Намывание островов (СИ) - Нигматулин Марат "Московский школьник". Страница 1

Намывание островов.

Данная книга представляет из себя первый том моего полного собрания сочинений, а посему большая часть работ, опубликованных здесь, ранее уже выходили в свет, исключая лишь две литературоведческие статьи, а также некоторые мои комментарии к собственным текстам, проясняющие их смысл.

Формализм как единственно верная философия искусства – вместо предисловия.

Философия искусства, равно как и научная философия, за которую нередко выдают позитивизм, весьма обширна и разнообразна, а также богата самыми интересными и отличными друг от друга школами, учениями и прочими сектантскими объединениями. Видя все их разнообразие, я решил утвердиться во мнении, что мне также необходимо внести сюда свой вклад, создав особое учение в философии искусства – формализм. Излагая основные доводы и закономерные выводы нашего нового учения, я должен начать издалека, притом с самого очевидного, кончая самым парадоксальным, совершая, таким образом, великий философский круг. Нередко, в процессе чтения сочинений различных авторов, в особенности же древних, мы сталкиваемся с особой проблемой, которая состоит в полнейшем непонимании исторического контекста данного произведения, что просто губительно для верного познания любого текста. Автор, как мы понимаем все, пребывает не в некоем эфире, а в абсолютно материальном мире, в действующем на момент его творческих лет социуме, который и накладывает неизгладимый отпечаток на все его творчество. Разумеется, мы просто обязаны признать, что следует снабжать все книги, в особенности же древние, различными историческими справками, примечаниями и комментариями, что и делается, и в чем нет никакого секрета. Однако помимо общего исторического контекста есть еще контекст биографический и библиографический, которые фактические есть лишь части исторического контекста, но несколько более глубокие. Конечно, мы понимаем, что некоторые жизненные радости или невзгоды очень сильно влияют на самое творчество, на что мы и можем привести массу примеров; по мере развития болезненных состояний у Ницше, его философия все более и более наполняется пессимизмом и мрачностью, да и вообще приобретает характерные «ницшеанские» черты. Таким образом мы делаем неизбежный вывод о том, что нам необходимо всякую книгу сопровождать еще и справкой биографической, что также нередко делается. Но вот тут мы и подходим к библиографическому контексту, который состоит в осознании того, какое место занимает произведение в общем сонме работ автора, для чего нам и нужна справка литературоведческая, которую тоже нередко нам и предоставляют академические издания. Таким образом, следуя логике всякого произведения, мы обязаны доя верного его понимания ответить на два вопроса:

1) Какое значение это произведение имело для общества в момент его создания, как это значение изменялось со временем, а также каково оно сейчас и каким станет в будущем?

2) Какое место это произведение занимает в жизни автора как человека, как гражданина, и как непосредственного творца?

Однако и ответами на эти два вопроса нельзя полностью удовлетвориться, зная, что всякое явление состоит из объекта, который наблюдают и субъекта, который наблюдает; в данном случае книга есть объект, а читатель есть субъект. Иными словами, читателю также следует понять, какое значение будет иметь эта книга в его собственной жизни и системе ценностей, а также понять, насколько исторические и его личные обстоятельства влияют на восприятие книги. Разумеется, нам очевидно, что если книга была прочитана принудительно некоей высшей инстанцией, то восприятие ее будет отлично от того, как если бы человек сам решил ее прочитать. Особый отпечаток на понимание книги накладывает и общество, в котором непосредственно пребывает субъект; книги Михаила Салтыкова понимают ныне совсем не в том ключе, как понимали их в Союзе или при жизни автора. Теперь нам стало ясно, насколько же самим следует много знать, дабы уметь правильно понимать чужие тексты, а также убедились, что если количество справочного материала к художественному произведению превышает само произведение по объему, то это не признак глупости издателя, хотя и не признак еще ума. Так мы обосновали надобность создания отдельной науки, которая уже существует, и имя которой – литературоведение, но теперь надо переходить к вещам более парадоксальным, нежели излагаемые нами доселе являлись. Как мы все знаем, систематизация есть неотъемлемая часть всякой науки, в особенности же гуманитарной, где выявить непреходящие и вечные законы трудно, а посему там она становится чуть-ли не единственными методом познания, деля это место лишь с аналитикой. Иными словами, классификация есть составная и главная часть литературоведческой научной деятельности. Самая суть классификации состоит в определении места и значения книжного труда в авторской библиографии и биографии, а также его положения в общечеловеческой сокровищнице знания, говоря обобщенно, суть ее в ответах на поставленные выше вопросы, что еще раз нам доказывает неотделимость классификационного метода от литературоведения. Лучший из известных на данный момент способов проведения самой полнейшей классификации и наиболее глубокого анализа всего творческого наследия автора есть создание его полного собрания сочинений, которое снабжается массой самых различных справочных материалов. Однако полное собрание сочинений нередко представляет собой некую кучу, куда бездумно скинули все произведения автора, никак не пытаясь их систематизировать, а нередко еще и забыв снабдить их справками, как стало заведено нынче у нерадивых и ленивых издателей, которые пренебрегают столь важными правилами ведения своего дела. При создании полного собрания сочинений желательно формировать тома по критерию времени и общего мотива произведений; в один том поместить работы, объединенные общей тематикой и направлением, а также, если это возможно, еще и временем их созидания, снабжая, разумеется, комментариями как самого автора, так равно и литературоведов, ибо надо уметь смотреть на произведение как со стороны создателя, так и со стороны внешней. Намного облегчает работу в данном русле такое положение, если авторские произведения суммой своей представляют отдельный мир, когда все произведения относительно однородны; если это работы литературные, то все сюжеты желательно должны обладать некоторым единством места действия, а еще лучше и вовсе пересекать друг-друга, что мы можем встретить у некоторых авторов, возжелавших создать свои «вселенные»; если же литература научного или философского характера, то желательно добиться смыслового или хоть стилистического единства произведений, а если и этого сделать нельзя, то следует рассортировать работы так, чтобы стала заметна эволюция стиля и взглядов автора, хотя это также касается и художественных работ. Желательно такое положение, когда автор сам участвует в издании своего полного собрания сочинений, притом по возможности не в конце жизни, а в ее продолжении, выпуская по одному тому своего собрания сочинений раз в некоторое время, создавая тем самым некий редкий журнал или личный дневник, дабы и он сам и его читатель могли наблюдать изменения в слоге, в мыслях, имея хорошую тем самым почву для размышлений. Каждый том тогда следует считать не эклектичным сборником, а полноценным произведением, которое вдобавок является и гипертекстом, ибо оно обладает стилистической и смысловой законченностью и единением. Самая суть формализма как философии искусства как раз и состоит в том справедливом утверждении, что автору было бы хорошо самостоятельно классифицировать и рассортировать, «разложить по полкам» свои произведения, дабы облегчить жизнь своим читателям и литературоведам, дабы добиться такого положения, когда автора понимает самый широкий круг людей. Более того, наша философия утверждает единство общества, автора и произведений этого автора, а также единство самих авторских произведений между собой. Самому же писателю такое мероприятие было бы также очень полезно, ибо классифицируя собственные мысли, он сам начинает лучше их понимать, сам все более четко осознает все грани своего творчества, принося в него ясность в виде классификации. Я, собственно, именно следовать своему совету и решил, составив первый том для моего полного собрания сочинений, а эту небольшую статью сделав для него предисловием. Все произведения, помещенные в этот том, были написаны мною в весьма интересный период истории 21 века; первые строки «Нищеты позитивизма» я вывел тогда, когда в Киеве происходила очередная революция, завершившаяся присоединением Крыма к России, то есть в январе 2014 года, а последние в данном томе англоязычные стихи я написал после избрания Дональда Трампа на пост президента США в декабре 2016 года. Все работы здесь пронизаны единым порывом писательского духа и снабжены комментариями, в качестве же названия для этой книги, а это именно книга, единое творение, а не сборник,  лучше всего подойдет такой оборот: «Намывание островов», поскольку книга показывает мои первые литературные и философские опыты, достойные освещения перед публикой, демонстрирует формирование моих взглядов и писательского стиля. Некоторые мои работы, в частности поэма «Западный поход», сюда включены не были, поскольку они являются лишь набросками для куда более обширной эпической поэмы, которая будет опубликована позже, ибо очень некрасиво и неэтично публиковать кусок произведения в одной книге, а все его остальное тело в другой, поскольку тем мы создаем неудобства читателю, тем более, что «Западный поход» очень сильно выбивается из общей смысловой канвы данной книги, и коль я бы его сюда вставил, так он бы просто резал все текстуальное единство своим вопиющим контрастом с остальными частями книги. Завершая тем наше предисловие, считаю нужным начать повествование.