«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей. Страница 66

Итак, подготовив совместными германо-польскими усилиями почву для операции «Шулунг», можно было запускать немецкую армию в Рейнскую зону.

Предлог нацисты придумали давно — ратификация французско-советского договора в парламенте Франции (что и произошло в феврале 1936-го). Но Гитлер не был бы Гитлером, если бы и в этой ситуации не прибег к отвлекающему маневру.

7 марта 1936-го в 10 часов утра германский министр иностранных дел фон Нейрат вызвал на Вильгельмштрассе (здание МИД Германии) английского, французского, бельгийского и итальянского послов и объявил им о следующем предложении: заключить пакт сроком на 25 лет, провести демилитаризацию обеих сторон Рейна, заключить пакт, ограничивающий военно-воздушные силы, кроме того, Германия соглашалась заключить пакты о ненападении со всеми своими восточными и западными соседями [391].

Спустя всего два часа после того как было сделано предложение о заключении пакта сроком на 25 лет, Гитлер, выступая в рейхстаге, заявил, что намерен установить контроль Германии над Рейнской областью. А пока он толкал свой как всегда пафосный и как обычно полный миролюбивой риторики спич, немецкие войска общей численностью приблизительно в 35 тыс. хлынули через границу и заняли все основные немецкие города на левом берегу Рейна.

«Для Франции это было страшным ударом», — вспоминал Черчилль [392]. Сарро и Фланден, тогдашние французские премьер и глава МИД соответственно, выступали за принятие самых решительных ответных мер.

Но Франция была не в состоянии действовать в одиночку. И не столько в военном отношении (в тот момент французы все еще были много сильнее немцев, что понимали и последние — известно, что германские войска, отправленные в Рейнскую зону, имели приказ немедленно повернуть обратно при малейших признаках военного противодействия со стороны западных держав), сколько — психологически. Внешнеполитические поражения последних лет — разваливающаяся архитектура Версальского мира, пошатнувшаяся система французских военных союзов, неверность союзников, прежде всего Польши, — сковали волю французского руководства.

Французы обратились за поддержкой к англичанам. 11 марта 1936-го в Лондон прибыл глава французского внешнеполитического ведомства Фланден. «Весь мир и в особенности малые страны обращают сегодня свои взоры на Англию, — говорил Фланден своим союзникам по другую сторону Ла-Манша. — Если Англия будет сейчас действовать, она сможет повести за собой Европу. Если у вас будет определенная политика, весь мир пойдет за вами, и таким образом вы предотвратите войну. Это ваш последний шанс. Если вы не остановите Германию теперь же, все будет кончено. Франция уже не сможет больше обеспечивать гарантии Чехословакии, ибо это окажется невозможным с географической точки зрения. Если вы не поддержите Локарнский договор, вам останется лишь ждать перевооружения Германии, помешать которому Франция не в силах. Если вы не остановите сегодня Германию силой, война неизбежна, если даже вы установите временную дружбу с Германией» [393].

Фланден получил полную поддержку у Черчилля, заявившего в те критические дни, когда решалась судьба Европы: «Занятие Рейнской области имеет серьезное значение, поскольку это создает угрозу для Голландии, Бельгии и Франции… Когда будет создана линия укреплений, а я полагаю, что это произойдет довольно скоро, это бесспорно отразится на положении в Европе. Будет создан барьер, прикрывающий парадную дверь Германии, и это даст Германии возможность предпринимать вылазки на Восток и на Юг через другие двери» [394].

Так все и произойдет. Но слова Черчилля — это не только пророчество. Это и исторический приговор Польше, сделавшей все возможное, чтобы Гитлер мог прикрыть эту «парадную дверь Германии».

Франция парализована, ожидает решительной поддержки от союзников, но даже в Лиге Наций идет откровенный саботаж. «Вчерашнее и сегодняшнее секретные заседания Совета (Лиги Наций. — С. Л.), — телеграфирует Литвинов в Москву 13 марта 1936-го, — показали, что не менее шести членов имеют прогерманские установки, а именно: поляк, чилиец, аргентинец, датчанин, англичанин и австралиец, и что полную поддержку оказывают французам только Титулеску да я. Это побудит французов делать дальнейшие уступки» [395].

Действительно, Польша не подвела Гитлера и в тот острый период марта 1936 г., когда предпринимались последние попытки заставить нацистов вывести свои войска с левого берега Рейна.

11 марта заведующий I Западным отделом НКИД СССР Д. Березов пытается обнаружить остатки здравого смысла у Польши в беседе с советником польского посольства в Москве Янковским. Да, говорит последний, «в Польше прекрасно понимают агрессивные стремления Германии». Да, соглашается польский дипломат, «за нарушением Локарнского договора последует, вероятно, захват Австрии». Мало того, не исключает он, что за Австрией вполне возможно и «нападение на Польшу»! Янковский не приходит к выводу, что Варшаве нужно срочно возвращаться к идее «восточного пакта», укреплять польско-французские и польско-советские связи — он говорит о «слабой Франции», разочаровавшей этой своей слабостью Польшу.

Советскому дипломату осталось только руками развести: сами же (поляки) все делают, чтобы ослабить Францию, и затем приводят «французскую слабость» в качестве аргумента своего прогерманского курса! «Я возражал Янковскому, — укажет в записи беседы Березов, — заявив, что трезвая оценка руководителями Польши подлинных устремлении Германии должна была привести к иному направлению польской внешней политики. Польша не включилась в Восточный пакт, чтобы таким образом воспрепятствовать германской экспансии, чтобы сколотить блок государств, готовых всеми силами воспрепятствовать германской агрессии. Польская позиция сейчас, во время нарушения Локарнского договора, также льет воду на мельницу Германии и затрудняет Франции и другим государствам, борющимся за мир, возможность организации отпора Германии» [396]. Но логические аргументы могли подействовать на адекватных лиц. А таковых, увы, в тогдашнем польском политическом и дипломатическом истеблишменте было немного.

В середине марта серию бесед с советским руководством проводит главный редактор французской газеты «Тан» Шастенэ. Его интересует — как СССР сможет помочь Франции в случае войны с Германией.

В беседе с замнаркома индел Крестинским 15 марта 1936-го глав-ред «Тан» отмечает, что ввод немецких войск в Рейнскую зону — это и проблема СССР, т. к. «задача, которую ставит себе Германия, состоит в том, чтобы, укрепив Рейнскую область, запереть Францию в ее границах и таким образом сделать невозможной на будущее помощь с ее стороны ее союзникам в Центральной и Восточней Европе».

Крестинский и Шастенэ соглашаются, что укрепление немцами Рейнской области внесет усложняющий момент в эвентуальные обстоятельства наступления «казус федерис» (лат. casus foederis — условия, при которых государство — участник международного договора должно совершить предусмотренные этим договором действия). А далее начинается дискуссия относительно роли Польши — как бы союзника Франции. Ведь СССР не имеет непосредственной границы с Германией и в случае необходимости выполнить союзнические обязательства перед Францией советским войскам нужен коридор.

В то время это или страны Прибалтики, через которые РККА получает возможность добраться до Восточной Пруссии, либо через Румынию и далее Чехословакию (как вариант — через Румынию— Венгрию), наконец, третий, самый короткий и самый эффективный путь — через территорию Польши. Но какую позицию займет Варшава в случае, если бы СССР решил оказать помощь Франции — союзнику Польши? Крестинский не сомневается: «на помощь Польши рассчитывать трудно».