Кто предал СССР? - Лигачев Егор Кузьмич. Страница 7

И когда Юрия Владимировича не стало, когда его место занял Черненко, нетрудно было предвидеть, что начнутся козни против выдвиженцев Андропова, в первую очередь против самого молодого члена Политбюро Горбачева, которого в ту пору рассматривали в качестве преемника реформаторских идей Андропова.

Так оно и произошло. Так длилось все тринадцать месяцев Черненко, и, когда он скончался, избрание Горбачева Генеральным секретарем проходило в сложной обстановке. Об этом я и расскажу в этой главе. Однако сначала хочу привести на этот счет цитату из книги Б.Н. Ельцина «Исповедь на заданную тему».

Касаясь обстоятельств избрания Горбачева Генсеком в 1985 году, автор книги писал: «Один из мифов гласит, что четыре члена Политбюро, выдвинув Горбачева, решили судьбу страны. Лигачев это сказал прямым текстом на XIX партконференции, чем просто оскорбил, по-моему, Горбачева, да и всех, кто принимал участие в выборах Генерального секретаря. Конечно же, борьба была. В частности, нашли список состава Политбюро, который Гришин подготовил, собираясь стать лидером партии. В него он внес свою команду, ни Горбачева, ни многих других в этом списке, естественно, не было.

И все-таки в этот раз судьбу Генерального секретаря решал Пленум ЦК.

Практически все участники Пленума, в том числе и опытные, зрелые первые секретари обкомов, считали, что вариант с Гришиным невозможен – это был бы конец для партии, для страны. За короткий срок он сумел бы засушить всю партийную организацию страны, как он засушил московскую. Этого допустить было ни в коем случае нельзя. К тому же нельзя было забывать о его личных чертах: самодовольство, самоуверенность, чувство непогрешимости, страсть к власти.

Большая группа первых секретарей сошлась во мнении, что из состава Политбюро на должность Генсека необходимо выдвинуть Горбачева – человека наиболее энергичного, эрудированного и вполне подходящего по возрасту. Решили, что будем делать ставку на него. Побывали у некоторых членов Политбюро, в том числе у Лигачева [2]. Наша позиция совпала и с его мнением».

Вот так писал в своей книге Ельцин, и эти слова нуждаются в комментариях.

Лично я никогда не слышал о том, что «нашли список состава Политбюро», который подготовил В.В. Гришин, об этом никогда не говорил и Горбачев – ни публично, ни в узком кругу. Да и вообще, с точки зрения здравого смысла, это утверждение выглядит по меньшей мере сомнительным. Зачем составлять какой-то список, когда речь идет об очень немногочисленных членах ПБ, которых вполне можно держать в памяти, пересчитать по пальцам? Где нашли список? Кто нашел? Делали обыск в кабинете Гришина? Но ведь Гришин после марта-апреля 1985 года оставался в составе Политбюро и до Ельцина был первым секретарем МГК КПСС. Ссылка на какой-то список состава Политбюро, подготовленный Гришиным, очень походит на примитивный обывательский слух…

Чтобы лучше понять «тринадцать месяцев Черненко», пожалуй, стоит рассказать об этом человеке, занимавшем пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Ведь и в нашей стране, и в мире о нем, в сущности, известно очень немного.

Константин Устинович был классическим аппаратчиком – как говорится, с головы до пят, до мозга костей. Десятилетиями работал он в кабинетах, на почтительном расстоянии от живой, реальной жизни – вместе с Л. И. Брежневым был в Молдавии, потом в ЦК, потом в Верховном Совете СССР, потом снова в ЦК. На этом аппаратном пути Черненко добился несомненного успеха, я бы сказал, он был виртуозным аппаратчиком – со всеми минусами этой профессии для политического деятеля, но в то же время и с плюсами. Может быть, следовало бы сказать так: пока Черненко оставался в тени Брежнева, аппаратное искусство было сильной его стороной. Но когда он начал перевоплощаться в самостоятельного политического деятеля, оторванность от жизни в целом сослужила ему худую службу.

Секретари обкомов партии уважали заведующего общим отделом ЦК Черненко за то, что он внимательно относился к насущным просьбам областей. Если приходил к нему, рассказывал о той или иной проблеме, да еще оставлял основательную записку, где изложена суть дела, – можно было не сомневаться, что Константин Устинович даст ей ход и, что называется, «выбьет» подпись Генсека. Занимая важный пост заведующего общим отделом в аппарате ЦК, Черненко был на своем месте, это несомненно. Вдобавок, к его профессиональным качествам необходимо приплюсовать и такую человеческую черту, как отзывчивость, искреннее желание помочь человеку.

И в этой связи особо обязан сказать о том, что Черненко, который был необычайно близок к Брежневу и обладал колоссальным в ту пору влиянием, умудрился не запачкать свое имя коррупцией. Вокруг Брежнева фактов злоупотреблений было немало, а Черненко возможности на этот счет имел немыслимые, он мог бы грести не только пригоршнями, но и ворохами. Только мигни, только намекни – и его завалили бы «сувенирами», отблагодарили бы превелико за помощь. Чтобы не оказаться втянутым в злоупотребления, Константину Устиновичу действительно надо было проявить твердость. Он был человеком весьма скромным в быту и житейских делах.

Да, было бы неправильным, неверным рисовать Черненко только одной краской, как пытаются это делать некоторые. Судьба этого человека сложилась, можно сказать, трагически: ни по состоянию здоровья, ни по своему политическому и жизненному опыту он не был готов к тому, чтобы занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Его беда в том, что под давлением определенных людей он дал согласие на избрание Генсеком, вдобавок, в тот закатный период жизни, когда его силы угасали.

Думаю, здесь не в последнюю очередь сказалась другая черта Константина Устиновича, странным, загадочным образом сочетавшаяся с житейской скромностью: он любил награды и прославления. Только-только избрали его Генеральным секретарем, как некоторые деятели, поднаторевшие на изготовлении мемуаров Брежнева, тут же начали суетиться по части аналогичных книг Черненко. Красноярские товарищи немедленно вспомнили о его работе в крае. Кто-то тут же заговорил о погранзаставе, где когда-то служил Черненко. Сам он не протестовал. Это была его слабость – возможно, слабость кабинетного политика, большую часть жизни остававшегося в тени, пребывавшего в безвестности.

Впрочем, только ли Черненко страдал этой слабостью? И не есть ли это «профессиональная болезнь» иных нынешних кабинетных деятелей, никогда не руководивших крупными организациями, коллективами, никогда не несших на себе бремя лидеров, а сделавших карьеру путем интриг в коридорах власти? Кстати, по части «профессиональных заболеваний» у таких кабинетных политиков есть еще одно сходство с Черненко: видимо, из-за своей особой приверженности к аппаратной работе, к бумагам, а также из-за слабого знания реальной жизни он не шел на широкое общение с рабочими, крестьянами, с научно-технической интеллигенцией.

Понятно, тут речь идет о болезнях в иносказательном смысле. Но в связи с событиями, происходившими в период Черненко, мне представляется необходимым подробнее остановиться на вопросе о здоровье лидера вообще. Отнюдь не случайно именно с такой главы – «Здоровье руководителя» – начинает бывший президент Франции В. Жискар д’Эстен свою книгу воспоминаний, изданную у нас под названием «Власть и жизнь».

По мнению автора книги, государственные заботы требуют от лидера колоссального напряжения не только духовных, но и физических сил. От физического здоровья главы государства, правительства, министра, да и руководителей рангом ниже зависит, по мнению Жискар д’Эстена, активность или, наоборот, пассивность политики, ее взвешенность или, наоборот, импульсивность. Здоровье государственного деятеля, а в особенности лидера, – это отнюдь не его семейное дело, это предмет заботы и интереса всего общества, ибо речь идет о факторе, непосредственно влияющем на судьбы страны, народа.