100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941 - Мартиросян Арсен Беникович. Страница 32

То, что в свидетельстве Розенблюм оказалась и фамилия Блюхера, — ничего удивительного нет. Хрущев и его злобные присные едва ли не дубинками принуждали всех оговаривать Сталина и Берия (кстати, заметьте, не Ежова, а именно Берия), угрожая всевозможными карами тем, кто не соглашался клеветать на них. Достаточно вспомнить историю с Великим Маршалом Великой Победы, благороднейшим К.К. Рокоссовским, который наотрез отказался писать клевету на Сталина, заявив, что для него Иосиф Виссарионович — СВЯТОЙ! И уже на следующее утро Великий полководец, от одного упоминания имени которого в страхе дрожала как нацистская нечисть, так и вся западная сволочь (впрочем, это близнецы-братья), оказался не у дел — вылетел с поста первого заместителя министра обороны СССР без какого-либо предупреждения. Утром пришел на службу, а на дверях его кабинета уже и табличку сменили… Одного этого примера должно хватить для понимания того, как во времена Хрущева выколачивались очерняющие сталинский период, Сталина и Берия признания. Так что можете себе представить, какое злобное давление вся недобитая вовремя троцкистская сволочь оказывала, например, на бывших сотрудников органов госбезопасности. Они и давали такие показания, которые от них требовали, — в конце-то концов, прошлого уже было не вернуть, не было ни Сталина, ни Берия, а жить-то всем хочется. Вот и написали черт знает что, да так, что и по сей день невозможно разобраться, где правда, а где — кривда. Ну, а такие, как Розенблюм, и без давления могли накатать, что угодно. Так что веры в свидетельство врача Розенблюм — мягко выражаясь, никакой. Да и ниже приводимые документы, которые хранятся ныне в деле Р-23800 Особого фонда Центрального архива МГБ СССР, не дают ни малейшего основания сделать вывод о том, что к Блюхеру применялись меры физического воздействия.

Итак, 9 ноября 1938 г. в 22 часа 50 мин. Блюхер скоропостижно скончался, о чем немедленно было доложено Лаврентию Павловичу. Берия потребовал подробные рапорта от всех лиц, которые в тот день имели отношение к Блюхеру, причем подчеркнул, чтобы в рапортах были бы указаны все данные о предыдущих днях работы с Блюхером. Кроме того, Берия затребовал немедленное проведение судебно-медицинской экспертизы вскрытия. Вот содержание некоторых из этих документов:

Сегодня в 22 часа 50 минут в кабинете врача внутренней тюрьмы скоропостижно умер арестованный № 11 (под этим номером В.К. Блюхер значился в тюремных документах. — A.M.).

Смерть последовала при следующих обстоятельствах: в 22 часа 35 минут арестованный № 11 после допроса был взят в кабинете № 422 тюремным надзором для помещения его в камеру. Арестованный № 11, как обычно, спокойно встал и направился в сопровождении тюремного надзора по коридору. Я собрал документы, осмотрел комнату и направился к себе. В это время в приемной секретариата мне сообщил дежурный, что меня ищут, что-то случилось с арестованным.

Я направился по коридору 4-го этажа и напротив комнаты № 411 увидел арестованного № 11, сидящего на стуле. Тут же находился тюремный надзор. Я подошел к арестованному № 11 и спросил, что с ним: арестованный ответил, что ему очень тяжело. Я приказал немедленно вызвать врача, пришли сразу два вахтера, расстегнули пиджак и рубашку и на руках здесь же 4 вахтера понесли его во врачебный кабинет внутренней тюрьмы. Арестованный № 11 был положен на койку, был еще жив, и когда ему хотели расстегнуть брюки, он сказал: «Не надо расстегивать». Тут же тюремный врач сделала вливание, но арестованный № 11 уже отходил и умер.

Последние дни работа с арестованным протекала следующим образом: ноября арестованный № 11 совершенно не допрашивался. ноября арестованный № 11 в следственном кабинете находился всего 3–4 часа — писал собственноручные показания.

Сегодня, 9-го ноября, арестованный был на допросе днем с 11 до 16 часов, затем последовал перерыв на обед. Вторично был вызван на допрос примерно в 19 часов вечера (точное время — 18 ч. 45 мин. — A.M.). Арестованный все время писал, изредка мы вместе пили чай.

До обеда на допросе был начальник отделения ст. лейтенант гос. безопасности т. Иванов. Он, просматривая все написанное арестованным, делал ему замечания, на что арестованный отвечал, что записи, которые он делает сегодня, являются только набросками схемы, что он их исправит и прокорректирует в полном соответствии со своим местом, которое он занимал в заговоре.

Допрос арестованного № 11 был прекращен в связи с тем, что он закончил один раздел своих показаний, их нужно было корректировать. Что мы договорились сделать на следующий день, то есть 10-го ноября.

Настроение и самочувствие арестованного за весь день и вечер 9-го ноября было обычным. Один или два раза на день арестованный мне сказал, что в эти дни (он подразумевал Октябрьскую революцию) ему стало не по себе, слышал музыку, шум.

Арестованный № 11 поставил дату, расписался и до прихода тюремного надзора спросил, когда он будет вызван на допрос завтра, вспомнил ряд фамилий проходящих по показаниям. Жаловался на свою память.

Никаких отклонений от нормы за арестованным № 11 за сегодняшний день я не заметил.

Краткий комментарий. Обратите внимание на ряд обстоятельств, указанных в этом рапорте.

1. Головлев подчеркивает, что Блюхер «как обычно спокойно встал и направился в сопровождении тюремного надзора по коридору». То есть он всегда вел себя спокойно, а, следовательно, коли к тому же самостоятельно направился по коридору, его никто не избивал. Извините, но после жестоких избиений, о чем непрерывно бубнят мерзавцы фальсификаторы, мало кому удастся спокойно встать со стула и спокойно направиться по коридору, тем более «как обычно».

2. Блюхер был одет в костюм — брюки, рубашка, пиджак. Не та это «униформа», в которой могли избивать. Она тут же была бы окровавлена. А он был в чистом белье.

3. Едва только Блюхеру стало плохо, конвоиры отнеслись к нему с максимальным вниманием — усадили на стул, потом вызвали еще двоих, на руках отнесли в амбулаторию, вызвали врача. Это что, заботливая предупредительность конвоиров после жестоких истязаний?! Нет, это жесткие правила вежливого обращения с арестованными, которые уже тогда установил Лаврентий Павлович непосредственно во внутренней тюрьме НКВД СССР.

4. Из описания последних дней работы с арестованным маршалом вытекает, что она проходила в очень спокойном режиме — никто его и пальцем не трогал. Он сидел и писал свои показания в кабинете следователя. К тому же изредка попивая чай вместе со следователем. Это что, жестокие истязания?! Это называется «вырвали глаз и положили на ладонь»?! Ну и сколько же можно врать?!

5. Последний допрос был прекращен в спокойном режиме, следователь и подследственный даже договорились завершить всю работу на следующий день.

6. Настроение у Блюхера во время последнего допроса было обычным. Что в свою очередь означает, что и ранее его никто не избивал и глаз не вырывал! С одним глазом, тем более после того, как другой вырвали, не шибко-то попишешь, особенно часами, и уж тем более не будешь спокойно себя вести в обычном режиме!

7. Уходя с допроса, Блюхер поинтересовался даже, когда его вызовут на следующий день. Если его избивали и истязали, и даже вырвали глаз, был ли ему резон спрашивать, когда его вызовут в следующий раз?! Чтобы узнать, когда вырвут второй глаз? Ну не надо же изгаляться над и без того трагической судьбой Блюхера, в чем он был сам повинен!

8. Никаких отклонений от обычного поведения (как указано в рапорте, «от нормы») Блюхера следователь во время последнего допроса не заметил. А это также означает, что рукоприкладством в отношении Блюхера следователи не занимались.