Тайны «Черного ордена СС» - Мадер Юлиус. Страница 3

— Вы припоминаете, подсудимый Функ?

— Нет, — трусливо озираясь, отвечает бывший министр.

— Значит, вы не припоминаете? Взгляните на этот документ, его номер 1031-ПС, США-844. Возможно, вы вспомните тот день, когда директор рейхсбанка Вильгельм высказал опасение по поводу распространения на оккупированных территориях фальшивой валюты. На совещании присутствовал и Розенберг. Вы нашли этот документ? Вы говорили о проблеме валюты на территориях, которые собирались оккупировать, и это было за месяц до нападения и спустя месяц после назначения Розенберга, не так ли?

Функ лихорадочно роется в лежащей перед ним стопке документов.

— Я не могу найти это место, — говорит он. — …Но, конечно, когда эти страны были бы завоеваны, пришлось бы заняться и такими вопросами…

Итак, Функ косвенно признает, что, планируя агрессию, нацисты одновременно подготавливали широкое производство фальшивых денег, чтобы использовать их в качестве дополнительного оружия против подвергшихся нападению стран и народов. Таким образом, Международный военный трибунал напал на след еще одного крупного преступления.

Однако обвинитель от США при допросе игнорирует факты, изобличающие подсудимого Вальтера Функа как одного из крупнейших в истории фальшивомонетчиков. Додд делает упор на то, чтобы доказать подсудимому, что тот точно знал о подготовке вероломного нападения на СССР.

— Я не был информирован о готовящемся нападении, — неуклюже пытается уверять Функ. — Я знал лишь о надвигающейся угрозе войны.

— Хорошо, будь по-вашему, — прерывает его Додд, — То, что вы говорили о намеченном пуске в обращение фальшивых рублей на Украине и Кавказе, это действительно имело место?

— Да, — вынужден признать Функ…

— Так впервые в истории на заседании Международного суда стал известен случай, когда президент государственного банка одной страны санкционировал массовый выпуск фальшивых банкнотов другой страны, растоптал международную конвенцию о защите валюты от подделки и стал фактически королем фальшивомонетчиков. И если до сих пор не хватало доказательства, что фашизм использовал в финансовой сфере чисто уголовные с точки зрения международного права методы, то теперь оно было налицо.

123-й день заседания Международного военного трибунала. Допрос продолжает представитель обвинения от США Додд:

— Вчера до перерыва мы говорили о золотых запасах Рейхсбанка, и я спросил вас, подсудимый Функ, когда вы начали сделки с СС? На это, как мне помнится, вы ответили, что с СС ничего общего не имели.

Затем вы все же признали, что руководство СС передавало вам различные вещи, ранее принадлежавшие заключенным концентрационных лагерей. Правильно ли я понял ваши показания?

— Нет, — резко отвечает Функ. — Я сказал, что Пуль однажды, точно год я припомнить не могу, сообщил мне, что от СС получен вклад, и с некоторой иронией добавил, что лучше всего не уточнять, каково его содержание. Да, собственно, этого и нельз было сделать. Ведь рейхсбанк не имел права проверять, из чего состоит вклад. Лишь позже, при другом докладе Пуля, до моего сознания дошло, что термин «вклад» был им выбран неверно. Речь шла о сдаче золота. Я полагал, что ото были золотые монеты, небольшие слитки или аналогичные предметы, сданные заключенными концентрационных лагерей, подобно тому как их должен был сдавать любой человек в Германии. Теперь я вспомнил то, на что не мог ответить во время предварительного допроса. Тогда мен спросили, добивался ли я согласия рейхсфюрера СС на то, чтобы золото, сданное в рейхсбанк, можно было использовать в его операциях. Я ответил, что не могу припомнить. Однако, если Пуль утверждает это под присягой, я не хочу и не могу оспаривать Ведь само собой разумеется, если золото сдается в рейхсбанк, то он может его использовать. По всем этим делам говорил с Пулем не больше чем два-три раза. Мне не известно, из чего состояли эти вклады, что с ними стало и как они использовались. Пуль не информировал меня об этом.

Заметно, что Додду надоело слушать, как изворачивается Функ.

— Хорошо, — говорит американский обвинитель, — посмотрим дальше. Разве обычно рейхсбанк принимал в качестве вкладов драгоценности, оправы дл очков, часы, портсигары, жемчужные ожерелья, бриллианты, золотые зубы и тому подобное?

— Нет, — тихо отвечает Функ. — Мне кажется, банк не должен был делать этого, ибо такие вещи надо было сдавать в другое место. Насколько я информирован, их следовало направлять в имперское ведомство по благородным металлам, а не в Рейхсбанк. Если уж так случилось, то рейхсбанк занимался незаконной деятельностью.

Додд продолжает задавать вопросы:

— И вы утверждаете, что ничего не знали об этом?

— Нет, — говорит Функ.

— Вы часто посещали кладовые Рейхсбанка и водили туда посетителей, не правда ли? Я повторяю вопрос: вы сами часто бывали в кладовых?

— Да, там, где хранились золотые слитки.

— Каков был их вес?

— Это были обычные слитки золота, которые приняты в обращении между эмиссионными банками. Насколько мне известно, они имеют различный вес. Но это были, я полагаю, слитки 20-килограммовые. Впрочем, можно вычислить. Если…

Додд прерывает Функа:

— Не приходилось ли вам видеть во время посещения кладовых такие предметы, как портсигары, часы и другие ювелирные изделия, которые я уже называл?

Функ заметно повышает тон:

— Никогда, никогда! Я был в золотохранилищах всего четыре-пять раз, и всегда лишь для того, чтобы показать посетителям это весьма интересное зрелище.

Додд поднимает указательный палец.

— Вы хотите убедить трибунал, что, будучи президентом Рейхсбанка, не проводили ревизий кладовых и никогда не проверяли, что в них находится?

Ведь любой ответственный банкир делает это регулярно, не так ли? Что вы можете сказать по этому поводу?

— Нет. Дела Рейхсбанка вел не президент, а директорат. Я не занимался отдельными операциями с золотом. Если поступало большое количество этого металла, то об этом сообщали в директорат. Он руководил всем, и об отдельных операциях были информированы только ответственный директор, высший чиновник или референт директората.

— Хорошо, позднее мы еще вернемся к этому.

Сейчас, поскольку вы не можете припомнить описанные мною ценности, я попрошу показать вам фильм о некоторых предметах, обнаруженных в банковских кладовых.

Я прошу вас, г-н председатель, — говорит Додд, поворачиваясь к судейскому столу, — разрешить подсудимому пересесть в зал, чтобы он мог лучше видеть фильм, который, возможно, освежит его память.

Два дюжих парня в форме американской военной полиции подводят Функа к месту рядом с его защитником Заутером. Зал погружается в темноту. На экране появляются массивные двери кладовых. Объектив киноаппарата перебегает на сейфы, отделенные Друг от друга стальными решетками. Банковские чиновники открывают замки. Лучи карманных фонарей падают на содержимое сейфов. В них золото, бриллианты, рубины, смарагды, серебро, платина.

Все это лежит кучей, словно брошено застигнутыми врасплох грабителями.

Американский военный чиновник запускает руку в сейф и потом подносит ее к объективу Драгоценное жемчужное ожерелье, четыре золотые десятифранковые монеты выпуска 1862 года, рубинова брошь и два золотых коренных зуба. Кинообъектив выхватывает детали из сверкающей кучи драгоценностей. Исчезают последние сомнения. То, что находилось в кладовых Рейхсбанка, было награблено эсэсовскими мародерами.

В зале вспыхивает свет. Председатель суда первым нарушает молчание:

— Г-н Додд, я полагаю, что вы дадите суду пояснения относительно этого фильма.

— Несомненно, — говорит Додд. — Пока я могу сообщить, что фильм был заснят во Франкфурте-наМайне, когда союзные вооруженные силы заняли этот город и проникли в кладовые Рейхсбанка.

Додд вновь обращается к Функу:

— Просмотрев этот фильм, вы теперь, очевидно, вспоминаете, что действительно имели в своем распоряжении такие ценности в течение трех с лишним лет?