ПСС, т.1 - Ленин Владимир Ильич. Страница 129

Посмотрите на эти рассуждения беспристрастно, — и вы увидите в них, во-первых, ложь, хотя бы и благонамеренную, так как предшествует этому батрацкому хозяйству не «самостоятельность» крестьянина, а другие формы отдавания прибавочного продук­та тому, кто не участвовал в его создании. Во-вторых, вы увидите поверхностность, мелкость народнического протеста, обращающую его, по меткому выражению г. Струве, в вульгарный социализм. Почему это «водворение» усматривается лишь во второй форме, а не в обеих? почему протест направляется не против того основного ис­торического факта, который сосредоточил в руках «частных землевладельцев» средства производства, а лишь против одного из приемов утилизации этой монополии? почему корень зла усматривается не в тех производственных отношениях, которые везде и по­всюду подчиняют труд владельцу денег, а лишь в той неравномерности распределения, которая так рельефно выступает в последней форме этих отношений? Именно это ос­новное обстоятельство — протест против капитализма, остающийся на почве капитали­стических же отношений, — и делает из народников идеологов мелкой буржуазии, боящейся не буржуазности, а лишь обострения ее, которое одно только и ведет к ко­ренному изменению.

Переходим к последнему пункту теоретических рассуждений г-на Струве, к «вопро­су о рынках для русского капитализма» (245).

Разбор построенной народниками теории об отсутствии у нас рынков автор начинает вопросом: «что понимает г. В. В. под капитализмом?» Такой вопрос поставлен очень уместно, так как г. В. В. (да и все народники вообще) всегда сличали русские порядки с какою-нибудь «английской формой» (247) капитализма,

520 В. И. ЛЕНИН

а не с основными его чертами, изменяющими свою физиономию в каждой стране. Жаль только, что г. Струве не дает полного определения капитализма, указывая вообще на «господство менового хозяйства» [это — один признак; второй — присвоение приба­вочной стоимости владельцем денег, господство этого последнего над трудом], на «тот строй, который мы видим на западе Европы» (247), «со всеми его последствиями», с «концентрацией промышленного производства, капитализмом в узком смысле слова» (247).

«Г-н В. В., — говорит автор, — в анализ понятия: «капитализм» не вдался, а заимст­вовал его у Маркса, который имел в виду, по преимуществу, капитализм в узком смыс­ле, как уже вполне сложившийся продукт отношений, развивающихся на почве подчи­нения производства обмену» (247). С этим невозможно согласиться. Во-первых, если бы г. В. В. действительно заимствовал свое представление о капитализме у Маркса, то он имел бы правильное представление о нем и не мог бы смешивать «английскую фор­му» с капитализмом. Во-вторых, совершенно несправедливо, что Маркс по преимуще­ству имел в виду «централизацию или концентрацию промышленного производства» [это разумеет г. Струве под капитализмом в узком смысле]. Напротив, он проследил развитие товарного хозяйства с первых его шагов, он анализировал капитализм в его примитивных формах простой кооперации и мануфактуры, — формах, на целые века отстоящих от концентрации производства машинами, — он показал связь промышлен­ного капитализма с земледельческим. Г. Струве сам суживает понятие капитализма, го­воря: «... объектом изучения г-на В. В. являлись первые шаги народного хозяйства на пути от натуральной организации к товарной». Надо было сказать: последние шаги. Г-н В. В., насколько известно, изучал только пореформенное хозяйство России. Начало то­варного производства относится к дореформенной эпохе, как указывает сам г. Струве (189—190), и даже капиталистическая организация хлопчатобумажной промышленно­сти сложилась до освобождения крестьян. Реформа дала тол-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 5Ц

чок окончательному развитию в этом смысле; она выдвинула на первое место не то­варную форму продукта труда, а товарную форму рабочей силы; она санкционировала господство не товарного, а уже капиталистического производства. Неясное различие капитализма в широком и узком смысле приводит г. Струве к тому, что он смотрит, по-видимому, на русский капитализм, как на нечто будущее, а не настоящее, вполне уже и окончательно сложившееся. Он говорит, например:

«Прежде чем ставить вопрос: неизбежен ли для России капитализм в английской форме, г. В. В. должен был поставить и разрешить другой, более общий и потому более важный вопрос: неизбежен ли для России переход от натурального хозяйства к денеж­ному и каково отношение капиталистического производства sensu stricto к товарному производству вообще?» (247). Едва ли удобно так ставить вопрос. Если данная, сущест­вующая теперь в России, система производственных отношений будет выяснена, тогда вопрос о «неизбежности» того или другого развития будет уже решен ео ipso . Если же она не будет выяснена, тогда он не разрешим. Вместо рассуждений о будущем (из­любленных гг. народниками) следует объяснять настоящее. В пореформенной России крупнейшим фактом выступило внешнее, если можно так выразиться, проявление ка­питализма, т. е. проявление его «вершин» (фабричного производства, железных дорог, банков и т. п.), и для теоретической мысли тотчас же встал вопрос о капитализме в Рос­сии. Народники старались доказать, что эти вершины — случайны, не связаны со всем экономическим строем, беспочвенны и потому бессильны; при этом они оперировали с слишком узким понятием «капитализма», забывая, что порабощение труда

Не видно, по какому признаку отличает автор эти понятия? Если под капитализмом в узком смысле разуметь машинную индустрию только, тогда непонятно, почему не выделить особо и мануфактуру? Если под капитализмом в широком смысле разуметь товарное только хозяйство, тогда тут нет капита­лизма.

— в узком смысле. Ред. — тем самым. Ред.

522 В. И. ЛЕНИН

капиталу проходит очень длинные и различные стадии от торгового капитала до «анг­лийской формы». Марксисты и должны доказать, что эти вершины — не более как по­следний шаг развития товарного хозяйства, давно сложившегося в России и повсюду, во всех отраслях производства, порождающего подчинение капиталу труда.

С особенной наглядностью воззрение г-на Струве на русский капитализм как на не­что будущее, а не настоящее, — сказалось в следующем рассуждении: «пока будет су­ществовать современная община, закрепленная и укрепленная законом, на ее почве ра­зовьются такие отношения, которые с «народным благосостоянием» не имеют ничего общего. [Неужели только еще «разовьются», а не развились уже так давно, что вся на­родническая литература, с самого своего возникновения, более четверти века тому на­зад, описывала эти явления и протестовала против них?] На Западе мы имеем несколь­ко примеров существования парцеллярного хозяйства рядом с крупным капиталистиче­ским. Наша Польша и наш юго-западный край представляют явления того же порядка. Можно сказать, что и подворная и общинная Россия, поскольку разоренное крестьянст­во остается на земле и в его среде нивелирующие влияния оказываются сильнее диф­ференцирующих, приближается к этому типу» (280). Неужели только еще приближает­ся, а не представляет уже сейчас именно этот тип? Для определения «типа» надо брать, конечно, основные экономические черты порядка, а не юридические формы. Если мы посмотрим на эти основные черты экономики русской деревни, то увидим изолирован­ное хозяйство крестьянских дворов на мелких участках земли, увидим растущее товар­ное хозяйство, играющее доминирующую роль уже сейчас. Это именно те черты, кото­рые дают содержание понятию: «парцеллярное хозяйство». Мы видим далее ту же за­долженность крестьян ростовщикам, ту же экспроприацию, о которой свидетельствуют данные Запада. Вся разница — в особенности наших юридических порядков (граждан­ская неравноправность крестьян; формы землевладения),

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 523

которые сохраняют цельнее следы «старого режима» вследствие более слабого разви­тия у нас капитализма. Но однородности типа наших крестьянских порядков с запад­ными эти особенности нимало не нарушают.