1937 - Роговин Вадим Захарович. Страница 98

Анализируя трагические изменения в характере испанской революции, Троцкий писал, что наращивание сталинистами насилий над левым крылом рабочего класса вызвано стремлением предотвратить революционную перестройку руководства рабочих организаций. Эти насилия, осуществляемые якобы «во имя „дисциплины“ и „единства армии“, представляют „не что иное, как школу бонапартизма“». Троцкий предупреждал лидеров ПОУМа, что «самые грозные испытания предстоят впереди» [854].

Эти испытания, к которым ПОУМ и другие революционные силы Испании оказались не готовыми, наступили в мае 1937 года, когда сталинисты спровоцировали т. н. «барселонский мятеж», позволивший окончательно превратить Испанию в арену кровавого террора против революционеров — противников сталинизма.

XLIII

Барселонский мятеж

Героическая оборона Мадрида и победа республиканцев под Гвадалахарой высоко подняли престиж СССР и Испанской компартии. Воспользовавшись этим, Сталин открыл новую фазу вмешательства в испанскую войну и распространения своей власти на всю территорию, занятую республиканцами.

Главным препятствием для превращения Испании в послушного вассала Кремля оставалась Каталония. Выразительное описание атмосферы в этой героической провинции содержится в повести Э. Синклера «No pasaran!» («Они не пройдут»), где рассказывается о приезде в Барселону американских добровольцев. «Больше всего американцев поразил полный порядок в этом большом городе. Война его не коснулась — только революция, и та закончилась в сорок часов. Барселона — промышленный центр, и рабочих там много. Это они — рабочие и их жёны — бросились в атаку на пулеметы с кривыми ножами и досками, утыканными гвоздями. Теперь город принадлежал им, они управляли городом; они сбросили цепи и завоевали мир… Эти рабочие, которые сейчас смеялись, пели и стучали кулаками по столу, были те самые люди, которые создавали историю три месяца тому назад, когда радио, телефон и завывание пароходных сирен распространили весть о том, что войска выступили из казарм. Рабочие вышли на улицу, они знали, что такое фашизм и какой заговор готовится против них. Это они смели фашистские баррикады и захватили арсенал и казармы; вдоль по всему широкому бульвару Лас Рамблес шли ожесточённые бои, шестнадцать тысяч рабочих было убито…

Этот город рабочих расположен в промышленной области Каталонии, которая в течение многих поколений боролась за свою независимость от реакционной монархической Испании. Теперь они имели своё правительство; но поняли, что не смогут сохранить свои завоевания, если фашисты захватят страну. Перед ними встала проблема объединения с Мадридом, проблема разработки общей программы действий с различными партиями и организациями рабочих» [855].

Влияние официальной компартии в Каталонии было невелико. Ведущую роль здесь играли анархисты и поумовцы.

Одной из главных целей, которую преследовал Сталин в Испании, было ослабление, а затем ниспровержение Каталонского правительства, во многом напоминавшего правительство суверенного государства. Ради этого Сталин категорически запретил разгрузку в Барселоне советского парохода, везущего самолеты, и приказал повернуть его в порт Аликанте, который блокировался франкистскими кораблями. Так была задержана доставка этого груза республиканским силам, испытывавшим жестокий недостаток авиации. «Эти невероятные события,— писал Кривицкий,— были частью яростной, но молчаливой борьбы Сталина за полный контроль над законными властями в Испании, борьбы, которая протекала за кулисами открытого театра военных действий. Сталин должен был превратить Испанию в пешку в своей силовой игре, должен был задушить всякую оппозицию в Испанской республике. Остриё оппозиции представляла собой Каталония. Между тем Сталин был намерен оказывать помощь материалами и людскими ресурсами только тем группам в Испании, которые проявляли готовность безоговорочно подчиняться его руководству. Он решительно исключал, чтобы каталонцы наложили руку на наши самолеты, которые позволили бы им добиться военных успехов, повысить свой престиж и политический вес в рядах республиканских сил» [856].

По мере усиления советского проникновения в Испанию Сталин всё решительнее требовал от центрального испанского правительства расправы с каталонской оппозицией. По его указанию Слуцкий заявил министру республиканского правительства, коммунисту Эрнандесу о необходимости подавить ПОУМ, поскольку эта партия критиковала московские процессы. Об этом Эрнандес рассказал в книге, вышедшей в 1953 году в Мексике [857].

Однако Кабальеро не соглашался развернуть террор в Каталонии, хотя советский посол Розенберг неоднократно говорил ему, что на ликвидации ПОУМа настаивает лично Сталин. Кабальеро продолжал поддерживать каталонское правительство, которое отчаянно сопротивлялось сталинским чисткам.

Уже в декабре 1936 года террор свирепствовал не только в Барселоне, но и в Мадриде и Валенсии. В феврале 1937 года «Правда» сообщала, что по постановлению Комитета обороны Мадрида наложен арест на радиостанцию мадридской группы ПОУМа. Закрытие радиостанции официально мотивировалось тем, что она «систематически распространяла выпады против законного правительства республики, против Народного фронта». Одновременно было прекращено издание поумовского органа «Красный соратник» «за несоблюдение правил цензуры и кампанию против организаций, входящих в Народный фронт». В том же номере «Правды» была перепечатана статья органа Испанской компартии «Френте рохо», требовавшая роспуска ПОУМа. «Речь идёт о бандитах, которых фашизм оставил в нашей среде,— говорилось в этой статье.— Мы требуем, чтобы народный трибунал посадил на скамью подсудимых фашистские кадры этой организации» [858].

Спустя полтора месяца ТАСС сообщал «подробности фашистско-троцкистского заговора в Валенсии». В этих сообщениях с нескрываемым удовлетворением указывалось, что «троцкистские пособники Франко», «герои фашистского подполья сидят под замком. Многие из них принесли уже повинную» [859].

Число арестованных республиканцев и интербригадовцев исчислялось к тому времени сотнями. Агенты НКВД похищали и убивали людей. Как сообщалось в «Бюллетене оппозиции», «ГПУ имеет в Барселоне, Валенсии и Мадриде свои собственные тюрьмы, куда не имеют доступа не только родственники исчезнувших, но и государственная полиция и даже центральное правительство» [860]. В этих тюрьмах широко применялись отработанные в Москве методы пыток, вынужденных признаний и массовых расстрелов. «Предательством» считались любые недоброжелательные отзывы о сталинском режиме, критика методов ведения войны и общение с носителями «еретических» взглядов. Так Испания стада стартовой площадкой переноса в другие страны опыта борьбы с «врагами народа», который после второй мировой войны был повторен во всех странах «народной демократии».

Члены центрального правительства всё с большим возмущением относились к деятельности разветвленной сети НКВД, совершенно независимой от испанских властей, и к беспощадной чистке всех инакомыслящих, которых испанская компартия без разбора клеймила кличкой «троцкисты». Кабальеро решительно протестовал против террора, распространявшегося на членов его партии и её политических союзников.

Советские военные деятели предупреждали Сталина о недовольстве испанских руководителей беззастенчивой репрессивной деятельностью НКВД и шпионажем советской агентуры в правительственных кругах. В докладе, направленном Ворошилову и Ежову для передачи Сталину, Берзин указывал, что эта агентура компрометирует Советский Союз бесцеремонным вмешательством во внутренние дела Испании. Он предлагал немедленно отозвать Орлова из Испании. Слуцкий, познакомив с этим документом Кривицкого, выразил полное согласие с Берзиным и прибавил, что люди Орлова ведут себя в Испании так, как обычно ведут себя колонизаторы с туземцами [861].

Подобно Берзину, Сташевский осторожно пытался склонить Сталина к мысли о том, что НКВД должно щадить существующие в Испании левые политические партии. Он передал эти соображения также Тухачевскому, который высказался за необходимость призвать к порядку тех, кто распоряжается в Испании как в покорённой стране [862].