Почему он выбрал Путина? - Мороз Олег Павлович. Страница 21

Между тем, этот кредит нам нужен, без него мы будем чувствовать себя очень плохо, даже катастрофически, сказал Лужков. Может быть, премьер-министру не стоило в этой ситуации разворачивать самолет, а прервать свой визит в США после каких-то первых военных акций.

Сходным образом Борис Немцов, недавний вице-премьер, в то время лидер движения «Россия молодая», назвав действия Примакова «безупречным шагом в политическом плане», вместе с тем предположил, что они утяжелят проблемы внутри страны: поскольку переговоры с МВФ о предоставлении кредита отложены, можно ожидать падения рубля, роста цен и, как следствие, увеличения числа бедных.

Сегодня как-то странно уже слышать, что кредит Международного валютного фонда еще совсем недавно был так важен, жизненно важен для России. Сейчас, благодаря бурному потоку нефтедолларов, мы не берем взаймы деньги, лишь отдаем старые долги.

Самой острой критике Примакова подверг «Коммерсант», точно подсчитавший, что из-за примаковского небесного разворота Россия потеряла 15 миллиардов рублей.

Впрочем, словно бы убоявшись своей дерзости, газета в тот же день, в день публикации, извинилась перед премьером, открестилась от позиции автора статьи и пообещала уже завтра поместить «нормальный коммерсантовский материал на эту тему».

Президента он спросил в последнюю очередь

Сам Примаков в своих воспоминаниях ничего не пишет о полете в сторону Канады: дескать, как летели в США, так и летели. Получив сообщение Гора, премьер собрал всю «команду», которая была с ним в самолете, губернаторов, министров, бизнесменов и спросил их, одобряют ли они в создавшихся условиях его решение развернуться над Атлантикой и лететь домой. (Примаков так и сказал: «мое решение»). Все без исключения высказались «за». После этого премьер вызвал командира корабля и велел ему развернуть самолет.

В дальнейшем в прессе началась разноголосица, согласовал ли Примаков свой воздушный маневр с Ельциным или нет. Одни уверяли согласовал, другие это отрицали. В примаковских мемуарах читаем:

«Попросил соединить меня по телефону с Ельциным. Рассказал ему обо всем. Президент отреагировал односложно: «Принятое решение одобряю».

Прошу заметить: этот разговор состоялся уже тогда, когда самолет летел назад. Странно было бы, если бы Ельцин «не одобрил» решение премьера и велел бы ему еще раз крутануться на 180 градусов, продолжать свой путь в Америку. Это был бы уже полный цирк, над которым долго потешался бы весь мир. То есть премьер поставил президента перед свершившимся фактом: сначала он попросил одобрения у своих спутников губернаторов и министров, − развернул аэроплан и только потом сообщил о произошедшем президенту…

Итак, Примаков не согласовал заранее свои возможные действия ни с Ельциным, ни даже с Волошиным. При желании это, конечно, можно объяснить цейтнотом, необходимостью действовать быстро и решительно, но не исключено также, что в немалой степени премьером тут двигало желание поднять свой рейтинг, что оно взяло верх над опасением вызвать недовольство президента. Между тем такое недовольство действительно возникло, и поводы для отставки премьера постепенно накапливались.

Вместо Камдессю Милошевич

Не долетев до Америки и вернувшись в Россию, Примаков погрузился в свою родную стихию, занялся своим любимым делом международной дипломатией. Он отправился в Белград на переговоры с Милошевичем и достиг здесь кое-каких успехов. Примаков предложил Милошевичу пойти на некоторые уступки: в случае немедленного прекращения бомбардировок «сократить военное присутствие» Сербии в Косове и принять меры к возвращению албанских беженцев. После долгих, шестичасовых, уговоров Милошевич согласился. Вроде бы Примаков мог себя чувствовать победителем. Увы… Страны НАТО сочли эти уступки недостаточными.

Примаков должен сказать Милошевичу, чтобы тот прекратил убийства, этнические чистки и разгул насилия в Косове, сказал, в частности, английский министр обороны Робертсон.

Так что и на привычном для Примакова фронте его постигла явная неудача.

Снова Камдессю…

Между тем 29 марта в Москве после опять-таки изнурительных длившихся более трех с половиной часов переговоров Примаков и Камдессю договорились, что МВФ все же предоставит России кредит. Главным обстоятельством, переломившим ход многомесячной дискуссии, стало обещание Примакова обеспечить профицитный бюджет России, на чем настаивал глава МВФ. Цифра профицита была названа минимальная два процента, но Камдессю удовлетворился этим.

Договорились также, что правительство подготовит и постарается быстро, вне очереди, провести через Думу пакет рыночных законопроектов, предварительно согласовав их с МВФ. В основном они должны быть направлены на усовершенствование банковской системы и налогового законодательства.

Дальнейшие переговоры, обсуждение деталей предполагалось вести уже на более низком уровне на уровне экспертов…

…К сожалению, в деле получения желанных зарубежных миллиардов Примакову так и не удалось добиться реального успеха: отпущенного ему премьерского срока не хватило, чтобы окончательно довести до ума изнурительную эпопею с кредитом МВФ при Примакове эмвээфовские денежки так и не потекли в российский карман.

Забавно, что пакет законопроектов, о которых российское правительство договорилось с МВФ, был внесен в Думу как раз в тот день, когда Евгения Максимовича отправили в отставку.

ЗАКРЫТАЯ «ОТКРЫТОСТЬ»

Никакой информации без разрешения начальства!

Обещание быть открытым для прессы, которое Примаков дал при своем утверждении премьером и которое породило в журналистской среде большие надежды, во многом оказалось ложным. Уже 16 сентября (утверждение, напомню, состоялось 11-го) он распорядился, чтобы на время формирования кабинета министров чиновники правительственного аппарата не давали журналистам никакой информации без разрешения руководителя аппарата.

Сказывалась советская бюрократическая выучка премьера-академика.

Ну, это ладно вроде бы временная мера (пока не сформировано правительство), но через какой-то, не очень долгий, срок он вообще затянул знакомую еще с советских времен песню о том, что пресса, мол, часто представляет события «в кривом зеркале», а это, дескать, вызывает раздражение у читателей и телезрителей. В принципе он, мол, против цензуры, но считает, что СМИ должны работать более объективно. Это он заявил, в частности, 12 декабря 1998 года на встрече с журналистами.

Вы знаете, сказал Примаков, когда средства массовой информации критикуют правительство по делу, я им благодарен. Когда же правительство критикуется «просто так» и часто несправедливо, то просто руки опускаются.

Рука об руку с коммунистами

Вообще Примаков по мере сил стремился изменить порядки, установившиеся при Ельцине, вернуться, где можно, к совковым временам. В частности вот укротить, стреножить журналистов. Установить над ними контроль. В этом он тесно сотрудничал со спецслужбами и коммунистами. Последние даже составили список «запрещенных» журналистов, которых следовало изгнать из телеэфира. Известный в ту пору телеведущий Сергей Доренко говорил по этому поводу в передаче от 30 января 1999-го:

Не могу не отметить с благодарностью, что в этот почетный список они включили и меня, небезрезультатно: это было перед тем, как меня действительно почти на два месяца изгнали из эфира.

Через какое-то время Примаков принялся уверять, что он «перестал читать газеты и не смотрит телевизор» так, мол, они изолгались. Тем не менее, вопреки этому утверждению, он продолжал тщательно следить за публикациями в СМИ (либо же это делали по его поручению помощники премьера в этом случае он не поступался истиной, говоря, что не смотрит телевизор и не читает газеты). Как в коммунистические времена, редакторам стали устраивать разносы за «неверные» публикации и даже за «неверный» тон.