Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Тэлботт Строуб. Страница 12

Однако вернувшись в Вашингтон, Бейкер пожаловался Бушу, что возмутительная спекуляция на общественном мнении – это «этикетка Горбачева»…

После визита Бейкера Горбачев и его советники много размышляли над тем, как охарактеризовать отношения с Бушем, которые они стремились установить. Они выбрали слово партнерство. В Кремле, в среду, 21 июня, Горбачев сам употребил этот термин в личной беседе с адмиралом Крау, прибывшим с ответным визитом после посещения Соединенных Штатов Ахромеевым в предыдущем году. Изумленный председатель Объединенного комитета начальников штабов никогда раньше не слышал, чтобы кто-либо из ответственных лиц с той или другой стороны характеризовал советско-американские отношения как партнерство.

«Этот парень и есть перестройка!»

В Китае с середины апреля 1989 года – когда правительство объявило о смерти Ху Яобана, бывшего председателя коммунистической партии,– начала усиливаться конфронтация между народом и его руководителями. В контексте китайской политики Ху Яобан являлся политическим реформатором, чей радикализм пришелся не по вкусу старшему лидеру Дэн Сяопину и его недавнему протеже Ли Пэну. Студенты пекинского университета организовали демонстрации протеста в знак траура по Ху Яобану – мученику в борьбе за демократию.

Прибытие Горбачева в Пекин в середине мая на первую за несколько десятков лет китайско-советскую встречу в верхах послужило поводом для новой волны протестов, кульминационной точкой которых явилось занятие центральной площади Тяньаньмэнь. Китайские власти были вынуждены перенести приветственную церемонию в честь Горбачева с площади в пекинский аэропорт.

В Белом доме Джон Сунуну вот уже несколько месяцев наблюдал за Горбачевым. После того как он узнал о срыве приема советского руководителя в Китае, он радостно заметил своим помощникам:

– Что ж, видимо, сейчас, оказавшись с краю, он чувствует себя весьма скверно, а?

На самом же деле китайские волнения лишь подчеркивали силу горбачевской политики. Пока он спускался по трапу самолета под залпы двадцати одного орудия, рабочие, интеллигенция, полицейские, солдаты и другие слои населения стекались на площадь Тяньаньмэнь, чтобы присоединиться к студентам. К концу дня там собралось с четверть миллиона человек.

Рядом с новой статуей Богини демократии, имитирующей статую Свободы, развевались плакаты с требованиями отставки Дэна и тут же – портреты Горбачева с обращениями к нему и призывами прийти на площадь, где бы люди могли его приветствовать. Здесь также были знамена с надписями на китайском, русском и английском языках: «Демократия – наша общая мечта… В Советском Союзе есть Горбачев. А кто есть у нас, в Китае?»

Горбачев сказал своим помощникам, что из всех высших должностных лиц, с которыми он встречался, его симпатии завоевал лишь преемник Ху, новый руководитель партии Чжао Цзыян, выступавший за примирение со студентами и политические реформы, которые бы соответствовали уже начатым экономическим реформам. Но, после того как Горбачев отбыл в Шанхай, Чжао был смещен с занимаемого поста.

В воскресенье, 4 июня, после полуночи, китайские правительственные войска нанесли массированный удар по площади Тяньаньмэнь. В течение этой ночи сотни людей были уничтожены тут же, на месте, других гнали с площади, чтобы расправиться с ними вне поля зрения телекамер.

В Москве некоторые ученые, эксперты по внешней политике и те, кто систематически общался с представителями западного мира, пришли к выводу, что отныне они должны вести себя осторожнее в разговорах с иностранцами. Площадь Тяньаньмэнь служила напоминанием о том, как выглядит расправа с мирными демонстрантами.

В день пекинского побоища поляки избирали новый парламент в соответствии с апрельским соглашением. Это было самое отрадное известие, поступившее из Восточной Европы за последние полвека. В результате выборов в парламент прошли кандидаты от «Солидарности», в то время как коммунисты потерпели полное поражение.

Несмотря на радость поляков по поводу выборов, трагическое известие из Китая нашло живой отклик в их народной памяти: в 1968, 1970, 1976 и 1981 годах поляки тоже выходили на улицы, выражая протест против коммунистического правительства и требуя свободы. И их демонстрации тоже были разогнаны войсками их родной страны. Всю весну польские реформаторы систематически предупреждали об угрозе катастрофы, если «Солидарность» своими слишком решительными действиями посеет в правительстве панику. Теперь они называли это другим словом: Тяньаньмэнь.

Горбачев должен был решить, мог ли генерал Ярузельский рассчитывать на советскую армию, которая поможет сохранить коммунистический режим. Ярузельский понимал – ответ будет отрицательным. Именно по этой причине президент Польши и вступил в переговоры с «Солидарностью» и католической церковью о новой политической системе страны.

Через два дня после выборов Ярузельский предложил «Солидарности» войти в коалицию с коммунистами. Лех Валенса отказался. Вместо этого состоялись другие переговоры, в результате которых были назначены довыборы – на те места в парламенте, что все еще продолжали пустовать. Мало кто сомневался, что «Солидарность» и на этот раз одержит решительную победу, которая приведет ее к власти. Приверженцы тоталитарного режима уже не просто шли на компромисс со своими демократическими оппонентами, они капитулировали.

В пятницу, 7 июля, Горбачев выступил с речью перед главами государств – членов Варшавского договора в Бухаресте, где иносказательно одобрил реформы в Польше и Венгрии. Он призывал «братские» страны проявить «терпимость» и «самостоятельно решать национальные проблемы».

Хозяин встречи, Николае Чаушеску, открыто жаловался на «отсутствие единства» между союзниками. Второй сторонник жесткой линии, все еще остававшийся у власти семидесятилетний Эрих Хонеккер из Восточной Германии, потерял сознание и вынужден был вернуться домой. Врачи предполагали, что приступ был вызван болезнью почек или желчного пузыря, но поляки и венгры шутили – мол, Хонеккер упал в обморок от слов Горбачева.

В Польше в результате дополнительных выборов «Солидарность» получила девяносто девять из ста мест в верхней палате и все места – 161, – предназначенные для антикоммунистической оппозиции в нижней палате. К всеобщему удивлению, Ярузельский заявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на национальных президентских выборах, назначенных на более поздний срок в том же году…

В воскресенье, 11 июля, Буш отправился в Европу. Во время перелета в Париж, президент, Скоукрофт и Фицуотер прошли в хвост самолета, где сидели журналисты. Буш сказал, что темп реформ в Восточной Европе его «совершенно поразил». Он подчеркнул, что это стало возможно благодаря «руководству Советского Союза и руководителям самих этих стран».

Вернувшись, он сказал помощникам:

– Если бы не Горбачев, ничего того, что мы видели в Польше и Венгрии, не произошло бы.

В свойственной ему манере давать определения важным событиям на своем полужаргоне он заключил:

– Игра там идет по-крупному, ставки – будь здоров какие…

Город Света праздновал двухсотую годовщину Французской революции. Некоторое время тому назад Франсуа Миттеран предложил главам семи крупнейших индустриальных демократических стран – так называемой «семерке» – назначать ежегодное экономическое совещание на время национального празднества.

В перерыве между заседаниями Буш вернулся в резиденцию посла США на Вандомской площади и, облачившись в спортивную майку и шорты, отправился бегать трусцой по живописнейшему парку. Затем присоединился к Бейкеру и Скоукрофту, сидевшим на веранде.

Опустив преамбулу, госсекретарь сказал своему другу – вот уже на протяжении тридцати двух лет,– что ему пора предложить Горбачеву встретиться один на один. Бейкер больше не сомневался, что Горбачев и Шеварднадзе – «вполне реальные фигуры».

Буш согласился с тем, что пришло время «заняться с Горбачевым».