Коммунизм и фашизм: братья или враги - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 97

Подавив сопротивление крестьянства в гражданской войне, бюрократическая диктатура могла найти ресурсы для своих грандиозных планов только за счет этого крестьянства. В этом заключалась суть «построения социализма в одной стране», которую начал теоретически обосновывать Ленин.

Это исключало не просто демократию, но и политический плюрализм для крестьян, режим, поддерживающий такую стратегию, мог быть только авторитарным. Но полемика о демократии «для своих» продолжалась. Ее защитником был Троцкий. 5 декабря 1923 г. в Политбюро была согласована резолюция «О партийном строительстве» (с некоторыми поправками ее подтвердит XIII конференция партии), в которой говорилось: «Рабочая демократия означает свободу открытого обсуждения, свободу дискуссии, выборность руководящих должностных лиц и коллегий». Резолюция осуждала бюрократизм за то, что он «считает всякую критику проявлением фракционности»¹⁴².

Для Троцкого резолюция 5 декабря была победой, которую нужно было развивать. Он пишет развернутую статью «Новый курс», в которой излагает взгляды, получившие затем название троцкизма. Сам Троцкий неоднократно отрицал, что «троцкизм» существует. Себя Троцкий считал ленинцем. Но одно другому не мешает — также, как в рамках марксизма выделился ленинизм, так и в рамках ленинизма стали выделяться различные идейные течения, и троцкизм стал одним из них.

В своей статье Троцкий утверждает, что резолюцией 5 декабря партия провозгласила «Новый курс». Это уже интриговало читателя — не идет ли речь о новом НЭПе — уже политическом. «Новый курс, провозглашенный в резолюции ЦК, в том и состоит, что центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, ныне, при новом курсе, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии, как организованного авангарда пролетариата». Троцкий ставит задачу: «партия должна подчинить себе свой аппарат»¹⁴³.

Автор подвергает бюрократизм резкой критике, развивая положения ленинских статей о связи бюрократизма и недостатка культуры масс, но неожиданно переносит эту проблему в плоскость взаимоотношения поколений: «Убивая самодеятельность, бюрократизм тем самым препятствует повышению общего уровня партии. И в этом его главная вина. Поскольку в партийный аппарат входят неизбежно более опытные и заслуженные товарищи, постольку бюрократизм аппарата тяжелее всего отзывается на идейно-политическом росте молодых поколений партии. Именно этим объясняется тот факт, что молодежь — вернейший барометр партии — резче всего реагирует на партийный бюрократизм»¹⁴⁴. Демократия — и средство превращения партии в культурный авангард (именно о культурном уровне идет речь), и возможность давления менее опытных, но более творческих кадров на более опытную, но и догматичную олигархию.

Противники Троцкого оценили именно вторую составляющую, увидели в этом попытку «развенчать старую гвардию и демагогически пощекотать молодежь для того, чтобы открыть и расширить щелочку между этими основными отрядами нашей партии»¹⁴⁵. Троцкий считал, что демократия ведет не к конфликтам, а к взаимодействию, культурному взаимопроникновению: «Только постоянное взаимодействие старшего поколения с младшим, в рамках партийной демократии, может сохранить старую гвардию, как революционный фактор. Иначе старики могут окостенеть и незаметно для себя стать наиболее законченным выражением аппаратного бюрократизма»¹⁴⁶. Получается, что не старики, впадающие в аппаратный бюрократизм, должны учить подрастающие кадры, а подрастающие кадры — стариков. Троцкий и сам выражал готовность учиться у молодежи. Коснувшись этой темы, Сталин намекнул Троцкому, что большевистская «старая гвардия» не относит его к своим рядам:

«Понятные причины» — это то обстоятельство, что Троцкий вступил в партию большевиков в 1917 г. Массам, привыкшим видеть в Троцком одного из вождей большевистской революции, было неведомо, что он долго боролся с ленинским диктаторством, был меньшевиком. Так возникла опасная для Троцкого тема его меньшевистского прошлого. Отвечая на эти обвинения, Троцкий пишет в своей брошюре, вышедшей накануне январской партконференции 1924 г.: «я вовсе не считаю тот путь, которым я шел к ленинизму, менее надежным и прочным, чем другие пути. Я шел к Ленину с боями, но я пришел к нему полностью и целиком»¹⁴⁸.

Покушение на партийный аппарат, на его власть и стабильность, было недопустимо для большинства Политбюро. Оно восприняло это как «лозунг ломки аппарата»¹⁴⁹. Массы рабочих и молодежи, заполняющие партийно-государственные кабинеты, вытесняющие оттуда чиновников, пусть эгоистичных, но хоть как-то научившихся работать. Кошмар дезорганизации. Но проблема собственных социальных интересов аппарата, поставленная в партии большевиков Лениным, развернутая Троцким, и после поражения оппозиции висела над вождями дамокловым мечом. Потом ее придется решать Сталину. Все стратеги коммунистического движения сталкивались с этой проблемой. Они либо пытались бороться с бюрократическим классом, как Ленин, Троцкий, а затем и Сталин, либо подстраивались под него, как Брежнев. Но в рамках государственного социализма с его экономическим централизмом и политической авторитарностью, влияние самостоятельных социальных интересов бюрократии доминировало неизбежно — несмотря на идеологические схемы и кровавый террор.

Подготовленных кадров не хватает. Троцкий предлагает выдвигать новичков снизу, как носителей мнения масс. Сталин считает необходимым подбирать их сверху, при условии лояльности руководящей группе, постепенно обучать административно-управленческому делу. Только так можно оградить руководящее ядро от «заражения мелкобуржуазной стихией», то есть интересами различных слоев общества, чуждыми большевистской стратегии. Иначе — отклонение от пути строительства коммунизма. Троцкий считает, что такое перерождение будет возможно при условии нарастания влияния частного капитала, его «смычки» с крестьянством и оторвавшейся от пролетариата частью аппарата. Это — основа для «термидора». В этом — опасность НЭПа и бюрократизации. Поэтому Троцкий выступает одновременно за рост внутрипартийной демократии и усиление давления на рыночную стихию, против экономической и политической демократии вне партии. Но он не предлагает конкретных механизмов внутрипартийной демократии, кроме некоторой свободы группировок. Сталин отстаивает принципиально иной взгляд на демократию: «Самая большая опасность, — говорит Троцкий, — заключается в бюрократизации партийного аппарата. Это тоже неверно. Опасность состоит не в этом, а в возможности реального отрыва партии от беспартийных масс»¹⁵⁰.

Даже бюрократическая партия, если она проводит политику в интересах рабочего класса (Сталин не говорит здесь о крестьянстве, но явно имеет его в виду), может существовать и развиваться. А демократически организованная партия, потерявшая связь с классом — нет. Политической идеей Сталина и его союзников становится просвещенный авторитаризм партийной олигархии. Альтернатива Троцкого — просвещающийся в демократической полемике широкий партийный авангард общества. Но и этот авангард претендует на авторитарное господство. Суть разногласий, таким образом, не в отношениях власти и общества, а в отношениях внутри правящего слоя. Никакого гражданского общества, поглощения обществом власти (как можно трактовать некоторые высказывания Маркса) не предусматривается. Власть, выработав так или иначе свою стратегию, преобразует общество, а не наоборот. Власть в большевистской доктрине 20-х гг. является субъектом, а общество — объектом. В реальности же социум продолжал воздействовать на систему власти в разных направлениях, способствуя росту разногласий среди большевиков.