Спецназ ГРУ. Элита элит - Болтунов Михаил Ефимович. Страница 5

Потом, когда вопрос встал, кого назначить начальником отдела, я на эту должность не претендовал. Ведь я недавно пришел в подразделение, а Алексей Васильевич уже здесь служил, имел опыт работы. Его и назначили начальником отдела.

Хотя он младше меня на шесть лет, я был полковником, а Баландин подполковником, у нас сложились самые добрые, дружеские отношения. За двенадцать лет совместной службы никакие сложности не поколебали нашей дружбы. Служили, как говорится, душа в душу.

Алексей Васильевич был не только верным, надежным человеком в дружбе, но и обладал высокими профессиональными качествами как офицер и руководитель. Он никогда не боялся взять ответственность на себя.

22 июня 2004 года произошло нападение боевиков на Назрань. Отдел находился в двух местах: одна часть в Ханкале – мне пришлось командовать этими людьми; вторую группу возглавлял Баландин, и она работала во Владикавказе.

Нас подняли по тревоге ближе к полуночи, срочно выехали на аэродром и, как говорят, колеса в воздух. В полете узнаем некоторую скупую информацию: нападение боевиков на город, большие потери среди личного состава МВД, много убитых, раненых. Группа Баландина ведет бой.

Когда мы прибыли к месту боестолкновения, практически все наши сотрудники имели ранения, а трое ребят – Дудкин, Черныш и Жидков – погибли. Был ранен в ногу и Баландин.

Мне с трудом удалось уговорить его отправиться в госпиталь.

Надо прямо сказать, что тогда в Назрани группа из 16 человек под командой Баландина выполнила задачу, которую не могло решить ни одно военизированное подразделение, находящееся там».

…Последним дозорную группу догонял доктор. Пока он укладывал свои медицинские пакеты, отделения ушли вперед. Проходя мимо, увидел, как улыбнулся и кивнул ему начальник отдела: «В группе досмотра доктора нет. Ты уж постарайся там на два отделения. А вернетесь, чайку попьем.»

Доктор краем глаза заметил, как махнул ему вслед рукой Баландин. На душе было тихо и спокойно. Простые, добрые, привычные слова. Словно отец или старший брат провожал в дорогу.

Он едва успел спуститься метров на десять вниз, как прозвучал взрыв. Дикий, раздирающий тишину взрыв.

Доктор пригнулся, почувствовал, как тугим ударом заложило левое ухо, оглянулся и увидел страшную картину: окровавленный полковник Баландин скатывался навстречу ему с горы.

Потом на месте подрыва вымпеловцы обнаружит большую воронку: скорее всего полуторалитровая пластиковая бутылка с взрывчаткой была закопана в грунт. Взрыватель, батарейка, замыкатель, наверх выведена игла от шприца. Без сомнения – давняя закладка. Но поди ж ты, сработала.

Шок был от взрыва, от ранения, но главное – от того, что случилось это с их командиром. Самым знающим и умелым, который десять лет водил их по этим проклятым горам, берег, защищал. Он всегда знал ответы на самые трудные, тяжелые, опасные вопросы. И как бы ни было сложно, они верили, Васильевич всегда с ними. А теперь он сам, беспомощный и окровавленный, лежал у их ног.

Ранение оказалось чудовищным. Кто-то из командиров крикнул: «Стоять всем на месте!». Следовало прийти в себя, понять, что взорвалось. Доктор был рядом с Баландиным, ему со всех сторон полетели индивидуальные перевязочные пакеты.

Одна нога Алексея Васильевича – множественные осколочные ранения, переломаны кости, другая… А другой, по сути, нет. Травматическая ампутация конечности. Кроме того – осколочные ранения брюшной полости, лица, повреждена левая рука.

Пришел в себя второй доктор, стал помогать. Наложили жгуты, забинтовали. Поставили капельницу. Вкололи промедол.

Баландин был в сознании, сокрушался: «Надо же, столько боев, а из-за какой хреновины.»

Его успокаивали, как могли. Саперы еще раз проверили местность. Бойцы стали мастерить носилки, приготовили спальник, укрытие.

Погода, как назло, начинала портиться. Пошел дождь. Тучи наползали из горных распадков.

Алексея Васильевича укрыли, дали попить. Бойцы все время прислушивались – вертолет вскоре должен появиться над местом их базирования.

Начали пилить деревья, чтобы вертушка могла опустить лебедку. А деревья вокруг – не наши русские березы или осины, а твердые буки. Сменяя друг друга, пилили, валили деревья, оттаскивали в сторону – расширяли площадку.

И вот, наконец, над головой шум винтов. Но пилот не видит земли. Сигнальные ракеты не помогают. Их не видно уже на вытянутой руке.

Заместитель начальника отдела ведет переговоры с пилотом. Но тот бессилен. Иногда не выдерживают нервы, и тогда слышатся настойчивое: «Дайте мне телефон, я сам поговорю с пилотом. Что это за всепогодная авиация. Мы же его потеряем».

Товарища пытаются успокоить. Ну, какой смысл наезжать на летчика. Он и сам не рад. Объясняет по связи: «У меня на борту десять человек. Экипаж, реанимационная бригада, охранение. Мне что, всех угробить? Ну не вижу я земли. Не могу зайти».

Вертушка улетела.

Теперь выход один – Алексея Васильевича выносить. Район эвакуации выбран, там будет ждать техника. Прикинули по карте, до района восемь кэмэ по прямой. А по горам? Да еще в сумерках, в непогоду. Но другого не дано.

Перед началом движения решили перекурить. Попросил и Баландин. Прикурили сигарету, он сделал затяжку, долгую, жадную.

– Будешь еще? – спросил командир отделения.

Алексей Васильевич затянулся еще раз на полные легкие, выпустил дым и сказал:

– Все, бросил. Последний раз покурил…

Кто знает, может в эту минуту вспомнил Алексей Васильевич свои шутки-прибаутки насчет курения. Он время от времени обещал жене бросить курить. У нее даже этакий клятвенный лист хранился, где собственной рукой он писал обещания.

Начат этот семейный документ был еще в далеком 1988 году: «Я, любящий муж Баландин А. В., – писал Алексей, – обязуюсь в честь дня 8 марта и на дальнейшую совместную жизнь бросить курить не только сигареты, но в рот не брать папиросы, махорку и сигары. Старший лейтенант Баландин. 6.03.1988 года».

Следующая запись была сделана 9 мая того же года: «Курить бросаю в честь дня рождения любимой жены. Старший лейтенант Баландин».

А вот уже капитан Баландин 3.10.1988 года пообещал совсем другое: «Курить брошу, как только рак на горе свистнет».

Вот, видимо, теперь и свистнул этот рак.

…В путь двинулись в 14:50. А в 16 часов в горах уже темнеет.

Головной дозор выбирал маршрут. Ребята несли носилки, меняясь по очереди. Несли бережно, старались не трясти. Где-то носилки поднимали на вытянутые руки, а иногда опускали их как можно ниже.

Пошли не по гребню, где петляет минированная тропа. Двигались траверсом, спускаясь в долину.

Неотступно рядом с Баландиным – доктор. Он держал капельницу, контролировал пульс, давление.

Примерно через час пути по команде передали: «Стой». Состояние Алексея Васильевича стало ухудшаться.

Вновь вызвали вертолет. Опять прилетел, тарахтит за тучами. Летчик докладывает: «Ребята, ничего не вижу».

Пошел снег. Доктор под светом зажигалки поставил капельницу, вколол обезболивающее. Сердце забилось сильнее, давление подскочило, раненый открыл глаза. И снова в дорогу.

Еще минут через сорок пути доктор подал команду. Носилки опустили. Врач опустился на колени. Баландин тихо спросил: «Ну что, наверное, это все?». Подошли бойцы, обступили командира. Сознание его медленно угасало.

– Ребята, уважайте друг друга… – сказал командир.

Он уходил смиренно и мужественно.

Светила луна. Падал снег. Молчали чужие горы.

Доктор поежился, повел плечами. В эту минуту ему пришла мысль: «Страшно умирать вот так: лес, ночь, Чечня, снег. Не попрощаться с близкими, родными, полностью осознавая, что ты умираешь».

Врач смахнул снежинки с лица командира. Снежинки падали и таяли на щеках. Но в один момент они перестали таять.

Алексей Васильевич Баландин ушел.