был ничем, тот станет всем».

Целенаправленная социальная политика в области образования, начатая сразу же после Октябрьской революции, позволила дать тысячам выходцев из рабоче-крестьянской среды образование, достаточное для профессионального старта в управлении. Однако слой, пришедший к власти после революции, не был склонен «потесниться» в пользу молодёжи.

Взявшийся за решение проблемы поколений не демократическими, как это предлагала левая оппозиция, а тоталитарными методами, Сталин столкнулся с одним из самых фундаментальных изъянов тоталитаризма и не только сам попал в его ловушку, но и оставил в ней несколько поколений советских людей.

Тоталитарное управление обеспечивает быстрое развитие экономики за счёт мобилизации населения с помощью «монолитной» идеологии. Эта стерильная идеология, сводящаяся к набору не подлежащих обсуждению и критике догматов, может функционировать только при условии абсолютной политической лояльности руководителей всех уровней. Поэтому неизбежен их жёсткий политический отбор, при котором на задний план отодвигаются профессиональные критерии (компетентность, специальные знания и т. д.). Так и произошло в годы сталинизма, когда хорошо мобилизованный народ оказался под управлением руководителей типа Ворошилова или Кагановича.

По-видимому, Сталин поначалу верил в то, что не только нужно, но и возможно сочетать политические и профессиональные требования к руководителям, что эти требования уживутся друг с другом. Однако в условиях кардинальных изменений в самой идеологии правящей партии и в характере политического режима перекос в сторону политической надёжности (в смысле безоговорочного принятия сталинской модели общества как «социалистической») оказался неизбежным и непреодолимым.

Учёт политического критерия при выдвижении руководителей жизненно важен для создания системы, основанной на обобществленной собственности и плановом ведении хозяйства. Однако, чтобы такая система могла успешно функционировать, необходима демократизация всей общественно-политической жизни, предохраняющая от всевластия бюрократии с её стремлением к подавлению всякого инакомыслия. В бюрократической же системе неизбежно меняется и сама идеология, которая превращается в причудливую смесь мифов и фантомов, маскируемых абстракциями социалистического словаря.

Уже в первые годы после смерти Сталина стало очевидно: чтобы преодолеть остро ощущаемый разрыв между словом и делом, требуется практическое и духовное избавление от язв прошлого и бескомпромиссная правдивость в анализе настоящего. Однако достижение этих целей в послесталинский период оказалось невозможным, поскольку оно вступало в противоречие с интересами «новобранцев 1937 года», сохранявших ключевые посты в партийном и государственном аппарате. Этот слой заблокировал каналы вертикальной мобильности следующих поколений с намного большей силой, чем это делало поколение пятидесятилетних и сорокалетних в 30-е годы. Поскольку, однако, некоторое вертикальное движение, хотя бы в силу действия естественных причин, происходило, партийная геронтократия 70—80-х годов вырастила себе смену, состоящую из циников и карьеристов, которым идеология была, по существу, безразлична. Да и сами правители эпохи застоя, находившиеся у власти на протяжении полувека, проявляли безразличие к идейной стороне жизни и политики, встав на путь узкого прагматизма. Связанное со всем этим ослабление роли политического фактора в кадровой политике привело к выдвижению нового поколения партократов, технократов и обслуживающих их псевдоучёных-гуманитариев, которые достаточно быстро раскачали существующую систему, сначала выбив из неё идеологические подпорки, а потом разрушив её политически.

Истоки этих разрушительных процессов следует искать в «кадровой революции» 1937 года, замысел которой Сталин обнародовал на февральско-мартовском пленуме. Призвав влить в «командные кадры» «свежие силы, ждущие своего выдвижения» и подготовить «не одну, а несколько смен, могущих заменить руководителей Центрального Комитета нашей партии», он потребовал от всех партийных руководителей, начиная от секретарей ячеек и кончая секретарями республиканских организаций, «подобрать себе в течение известного периода, по два человека, по два партийных работника, способных быть их действительными заместителями» [729].

Все эти зловещие установки, обязывающие партийных руководителей, по сути, подготовить условия для своего тотального истребления, маскировались широковещательными заверениями о расширении внутрипартийной демократии. Сталин обещал, что отныне будет ликвидировано сведение выборов в партийные органы к пустой формальности, превращение партийных форумов в парадные манифестации и «бездушно-бюрократическое отношение… к судьбе отдельных членов партии». В этой связи он осудил не названных по имени «некоторых наших партийных руководителей», которые «избивают [членов партии]… огулом и без меры, исключают из партии тысячами и десятками тысяч… Исключить из партии тысячи и десятки тысяч они считают пустяковым делом, утешая себя тем, что партия у нас двухмиллионная и десятки тысяч исключённых не могут что-либо изменить в положении партии». Представив чудовищную практику исключения из партии «десятками тысяч» всего лишь изъяном «некоторых руководителей», легко поддающимся исправлению со стороны всемогущего ЦК, Сталин обещал наказать тех, кто «искусственно плодит количество недовольных и озлобленных», и обеспечить «внимательное отношение к людям, к членам партии, к судьбе членов партии» [730]. Этот заключительный фрагмент его выступления призван был дать некоторую надежду коммунистам, которые исключались в 1937 году из партии не десятками, а сотнями тысяч, вслед за чем в большинстве случаев лишались работы и свободы.

XXXV

Выборная кампания в партии

Проверкой того, насколько партийные организации готовы к поиску «врагов народа» в своих рядах, призвана была служить открытая сразу после пленума кампания по выборам партийных органов. Вслед за публикацией 6 марта информационного сообщения о пленуме «Правда» начала публиковать инструктивные статьи, в которых содержались два вида ориентировок: первый — демагогически-«демократический» и второй — призывающий к «бдительности». Перед всеми партийными организациями выдвигалось требование покончить с царящими в них «зазнайством, самоуспокоенностью и забвением интересов членов партии» [731]. Вина за эти нездоровые партийные нравы возлагалась, однако, не на укоренившийся партийный режим, а на «волков в овечьей шкуре, обманным путём пробравшихся в наш партийный дом» [732]. «Восхваление падких на лесть руководителей» именовалось «орудием борьбы против партии, заслоном от бдительности», которым пользовались «троцкистские кукушки» [733]. Выдвигалось требование выдвинуть в партийные органы людей, «действительно проверенных в борьбе со всеми врагами рабочего класса, стойких, до конца преданных партии Ленина — Сталина и её Центральному Комитету» [734].