Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Брилёв Сергей. Страница 69

К этому Леонов добавил, что, по его сведениям, это именно Рауль стоял за либеральными реформами Карлоса Лахе. Это именно Рауль после болезни Фиделя инициировал общенациональную дискуссию о том, что надо срочно изменить (ещё бы это к чему-то привело. — С.Б.). И это, по сведениям Леонова, именно Рауль организовал перестройку кубинской экономики, которая готова к переменам хотя бы потому, что у всех ключевых секторов экономики уже есть эффективный если не хозяин, так управленец. Леонов не предполагал. Леонов — знал. Просто раньше он эти знания держал при себе, а теперь, с переменами — мог высказать.

Как я уже говорил, как правило, эти новые «продвинутые» кубинские управленцы носят погоны. Это, в свою очередь, только добавляет сомнений Егору Гайдару: «Отдать контроль над экономикой военным и полиции — отнюдь не кубинское изобретение. Как правило, это очень неэффективно». Правда, с апокалипсическим прогнозом Егора Гайдара не совсем согласен не менее либеральный российский учёный-экономист, научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин. Он в тот же день сказал в интервью «КП», что рано или поздно страна, конечно, поменяет курс политики в сторону либерализации, но «режим Кастро может сохраняться на Кубе очень долго. В отличие от стран Восточной Европы, у Кубы был свой путь, не навязанный извне». И это действительно так: как я уже писал, на Кубу социализм пришёл не без советского влияния, но уж никак не на советских штыках.

И ещё одно отличие. Ещё до нынешних перемен Куба провела тотальную перестройку экономики. Это — давно уже не филиал СССР по выращиванию сахарного тростника. Сегодня самые прибыльные отрасли — это никель, туризм и... фантастические биотехнологии! Я уже упоминал о них, когда пересказывал своё интервью с Фиделем-младшим (вообще-то советником Госсовета по науке) в Москве. И вот теперь, под конец этих заметок, время рассказать о том, как сложились наши с ним встречи в Гаване.

Когда я дал ему знать о своем приезде в Гавану, то в ответ он по электронной почте написал: «Жду и попробую показать какую-нибудь лабораторию». Попасть туда — немыслимая удача для многих-то учёных. А уж для журналиста!

Вот я и начал названивать его секретарю с целью узнать, когда же точно мы с ним встретимся. И вдруг секретарь начинает что-то тянуть: «Позвоните завтра, позвоните послезавтра». Как потом оказалось, даже я, вроде приученный к латиноамериканской и карибской медлительности, иногда забываю, с кем имею дело. Не надо торопиться. Надо уметь ждать. Зачем договариваться о чём-то сегодня по телефону через океан, когда можно решить завтра на месте?

И вот когда я уже оказываюсь в Гаване, секретарь Фиделито сообщает мне, что точно со своими планами доктор Кастро определится всё-таки завтра, но будет это, когда он заедет к своему другу заместителю министра иностранных дел Кубы Эумелио Кабальеро, который, как она знает, собирается меня принять. После этих слов я понял, что на этот раз кубинцы собираются меня «вести» по острову совсем по-другому.

И действительно: приезжаю на встречу в кубинский МИД, и посреди интервью с замминистра Кабальеро в зал приёмов в особняке, который достался революции от кого-то, кто уехал в Штаты, собственной персоной входит Фиделито.

— А почему бы нам всем вместе не пообедать? — спрашивает Кабальеро.

— Прекрасная идея, — отвечаем Фиделито и я.

— Вы где остановились?

— В отеле «Насьональ».

— Ну, тогда я там нам всем и закажу столик.

— Ну, вы тогда пишите интервью, а я пока отъеду: попробую до обеда договориться о поездке в одну из лабораторий, — скромно замечает на это Фиделито, как будто, будучи советником Госсовета по вопросам науки, он должен «пробовать договориться».

Он действительно нас покидает. Мы продолжаем запись интервью, а замминистра Кабальеро втолковывает мне несколько системных постулатов.

Во-первых, говорит он, у Кубы есть две вещи: независимость и социализм. Уберёшь одну, исчезнет другая. Я киваю. На мой взгляд, это печально, но так. Иначе бы Штаты Кубу давно съели.

Во-вторых, говорит Кабальеро, Кубе нужны точки опоры. На кого-то одного страна опираться больше не будет, но без опоры — нельзя. Одной из таких опор в Гаване в канун перемен видят новую Россию. Самые перспективные направления для качественно нового экономического сотрудничества — туризм, энергетика, транспорт и биотехнологии. От себя лично замминистра добавляет, что его дочь работает стюардессой в авиакомпании «Кубана», летает на новом российском Ил-96 и нарадоваться не может.

Через полтора часа мы встречаемся вновь: Кабальеро, Фиделито, я и моя жена Ира, которая вот уже много лет как тоже влюбилась в Кубу и при любой возможности старается летать туда вместе со мной.

Жизнь в ресторане отеля «Насьональ» останавливается. Половина посетителей-иностранцев думает, что это пришёл сам Фидель (настолько они похожи). А кубинцы из числа обслуживающего персонала реагируют на Фиделито как такового. Занятно. А заодно и показательно. Со стороны кубинцев — подчёркнутое уважение и ни одного косого взгляда. Это к вопросу о том, какие личные чувства продолжает вызывать семья Кастро. Ну и мне подспорье: в оставшиеся дни официанты со мной уже не халтурили и «водянистый» коктейль «Мохито» не приносили.

А ешё через час Фиделито сообщает, что нас уже ждет микроавтобус, на котором мы вместе поедем в Институт биотехнологий. По коням!

Проскакиваем Малекон, проезжаем дворец съездов, поворачиваем у одного из так называемых «городских огородов», где прямо в черте Гаваны горожане выращивают недостающие продукты. Фиделито мне сам об этом рассказывает. Пока мы ещё не подъехали к самому институту, я завожу такой разговор (дословная расшифровка по видеозаписи):

— Послушайте, а вы очень демократичны.

— Что?

— Ну, я так полагал, что сын правителя острова будет ездить на чёрном «Мерседесе» с двумя броневиками с двух сторон.

— У меня на самом деле «Лада». Вот как та.

— Да ладно! Вы на «Ладе» ездите?!

— Да, конечно.

— Какой модели?

— Седьмой. Как та, белая.

И ведь действительно: когда наша встреча подошла к концу, Фидель-младший пошёл садиться в «семёрку». Поразительно. Конечно, и у нас при советской власти все ездили максимум на «Волгах», но такой подчёркнутой скромности, например, от детей Брежнева никто никогда не ожидал. Всё-таки Куба — другая.

Когда мы зашли внутрь Института биотехнологий, доктор Кастро предпочёл, чтобы главным провожатым стал не он, а руководитель института доктор Мачадо. Кстати, опять же военный: выпускник советской военной Академии химической защиты. Мачадо водил нас по корпусам, гордо показывая современное оборудование, на котором и готовят вакцины от гепатита и диабета, нескольких форм рака и СПИДа.

Кстати, кубинские вакцины, в частности от гепатита, разработаны на основе материалов, которые когда-то доставили в Гавану из советского Томска. Такой обмен данными себя оправдал: сегодня именно кубинскими вакцинами прививают всех без исключения российских младенцев. Правда, доктор Мачадо сетовал на то, что на российский рынок теперь кубинцам надо пробиваться через аукционы Минздравсоцразвития. Кубинцы их выиграли. Но всё-таки что-то здесь явно не так. Кубинцы заслужили, чтобы такие контракты им доставались без всякой конкуренции. В конце концов, это же наши разработки и наши вложения к нам же возвращаются.

И здесь Мачадо рассуждал уже не как ученый, а как очень грамотный менеджер. Можно даже сказать, рассуждал, как капиталист. Я слушал-слушал, а потом не выдержал:

— Вы сами-то верите в то, что смогли создать? — спрашиваю и у Мачадо, и у Фиделито, когда экскурсия по институту подходит к концу.

— «Очевидное-невероятное», — отвечает мне Фиделито на чистом русском языке.

— Это какая-то другая Куба, куда мы попали, — замечаю я.

— Почему другая? Куба одна. Только имеет разный акцент. Цвет меняется, а люди остаются, — отвечал на это Мачадо, который явно относится к тем людям, на которых Куба держалась и будет держаться, — и тоже на таком же чистом русском языке говорил Мачадо.