Иван, запахни душу - Жириновский Владимир Вольфович. Страница 13

Она не очень чувствительная, я бы сказал, лиричная, а больше прагматичная, суховатая, жестковатая. И я оказался не таким, каким мог бы быть , наверное.

Наверное, мы стоим друг друга.

Но не надо мстить никогда. Дети не виноваты. Это плохая месть, когда мы друг на друге вымещаем злобу, ненавидим, ругаемся, по судам таскаем друг друга, по органам опеки.

Поэтому и выросли миллионы детей, у которых родители не смогли создать теплого домашнего очага. И особенно мне жалко мальчиков, которые выросли без отцов.

Я сам такой. Понимая, как именно мальчику не хватает теплой руки отца, на шее, на плечах, сухих мужских слов, которые помогли дать правильные оценки по жизни.

Вырастают мальчики, как березки, тонкие, чувствительные вместо того, чтобы выросли молодые тополя и, может быть, даже дубки.

Это беда любого общества.

Не получается с семьей у человечества. если мы перешли к многополярности, к многоукладности, к многопартийности во всем, семья осталась консервативной частью нашей жизни.

Многие живут гражданским браком, вообще не вступают в брак, а половина браков распадается. И вот здесь человечество тоже должно найти новые формы союза между мужчиной и женщиной, новые виды отношений.

Это нужно, чтобы мы оградили детей своих от холодного детства, от тоски, что рядом нет папы. И сердце мальчика сжимается, когда он слышит грубый разговор его мамы с его папой или когда он должен украдкой встречаться со своим отцом.

И когда он видит их враждебное отношение, тяжело такому парню расти.

Жизнь и так сложна, и так много неудач поджидает его на пути, а тут за спиной нет никаких тылов.

И с бабушками отношения нарушаются, и все вымещается на нем, на этом маленьком человечке, имя которому сын. Поэтому мне тяжело перед женой своей Галиной Александровной и еще тяжелее перед сыном.

Я так хотел иметь сына, очень любил и, наверное, люблю сегодня своего сына Игоря. Но я ему не дал то, что должно быть в семье - радость общения, теплый взгляд отцовский, доверительные глаза с вопросом у твоего наследника «Как жить?», «Что делать?», «Как относиться к обществу?».

И ты не можешь ответить: перед тобой закрытая дверь.

Даже еще могут вызвать милиционера, поскольку ты громко стучишь в эту дверь и кому-то это не нравится. Это вечная вражда, теща, тесть, свекровь, свекор, зятья, невестки, шурины, девери. Наверное, родственники больше всего пакостят друг другу. Но может быть, это пружина? И нужны противоречия в отношениях между членами семьи? Все мы родственники, душой мы все родственны, потому что одинаково переживаем.

Нет счастья на земле. Мы все его ждем, ищем, все еще кажется: там, за поворотом, стоит она, та самая, которую ждешь всю жизнь, добрая, ласковая, нежная.

Я помню: в классе мне нравилось несколько девочек. Потом я по-доброму относился к Свете Волковой. Потом еще одна Светлана из Ленинграда. Но не получилось по юности ни с кем из них сойтись.

С Галиной сошелся, но не смог успеть создать нужную основу союза, чтобы не наступало искусственных разрывов, а самое главное, чтобы не осталось злобы, ненависти.

Страдают они, наши дети. И они вырастают сухими, озлобившимися, не очень уважающими своих родителей, потому что росли на дурном примере, видели, как измываются друг над другом папа с мамой, перемалывают друг другу косточки, слова пакостные говорят, а детская душа все это слышит, видит и мучается детское сердце, не имея возможности повлиять на восстановление союза двух родителей.

И скорбь обрушивается на тонкие плечи малыша, который вырастает во враждебном мире и не знает, что таких, как он, миллионы, миллионы и миллионы.

Поэтому мы и болеем чаще, поэтому мы и умираем раньше, поскольку сами наносим себе вред, сами раним душу и сердце, создаем кровоточащие раны, десятки лет мучаются, сотни миллионов людей на земле, не имея возможности, не сумев создать своё собственное счастье.

А видимо, его и нет. Мы его ждем так же, как ждали коммунизма. И мы ждем расцвета при капитализме, а жизнь - это вот сумерки, когда наступает ночь или когда еще не наступило утро.

Жизнь - это как бы 5 утра или 7 вечера, когда не светит еще ярко солнце и небо закрыто тучками, нет впереди светлого горизонта. Жизнь - это мокрый дождичек, жизнь - это осень.

Иногда она сливается с весной, но почти никогда не бывает лета теплого и приветливого.

Всегда это осень, когда «листья желтые над городом кружатся, листья желтые нам под ноги ложатся, и от осени не спрятаться, не скрыться, листья желтые, скажите, что вам снится».

Вот такой, видимо, и представляется и остается жизнь для абсолютного большинства людей.

Я объехал всю планету - и нигде я не увидел счастливого человека.

Кому на планете жить хорошо?

Ответ простой - никому. Ни президенту самой большой страны, ни самому богатому человеку, ни бомжу, умирающему на чужом чердаке или в осенней грязной канаве.

Мучается человек. Для этого он и пришел в этот мир, для борьбы, для скитания. Он вечный скиталец, человек, идущий по планете.

Только в кино бывают хорошие кадры, хорошие концовки. Они обнимаются, целуются, клянутся в вечной верности, любви на век, но ничего этого нет в жизни. Не зря говорят: медовый месяц всего один, медовый месяц. А потом тяжкая, постылая, мерзкая жизнь, вечная осень, за которой лишь лютая зима, в которой мы все можем замерзнуть, и иногда замерзаем, и никогда не наступающее лето, потому что у нас украли Крым.

Мы не можем ехать отдыхать в Ялту или в Евпаторию. У нас загажено Сочи.

Я сам являюсь частью души Ивана, сам-то я не могу ее запахнуть, но я хочу уже это сделать. Я хочу, чтобы выросли сухие мальчики, которые не будут плакать, стонать, которые будут смотреть спокойно на все происходящее, будут всегда хладнокровные.

И пусть будет осень. У нас есть теплое пальто, хорошие ботинки, сытый желудок, здравые мысли, тугой кошелек, ключи от машины, ключи от дома, своя контора, да и осенью жить неплохо.

В конце концов я сам люблю это время года, потому что все стихает, все наконец понимают безумство лета, этот страшный август 2000-го года, когда все тонуло, все горело, все плыло и все стонали, со всех газет, со всех телеэкранов.

И количество самоубийств возросло в 100 тысяч раз.

100 моряков легли на дно Баренцево моря, как и сотни лет уже ложатся русские моряки на морские днища, защищая свою Родину, и это их удаль молодецкая, это их честь, и это их мужская судьба, чтобы не слышать мерзких разговоров их жен, что маленькая зарплата, что не те звездочки на погонах, что не те обои на стенах квартир.

Идея заключается в том, чтобы хорошо стало жить нам всем в нашей стране.

Поэтому, когда мне не удавалось работать там, где я хотел, меня это, может быть, и унижало, и обижало, но я не мечтал кому-то отомстить за то, что мне не дали возможности стать дипломатом, не дали возможности работать в МИДе, в других аналогичных учреждениях. Я готов был и в другой сфере находить себя и использовать свои возможности.

Иногда некоторые мои противники говорят: «Откуда он взялся, мы его не знали! Человек образованный, с двумя университетскими дипломами, говорит на европейских языках - откуда он появился здесь, этот обломок той, процветающей России прошлого века?»

Остальные чувствовали себя изгоями, пролетариями, не узнанной и непознанной интеллигенцией... Естественно, что я занял особую нишу на политическом небосклоне России последних нескольких лет.

Но это органично вытекало из моей прошлой жизни - из того, что я родился и вырос в далекой Азии, в южной республике, служил в армии в Закавказье, получил юридическое образование, изучил иностранные языки.

Сегодня многие молодые люди стремятся создать партии. Но это - партии-однодневки, партии, как мода. «И у меня партия, и я - лидер партии, и мы выпускаем нашу газету, и мы проводим съезд, и мы требуем кого-то в отставку, кого-то наказать...»