Владимир Путин. Полковник, ставший капитаном - Бушков Александр Александрович. Страница 10
Невозможно сразу определить, что здесь наличествует – наивный цинизм или невежество советской образованщины, к коей Гусинский принадлежал по прошлой жизни. Форд и подобные ему капиталисты производили конкретные материальные ценности, создавая реальные богатства Америки: автомобили, пароходы и паровозы, стальной прокат и многое, многое другое. Все они поголовно крайне отрицательно относились к своим Гусинским – финансовым спекулянтам. Так Форд и писал в одной из своих книг: «Деньги еще не есть дело. Даже и большие деньги не могут создать большие предприятия… Денежные маклеры бывают редко деловыми людьми. Спекулянты не могут создавать ценности». Стальной король Эндрю Карнеги выражался, бывало, и резче.
Дела у Гусинского как раз и не имелось. Одна только телекомпания НТВ, печально известная тем, что ее труженики объектива обитали на полном пансионе чеченских боевиков, снимая боевые действия со стороны своих хлебосольных хозяев.
Вот и повязали болезного в конце концов. Естественно, поднялся адский шум о наступлении на свободную прессу. Гусинский кинулся жаловаться на «произвол» в Англию-Израиль-США, засветился даже на обеде у Клинтона. Однако случился конфуз: западные партнеры, по долетавшим сведениям, объясняли, что у них долги принято платить (особенно когда речь идет о сотнях миллионов долларов), а при неуплате у должника, как это и произошло с Гусинским, описывают имущество (то бишь НТВ), как бы он ни вопил и ни рыдал…
Короче говоря, с политического и информационного пространства России исчезла одна из самых одиозных фигур. Посадить Гусинского не посадили, и он приземлился в Израиле. Где по старой привычке влез в предвыборную борьбу, пользуясь, ясен пень, теми же незамысловатыми методами, что и в России.
Очень скоро то ли в результате происков ФСБ (как кричат отдельные романтики), то ли по суровой правде жизни с Гусинским и в Израиле стало происходить буквально то же самое: скандал вокруг подозрительных финансовых сделок и каких-то неправильных денег, прокачивавшихся через тамошний банк «Аполаим». Главный юмор в том, что на сей раз Гусинский не мог и словечком заикнуться, будто все его невзгоды вызваны «государственным антисемитизмом». Нести такое после визита к израильским следователям было бы, мягко выражаясь, экзотично…
И как-то очень быстро стало ясно, что для господ олигархов в России резко поплохело. Что безвозвратно ушли в прошлое лихие (в обоих смыслах этого слова) времена, когда денежки можно было зашибать, как только тебе угодно. Вскоре похолодало и вокруг «академика» Березовского. Из Швейцарии в Москву прибыли документы о крайне сомнительных финансовых операциях подконтрольных академику зарубежных филиалов «Аэрофлота». Весили документы полторы тонны, и речь шла о нехилой сумме в семьсот миллионов долларов.
Россия, как писал некогда один из царских сановников, сосредоточивалась. В июльском (2000 г.) послании президента Федеральному собранию говорилось четко: «Единственным для России реальным выбором может быть выбор сильной страны». Что ничего общего не имеет с бряцаньем оружием и демонстративными заплывами боевых флотов. Не нами установлена, не на нас и кончится нехитрая истина: только сильное государство может, во-первых, обеспечить достойную жизнь своим гражданам, а во-вторых, успешно вести дела на международной арене. И закон, и порядок, и уважение соседей – ну что поделать! – базируются исключительно на силе: силе власти, суда, демократических институтов, армии, юстиции и много чего еще…
Прежняя «система неуправления» на глазах таяла. На встрече президента в Кремле с крупнейшими бизнесменами разговор состоялся вежливый, но жесткий. Сводившийся к простой вещи: беззаконие кончилось, ребята… Ни Гусинского, ни Березовского, ни еще парочки столь же интересных фигур там не было: с этими всякий разговор, видимо, казался уже бесполезным.
Произошедшую вскоре трагедию подлодки «Курск» (каковую некое бойкое перо сравнило с… Цусимой!) противники Путина, располагавшие неплохими ресурсами в своих СМИ, использовали на всю катушку. Смерть моряков служила, как ни больно, лишь удобным поводом для нападок, выхлестывавших за все разумные рамки: вопили об «экономической и политической деградации России», о том, что Россия вовсе не способна содержать атомный подводный флот, что весь российский военно-промышленный комплекс следует «демонтировать». Одна из американских газет подала даже ценный юридический совет: ответственных за катастрофу «Курска» следует поставить перед судом присяжных, состоящим из… родителей, жен и детей «убитых» моряков.
Между прочим, незадолго до того в окрестностях Нью-Йорка разбился один из самых больших «Боингов». Как выяснилось, причиной была техника – короткое замыкание в одном из узлов двигателя. Интересно, если бы мы посоветовали американцам судить инженеров «Боинга» согласно их же предложению, они согласились бы?
А ведь, рассуждая трезво, можно было вспомнить катастрофы с западными атомными субмаринами – те самые, когда остались неизвестными не только причины, но даже и место гибели.
Лично для меня до сих пор остается непонятным, отчего ни одна живая душа так и не обвинила Путина в преступной халатности, недостаточной распорядительности или еще в чем-то не менее жутком после большого пожара на Останкинской телебашне. Хотя случай был самый благоприятный: как-никак случилось это при Путине, в столице России, причем президент, достоверно известно, ни разу не проверил лично количество огнетушителей на башне. Оплошала наша непримиримая оппозиция, чего уж там…
Сентябрь 2000-го – выступление Путина на «Саммите тысячелетия» – встрече в ООН глав ста пятидесяти государств: «Политический срок, отпущенный лидерам, обычно не слишком долог. Нам повезло родиться и жить в рубежную эпоху. Посчастливилось быть востребованными своими народами в знаменательные времена. И потому естественный долг политика – видеть хотя бы на шаг вперед. Мы обязаны дать шанс тем, кто придет после нас. XX век остался в истории как век противоречий. Он стал эпохой грандиозных свершений и страшных войн. Революционных прорывов и глубоких разочарований. Однако наши страны и народы сумели отвести ненависть. Смогли преодолеть «холодную войну» с ее глобальной конфронтацией. И в этом – заслуга Объединенных Наций».
В течение всего следующего, 2001 года шла напряженнейшая работа по созданию реалистичной доктрины российской внешней политики. Прежняя доктрина, увы, состояла из одних умилительных заявлений типа: «На Россию никто не собирается нападать» и «Россия не намерена ни с кем враждовать». Грубая реальность гораздо сложнее и запутаннее подобных речений обо всем и ни о чем…
Совместные проекты стали разрабатываться с ФРГ. В Шанхае создана Шанхайская организация сотрудничества (Россия, Китай, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан). В России побывал с визитом Председатель КНР Цзян Цземин, подписан договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Россией и КНР. Впервые в истории глава Российского государства выступил в бундестаге ФРГ – причем говорил Путин на неплохом немецком – событие для «прошлого царствования» невероятное.
Вообще, «традиции прошлого царствования» канули в Лету. Шла настоящая, серьезная работа. Впервые за много лет у России был нормальный лидер. В том смысле, что он ничем не отличался от лидеров ведущих держав, а истории с оркестрами, ложками, самолетными колесами и прочей унизительной экзотикой растворились как дурной сон. К России вернулось достоинство, и это вновь суровый факт. В нас перестали видеть экзотов. Нравилось это кому-то или нет, но приходилось признать и принять, что Россия – обычное государство, не лучше и не хуже прочих, имеющее обычные государственные интересы, которые новый лидер и новая администрация умеют отстаивать. Само по себе это очень много, господа…
И случился американский «черный сентябрь». Меня, честно говоря, не особенно и интересуют все многочисленные версии произошедшего, как бы они ни были увлекательны с точки зрения конспирологии. Главное, люди погибли – а пожарные показали себя настоящими героями. Все остальное преходяще. Лично у меня тогда мороз прошел по коже – в наши края известие (и телекартинка) добрались поздней ночью, и до сих пор жутковато вспомнить испуганный голос проснувшейся жены: «Это что, война?»