Семь трудных лет - Чехович Анджей. Страница 55

В 1969 году Польша готовилась к выборам в Сейм, назначенным на 1 июня. Всегда, когда в Польше предстояли сколько-нибудь серьезные политические мероприятия, Новак созывал программную конференцию для определения направлений и методов деятельности станции на этот период. Так было и в тот раз. Конференция продолжалась с 30 апреля по 2 мая. В ней приняли участие все сотрудники польской секции, а также приглашенные гости.

Одной из них была Кристина Милотворская-Кшиштофяк, которая в декабре 1968 года выехала из Польши к своему мужу, временно пребывавшему в Голландии, обосновав свою поездку желанием написать репортажи из этой страны для «Штандара млодых», где в то время она еще была штатным сотрудником. Ее пригласили на конференцию, а вскоре приняли в польскую секцию. В этом ей помог муж, Хиляры Кшиштофяк, художник, который, выставляя свои картины на выставках в ФРГ, Франции и Голландии, добился признания со стороны нескольких варшавских критиков и постепенно завоевал славу и в городе на Висле. Но в один прекрасный день он махнул рукой на эту славу и, воспользовавшись подвернувшейся возможностью, остался вместе с женой в ФРГ, поселившись в Мюнхене.

Кристина Милотворская дебютировала на конференции как будущий сотрудник польской секции. Представляя ее, Новак рассыпался в комплиментах:

— Приветствую нашу новую очаровательную сотрудницу, пани Кристину Милотворскую, которая укрепит наши ряды.

«Очаровательная сотрудница» держала себя уверенно, не испытывая в новом обществе никакого стеснения, хотя еще совсем недавно в другой роли работала в редакции «Штандара млодых». Поражало, с какой быстротой она изменила свой облик, а скорее — сбросила маску, которую люди ее типа носили в Польше.

Рядом с ней совсем жалким во время этой конференции выглядел другой послемартовский эмигрант — Житомирский, тоже из числа приглашенных, который, пользуясь разрешением Новака, пришел с очень молодой (некоторые думали даже, что это его внучка) женой — довольно эффектной женщиной. Мне уже была известна характеристика Житомирского, человека до неприличия предупредительного по отношению к влиятельным лицам, от которых он в какой-то степени зависел, но то, что он продемонстрировал на конференции, превосходило все ожидания. Когда к нему с чем-нибудь обращался Новак, он, как школьник, срывался с места, становился по стойке «смирно» и каждое слово директора воспринимал с глубоким поклоном.

Третьим гостем был инженер Шацкий, тоже из «новой эмиграции», родственник одного из старых сотрудников станции. Его статьи помещались на страницах парижской «Культуры», подписывал он их псевдонимом Скарбек.

Именно в связи с участием этих гостей стоит, как мне кажется, рассказать о ходе конференции и ее конечных результатах.

Открыл конференцию, конечно, Новак, разразившийся длинной торжественной речью на тему о Сейме в Польше вообще и о приближающихся выборах. При этом он ограничился обычными банальностями, многократно уже повторявшимися в передачах станции и на внутренних собраниях ее сотрудников. Все сводилось к тому, что Сейм в Польше не такой, каким он, по мнению Новака, должен быть. На эту тему он уже больше не распространялся, потому что задача конференции заключалась не в анализе структуры и функционирования сейма, а в подготовке пропагандистской акции, которая должна была помешать проведению избирательной кампании в Польше. Главные ее положения Новак заранее согласовал с американцами, но по своей привычке обратился к собравшимся, призывая их «внести свой вклад» в формирование программной линии радиостанции и высказаться на тему о том, следует ли призывать польских граждан бойкотировать выборы или нет. Должна ли «Свободная Европа» указывать, кого следует вычеркивать из списков кандидатов, или же предоставить решение этого вопроса самим избирателям?

Новак предложил высказаться также гостям, которые были этим, кажется, несколько озадачены.

Милотворская потеряла свою уверенность. Она забормотала что-то, и сразу же стало ясно, что сказать ей нечего или, точнее, что она не знает, какой стороны придерживаться. Она выбрала средний путь, рассчитывая, вероятно, что так будет лучше всего. Она была против бойкота, но… Она была за вычеркивание, но… Короче говоря, это была та тактика уверток, которая не производит хорошего впечатления на зрителя, но зато дает спортсмену шансы уйти с ринга ненокаутированным. Милотворская знала, как много зависит от ее первого публичного выступления.

Житомирский не старался казаться ловким дипломатом. Он чувствовал, в какую сторону дует ветер, и сразу же взял ориентацию на Новака. Он хотел, чтобы его выступление понравилось директору, и для этого прямо-таки лез из кожи вон. Он поплыл на этой волне, так раболепно прославляя «величие и мудрость» Новака, что в конце концов Тадеуш Новаковский не выдержал, и я услышал его баритон:

— Чего нам не хватает для полного счастья, так это того, чтобы эта тварь понравилась Новаку. Представь себе, что с такой гнидой будешь встречаться в коридоре, в буфете…

Не знаю, к кому был обращен его шепот, во всяком случае несколько человек рассмеялись. Житомирский, возможно, услыхал сделанное по его адресу замечание, потому что отвесил еще серию словесных поклонов Новаку и кончил, заявив, что вычеркивание представляется ему необходимым.

Один Шацкий приехал на конференцию подготовленным. Не считаясь с мнением Новака, он выдвинул собственный план, что, конечно, сразу же вызвало интерес у присутствующих. Он мог себе это позволить: получив капитал от своих заграничных покровителей, он вошел в какую-то западноберлинскую фирму. Доллары «Свободной Европы» его мало интересовали — у него был более прочный фундамент. Из его выступления следовало, что станция не может рассчитывать на эффективность своей пропаганды, поскольку вместо аргументов использует брань («пропаганду посредством эпитетов», как он выразился). Он советовал изменить тон и шире использовать работы ревизионистов, а также чаще говорить о различии в позициях, занимаемых отдельными коммунистическими партиями. Шацкому был хорошо известен американский курс на ревизионизм, и он, в сущности, не сказал ничего нового, но уже тот факт, что он вышел за пределы схемы дискуссии, навязанной Новаком, вызвал у собравшихся одобрение.

Общим для этих трех выступлений, различных по содержанию и форме, было постоянно подчеркивавшееся требование включить в программу диверсионно-пропагандистскую акцию, цель которой заключалась в нарушении хода избирательной кампании в Польше. Несмотря на определенные нюансы и колебания, носящие скорее тактический характер, никто из выступавших не ставил под вопрос необходимость организации «Свободной Европой» такой акции.

К этому хору присоединились сотрудники польской секции. Виктор Тростянко заявил, что не следует склонять слушателей к тому, чтобы они вычеркивали или не вычеркивали кандидатов, дело не в этом. Дело и не в том, чтобы призывать к бойкоту. Дело не в выборах, важно прогнать из Польши коммунистов. От волнения он даже побледнел, пот выступил у него на лбу, он еще раз оглядел присутствующих и рухнул на стул, охваченный ненавистью как к коммунистам, так и к тем, которые свою ненависть предпочитали проявлять в более изощренных формах, соответствовавших, как они говорили, изменившимся условиям.

Каневич, Новаковский, Хтюк, называющий себя Цельтом или Лясотой, а также Яблонский, выступающий перед микрофоном станции без псевдонимов, не согласились с Тростянко. По их мнению, в радиопередачах следовало изображать Сейм так, чтобы из него можно было сделать оружие для борьбы с партией.

Новак в принципе согласился с ними, хотя отметил, что Тростянко тоже прав: пока в польском правительстве будет хоть один коммунист, Сейм не сможет сыграть роли настоящего парламента.

После этого выступления Новак перешел к распоряжениям. Польская секция сразу же должна была приступить к обсуждению перед микрофоном нежелательных кандидатов. Их следовало охарактеризовать так, чтобы слушатель сам догадался, что эти кандидаты должны быть вычеркнуты. Он приказал также всем собравшимся внимательно читать поступающие из Польши газеты и искать там неясные или носящие общий характер формулировки.