ПСС, т.1 - Ленин Владимир Ильич. Страница 29

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 103

Неумение объяснить капитализм и предпочтение утопий изучению и выяснению действительности ведет к тому, что отрицается значение и сила капитализма. Это — точно какой-то безнадежно больной, которому неоткуда почерпнуть сил для развития. И мы внесем в положение этого больного ничтожное, почти неощутимое улучшение, если скажем, что он может развиваться на счет производства «средств производства для средств производства». Ведь для этого нужно развитие техники капитализма , а «мы видим», что именно этого-то развития и нет. Для этого нужно, чтобы капитализм охватил всю страну, а мы видим, что «до повсеместного развития капитализма дело дойти никак не может».

Наоборот, если мы примем 2-ую схему, нам уже ни развитие капитализма, ни обед­нение народа не покажется случайностью. Это — необходимые спутники роста товар­ного хозяйства, основанного на разделении общественного труда. Вопрос о рынке уст­раняется совершенно, потому что рынок есть не что иное, как выражение этого разде­ления труда и товарного производства. Развитие капитализма представляется уже не только возможным [что в лучшем случае мог бы доказать референт], но и необходи­мым, потому что прогресс техники, раз уже общественное хозяйство основано на раз­делении труда и товарной форме продукта, не может не вести к усилению и углубле­нию капитализма.

Спрашивается теперь, почему же следует принять именно второе воззрение? в чем критерий его правильности?

В фактах современной русской экономической действительности.

Центром тяжести в 2-ой схеме является переход от товарного хозяйства к капитали­стическому, разложение

То есть смена мелких промышленных единиц крупными, вытеснение ручного труда машинным. То есть в том случае, если бы он правильно оценил и верно понял значение производства средств производства.

104 В. И. ЛЕНИН

товаропроизводителей на капиталистов и пролетариат. И если мы обратимся к явлени­ям современного общественного хозяйства России, то увидим, что главное место зани­мает именно разложение наших мелких производителей. Возьмем ли мы крестьян-земледельцев — окажется, что, с одной стороны, крестьяне массами забрасывают зем­лю, теряют хозяйственную самостоятельность, обращаются в пролетариев, с другой стороны, крестьяне расширяют постоянно запашки и переходят к улучшенной культу­ре. С одной стороны, крестьяне теряют земледельческий инвентарь (живой и мертвый), — с другой стороны, крестьяне заводят улучшенный инвентарь, начинают приобретать машины и т. п. [Ср. В. В. «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве».] С одной стороны, крестьяне бросают землю, продают наделы, сдают их в аренду, — с другой стороны, крестьяне же арендуют наделы и с жадностью покупают частновладельческие земли. Все это — общеизвестные, давным-давно установленные факты , единственное объяснение которых заключается в законах товарного хозяйства, разлагающего и наше «общинное» крестьянство на буржуазию и пролетариат. Возьмем мы кустарей, — ока­жется, что в пореформенную эпоху не только возникали новые промыслы и развива­лись быстрее старые [это явление — результат только что указанного разложения зем­ледельческого крестьянства, результат прогрессирующего общественного разделения труда ], но кроме того, масса кустарей все более и более беднела, впадала в нищету и теряла хозяйственную самостоятельность, тогда как незначительное меньшинство обо­гащалось на счет этой массы, скапливало огромные капиталы, превращалось в скупщи­ков, забиравших в свои руки сбыт и организовавших в конце концов, в громадном большинстве наших кустарных

Сами крестьяне очень метко назвали этот процесс «раскрестьяниванием». [См. «Сельскохозяйст­венный обзор Нижегородской губ. за 1892 год». Н.-Н., 1893. Вып. III, стр. 186—187.]

В игнорировании этого явления состоит одна из крупнейших теоретических ошибок г. Николая — она.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 105

промыслов, совершенно уже капиталистическую домашнюю систему крупного произ­водства.

Наличность этих двух полярных течений в среде наших мелких производителей на­глядно показывает, что капитализм и обеднение массы не только не исключают, а, на­против, взаимно обусловливают друг друга,— и неопровержимо доказывает, что капи­тализм уже в настоящее время является основным фоном хозяйственной жизни России.

Вот почему не будет парадоксом сказать, что разрешение «вопроса о рынках» лежит именно в факте разложения крестьянства.

Нельзя не заметить также, что в самой уже (ходячей) постановке пресловутого «во­проса о рынках» скрывается ряд нелепостей. Обычная формулировка (см. § I) прямо уже построена на невероятнейших предположениях, — будто хозяйственные порядки общества могут созидаться или уничтожаться по воле какой-нибудь группы лиц, — «интеллигенции» или «правительства» (потому что иначе нельзя бы и спрашивать так: «может» ли развиться капитализм? «должна» ли Россия пройти через капитализм? «следует» ли сохранить общину? и т. п.), — будто капитализм исключает обеднение народа, — будто рынок есть нечто отдельное и независимое от капитализма, какое-то особое условие его развития.

Не исправив этих нелепостей, невозможно разрешить вопроса.

Представим себе, в самом деле, что кто-нибудь вздумал бы на вопрос: «может ли в России развиваться капитализм, когда масса народа бедна и беднеет все больше?» от­вечать таким образом: «Да, может, потому что капитализм будет развиваться не на счет предметов потребления, а на счет средств производства». Очевидно, что в основании такого ответа лежит совершенно верная мысль, что рост валовой производительности капиталистической нации идет главным образом на счет средств производства (т. е. бо­лее на счет средств производства, чем предметов потребления), но еще более очевидно, что такой ответ не может ни на йоту подвинуть вперед решения вопроса, как не может получиться

106 В. И. ЛЕНИН

правильного вывода из силлогизма, если верна малая посылка, но нелепа большая. Та­кой ответ (повторяю еще раз) уже предполагает, что капитализм развивается, охватыва­ет всю страну, переходит в высшую техническую стадию (крупную машинную индуст­рию), тогда как вопрос именно и построен на отрицании возможности развития капита­лизма и замены мелкой формы производства крупною.

«Вопрос о рынках» необходимо свести из сферы бесплодных спекуляций о «воз­можном» и «должном» на почву действительности, на почву изучения и объяснения то­го, как складываются русские хозяйственные порядки и почему они складываются именно так, а не иначе.

Я ограничусь приведением кое-каких примеров из имеющегося у меня материала, чтобы показать конкретно, какого именно рода данные лежат в основании предыдуще­го изложения.

Чтобы показать разложение мелких производителей и наличность в их среде не только процесса обеднения, но и процесса созидания крупного (сравнительно), буржу­азного хозяйства, приведу данные о трех чисто земледельческих уездах Европейской России, принадлежащих к разным губерниям: о Днепровском уезде Таврической гу­бернии, Новоузенском уезде Самарской губернии и Камышинском уезде Саратовской губернии. Данные взяты из земско-статистических сборников. В предупреждение воз­можных указаний на нетипичность избранных уездов (на наших окраинах, почти не знавших крепостного права и в значительной степени заселенных уже при порефор­менных, «свободных» порядках, разложение действительно сделало более быстрые ша­ги, чем в центре) скажу следующее:

Из трех материковых уездов Таврической губернии Днепровский выбран потому, что он — сплошь русский [0,6% колонистских дворов], населен крестьянами-общинниками.

По Новоузенскому уезду взяты данные только о русском (общинном) населении [см. «Сборник

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 107

статистических сведений по Новоузенскому уезду», с. 432—439. Рубрика а], причем не включены так называемые «хуторяне», т. е. те из крестьян-общинников, которые ушли из общины и поселились отдельно на купчей или арендованной земле. Присоеди­нение этих прямых представителей фермерского хозяйства значительно бы усилило разложение.