ТАЙНА КАТЫНИ - Швед Владислав. Страница 110

В качестве серьезного аргумента также нельзя рассматривать созданное в результате "неподвластного" Варшаве "бунта" частей польского генерала Люциана Желиговского некое государственное образование с центром в городе Вильнюсе (Sapoka. Lienuvos istorija. С. 561-562.). Об этом мистифицированном "бунте" польских воинских частей генерала Л. Желиговского следует сказать особо.

Известно, что в октябре 1920 г. воинские части генерала Желиговского, состоящие в основном из уроженцев Виленского края, якобы, игнорируя прямые указания властей Польши, захватили часть южной и восточной Литвы и город Вильнюс, создав там формально независимую псевдореспублику "Центральная, или Срединная Литва". Основанием для создания этого полугосударства явилось польское большинство населения этого региона.

В феврале 1921 г. это марионеточное полугосударство, после "убедительной" победы сторонников Л. Желиговского на плебисците, заявило о полной интеграции с Польшей. Далее польский Сейм принимает Виленский край в состав Польши. Потом это решение подтверждает парижская конференция стран Антанты.

Но от этого "восточные земли" не стали польскими. не случайно патриарх польских историков 3. Залусский . Об этом писал так: "… Созданный генералом Желиговским сейм Центральной Литвы отверг все концепции самостоятельности или автономии литовско-белорусских земель и потребовал полной интеграции Вильно с Варшавой" (Наленчи. Ю. Пилсудский. С. 267).

Залусский высказался предельно ясно: Вильнюсский край - это "литовско-белорусские земли". В целом "восточные земли" Польши являлись "литовско-белорусско-украинскими". Как уже говорилось, в тот период Белоруссия и Украина входили в состав СССР и поэтому советские претензии на "восточные земли", в отличие от польских, были вполне обоснованными.

Говорить о польских Фермопилах на территории "восточных земель", по меньшей мере, некорректно. В данном случае пану Вечоркевичу следовало бы сослаться не на греков, а на Гитлера, который в 1943 г. призывал сделать Восточный вал на Днепре "могилой для Красной Армии". Это было бы ближе к истине.

Корреспондент газеты "Rzeczpospolita", задавая вопрос проф. Вечоркевичу, отметил, что "на Востоке мы столкнулись с массовыми проявлениями коллаборационизма граждан, особенно еврейского происхождения". Официально в Польше о польском коллаборационизме предпочитают не говорить. Не стал о нем говорить и П. Вечоркевич, хотя все его рассуждения свидетельствуют о том, что он сожалеет, что Польша не стала коллективным коллаборантом, сотрудничая с нацистской Германией.

Главный акцент Вечеркович сделал на коллаборационизме еврейского населения Польши. надо полагать, что он, как и многие польские историки, считает, что среди поляков не было коллаборационистов. Так ли это?

При глубоком изучении ситуации выясняется, что это миф, за который Польша должна быть благодарна Сталину, который во имя дружбы с новой социалистической Польшей, после войны заблокировал информацию о поляках, воевавших на стороне Германии, и 60 тысячах из них, попавших в советский плен. Неверующим рекомендуем прочитать книгу австрийского историка Стефана Карнера "Архипелаг ГУПВИ" (ARCHIPEL GUPVI), изданную в 1995 г. в Мюнхене и в 2002 г. в Москве.

Помимо этого необходимо обратиться к польскому историку Цезары Гмызу, который на страницах еженедельника "Wprost" в октябре 2005 г. Сообщил, что во время Второй мировой войны через службу в вермахте прошло около полумиллиона поляков. Особого рвения на службе и в боях они не проявляли, т.к. многие были мобилизованы насильно, но факт службы у нацистов остается фактом.

Поляки сотрудничали с нацистами и в концлагерях. В изданной в 1960 г. книге "Фабрика смерти", написанной заключенными из Освенцима, рассказывается о "враче из заключенных поляке Владиславе Деринге" (с. 112), который участвовал в бесчеловечных экспериментах над заключенными, о старшем по блоку Стефане Вежбиче из Верхней Силезии, который предпочитал убивать заключенных "тремя ударами палкой" (С. 53), описывается своеобразный метод лечения больных побоями "у польского врача заключенного Зенктеллера" (С. 82).

Польскими фашистами называют авторы книги старшего по блоку Бруно Броневича, рапортшрейбера Казимежа Госка из Варшавы, Юлиуса Миклуса и Виктора Ткоза (С. 252-253). Немало польских фамилий встречается в списке тех эсэсовцев, которые в Освенциме проявляли особую жестокость в отношении заключенных (С. 231).

Понятно, что в каждом стаде есть паршивая овца. Возможно, что поляки, как нация, были менее других склонны к коллаборационизму. О количестве русских, по различным причинам сотрудничавших с нацистами, также известно. Но это не аргумент для скрытия польского коллаборационизма.

П. Вечоркевич в своем "историческом" интервью решил "сорвать маску" с "бесчеловечных" большевиков и показать, что они творили на "польских восточных" землях.

Профессор бездоказательно и безапелляционно утверждает: "Совершаемые Советами преступления отличались еще большей жестокостью, чем преступления Вермахта на Западе. Недавно одна женщина, в то время еще маленькая девочка, рассказала мне о такой, запомнившейся ей картине. Где-то на Подоле или Волыни, в деревне, в которой она жила, большевики взяли в плен польского полковника, врача. "Развлекались" они с ним следующим образом: распороли ему живот, накрутили внутренности на лебедку колодца и, приведя в движение ручку, вынудили его бегать по кругу, коля его штыками под смех и крики".

Корр. Это был единичный случай?

"Нет, было их сотни, если не тысячи. например, один советский лейтенант проверял пушки таким образом, что ставил перед стволом орудия в ряд несколько пленных и производил выстрел. Изучал, сколько поляков можно убить за один раз. Таких примеров много".

И далее П. Вечеркович озвучивает традиционное польское требование: "Необходимо в полный голос потребовать от России от имени польского правительства и поляков выяснения, а также символичного, посмертного наказания виновных в этих военных преступлениях".