Неизвестный Сталин - Медведев Рой Александрович. Страница 38
Молотов вспоминает, что он представлял Курчатова Сталину. Однако это представление носило, по-видимому, характер заочной рекомендации, а не личной встречи. Распоряжение ГКО, формально возложившее именно на Курчатова научное руководство работами по урану, было принято 11 февраля 1943 года. Заключение Курчатова по тем документам разведки, которые он читал в Кремле в кабинете Молотова, датировано 7 марта 1943 года. Это был подробный анализ. Курчатов начал с заявления о том, что полученные разведкой материалы «имеют громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки». В заключение он написал, что «вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей» [109].
И 10 марта 1943 года в АН СССР был создан секретный научный Институт атомной энергии, который для конспирации был условно назван «Лаборатория № 2». И. В. Курчатов был назначен не директором и не заведующим, а начальником этой лаборатории, чтобы подчеркнуть особые оборонные цели этого нового академического центра.
Атомный царь
ГКО и Сталин наделили Курчатова чрезвычайными полномочиями по мобилизации необходимых для решения проблемы человеческих и материальных ресурсов. В течение всего марта 1943 года Курчатов изучал в НКВД многочисленные документы разведки. В кабинете Молотова в начале марта Курчатов знакомился в основном с материалами, полученными из Англии. Теперь ему дали документы, полученные из США. Они содержали колоссальный объем данных. Курчатову нужно было дать заключение на 237 научных работ, связанных в основном с конструкцией уран-графитового котла (реактора) и возможностью использования не только урана, но и плутония для получения атомной бомбы. На этот раз Курчатов не просто давал экспертный анализ, но уже как утвержденный руководитель проблемы составлял подробный список тех сведений, «которые было бы желательно получить из-за границы», и просил в связи с этим «дать указания разведывательным органам» [110].
Документы, с которыми ознакомился Курчатов в Кремле и в НКВД, действительно содержали много неожиданного для советской атомной физики. Новостью была возможность постройки уранового реактора с графитом в качестве замедлителя нейтронов. До этого физики считали, что реактор может работать лишь в том случае, если замедлителем нейтронов будет тяжелая вода (соединение кислорода с дейтерием). Немецкие физики также пытались в 1942 году построить реактор с тяжелой водой, и дефицит тяжелой воды был тормозом в их работе. Новостью для Курчатова было и открытие в США плутония, и перспективность использования этого нового элемента для создания атомной бомбы. Критическая масса у плутония была значительно ниже, чем у урана-235. Плутониевая бомба могла иметь большую мощность взрыва при меньшем весе. Очень важными были и исследования в США и Англии о разделении природного урана на изотопы 235 и 238 газо-диффузией.
Число исследований было столь велико и спектр их столь широк, что Курчатов, даже если бы он и был супергением, не был в состоянии давать по ним экспертную оценку и осуществлять руководство по их реализации. Несмотря на сопротивление Берии, не желавшего расширения круга «посвященных» в секреты разведки, Курчатов добился того, чтобы с документами НКВД знакомились ведущие ученые, возглавившие разные отделы Лаборатории № 2.
С апреля 1943 года доступ к материалам разведки получили академик Иоффе, Алиханов и Кикоин. В последующем к этой группе «надежных» физиков были подключены Лев Арцимович, Юлий Харитон и Кирилл Щелкин. Каждый из них возглавил самостоятельную научно-техническую проблему. Курчатов сосредоточился на создании уран-графитового реактора и выделении плутония. Алиханов стал руководителем работ по постройке реактора на тяжелой воде. Кикоину была поручена практическая разработка разделения изотопов урана газодиффузией. Арцимович для разделения этих изотопов пытался использовать силы электромагнитных полей. Харитон и Щелкин получили особо важное задание по конструкции урановой и плутониевой бомб.
Ни Курчатов, ни его коллеги, допущенные к секретам разведки, не имели права раскрывать источники своей осведомленности. То, что те или иные конкретные сведения получались разведкой, было главной тайной. Раскрытие ее могло вести к провалу всей агентурной сети и к неизбежному смещению руководства НКВД. Поэтому и Курчатову, и его коллегам приходилось выдавать данные, полученные в разведуправлении НКВД, за собственные открытия и прозрения. Это создавало им ореол гениальности и в целом шло на пользу делу. Поскольку о разведданных подчиненные Курчатова не знали, то их удивление способностью Курчатова решать сложные проблемы атомной физики без расчетов и сразу было иногда беспредельным. Биографы Курчатова приводят много примеров таких мгновенных решений. Упомяну здесь лишь один из них. Курчатову потребовались данные о характере замедления нейтронов в уран-графитовых призмах. Яков Зельдович, эксперт по замедлению нейтронов, выполнил необходимые расчеты и принес Курчатову их результаты. «Глубоко задумавшись, Курчатов, к удивлению собравшихся, вдруг произносит: “Мне это ясно и без вычислений” – и дает строгое доказательство без помощи сложных формул» [111].
Германские урановые трофеи
Хотя разведка продолжала снабжать физиков большим объемом информации, показывающим приближение США к обладанию реальной атомной бомбой, в СССР прогресс в этом направлении был скромным. Причина была простой: в стране не было урана. Для самого маленького уранового котла нужны были десятки тонн чистого урана, а в распоряжении Лаборатории № 2 имелись лишь несколько килограммов этого металла. Урановая руда нигде на территории СССР не добывалась. Геологическая разведка урана уже развертывалась, но быстрых решений не могло быть.
В Европе, как было известно, уран для немецкого проекта добывался в Болгарии, Чехословакии и в Восточной Германии. Болгарские рудники были взяты под контроль в начале 1945 года, почти сразу после освобождения Болгарии. Но болгарская урановая руда была бедной, и обогатительных комбинатов здесь не имелось. Урановые рудники в западной части Чехословакии и в Саксонии подвергались разрушению американской авиацией до прихода сюда Советской Армии.
После высадки союзных войск в Европе в США была создана особая группа «специального назначения», так называемая Alsos Team, в задачу которой входил захват на территории Германии любого оборудования, связанного с урановым проектом, а также немецких запасов урана и тяжелой воды. Эта же группа осуществляла аресты и депортацию в Англию немецких ученых-атомщиков. В результате активных действий американского атомного «спецназа» в первые месяцы 1945 года в Германии разобрали и отправили в Англию два немецких экспериментальных урановых реактора на тяжелой воде, которые не были еще закончены. Один из этих реакторов находился возле Лейпцига в будущей советской зоне оккупации.
НКВД и Лаборатория № 2 несколько опоздали с формированием собственной «трофейной» урановой команды. Группа ученых-атомщиков, знающих немецкий язык, в сопровождении офицеров НКВД, возглавляемая заместителем наркома НКВД Авраамием Павловичем Завенягиным, прибыла в Берлин в середине мая 1945 года, уже после капитуляции Германии. В состав группы входили физики Флеров, Кикоин, Харитон, Арцимович и другие. Все они были в форме полковников Советской Армии. Профессор Николаус Риль (Nikolaus Riehl), главный немецкий эксперт по производству чистого металлического урана, был в это время в Берлине, и он добровольно согласился помогать своим советским коллегам. Риль родился в 1901 году в Санкт-Петербурге в семье немецкого инженера фирмы «Сименс». Он жил в России до 1919 года и свободно владел русским языком. Риль повез советских ученых в Ораниенбург, город к северу от Берлина, где находился главный завод Германии по производству чистого урана для реакторов. Завод, как оказалось, был полностью разрушен американскими бомбежками за несколько дней до окончания войны. Это было сделано вне всякой связи с военными действиями. Поврежденные остатки заводского оборудования тем не менее демонтировались и отправлялись в СССР.