Марксизм: не рекомендовано для обучения - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 60

После демократии

Деградация демократии, которая наблюдалась на протяжении 1980-1990-х годов, при формальном расширении сферы «свободного мира» поставила вопрос о том, как оценить вклад Грамши в марксизм. Возникает ощущение, что идеи Грамши, во-первых, не сработали, а во-вторых, оказались основанием для тупиковой стратегии, порой даже обоснованием оппортунизма. С другой стороны, нельзя отказаться от понимания того, что грамшианство формировалось как альтернатива сталинизму. Задачей Грамши было обоснование принципов демократии в рамках левой культуры, после того как демократия была поставлена под сомнение революцией 1917 года.

Для Маркса самоочевидно, что коммунистическое левое движение является демократическим. В «Коммунистическом манифесте» написано, что целью пролетариата является формирование себя как господствующего класса, то есть становление демократии. Большинство общества, народа, пролетариата заинтересовано именно в демократии. Но если мы берем ситуацию тридцатых годов, то нельзя сказать, что культура насквозь демократична. Пройдя через русскую революцию, через опыт 1920-1930-х годов, левые утратили понимание важности демократических институтов. Грамшианство сыграло большую роль в деле реабилитации демократических традиций левых в смысле формирования левой парламентской традиции. Оно поставило вопрос о марксистской теории демократии уже на материале XX века. И в то же время оно оказалось тупиковым направлением на уровне политической практики, поскольку не смогло выработать альтернативных концепций.

Деградация демократии в конце XX - начале XXI века происходит на фоне упадка массового общественного движения. Значит, встает вопрос, имеем мы дело со слабыми местами грамшианской концепции или речь идет о некой объективной ситуации, к которой грамшианский марксизм просто оказался не готов?

На мой взгляд, имеет место и то и другое. Грамшианский марксизм очень тесно привязан к определенной исторической ситуации, и мы увидели его ограниченность в последующий период, когда ситуация изменилась. В годы, когда писались «Тюремные тетради», марксистская мысль находилась в серьезном тупике, особенно внутри коммунистического движения. Грамшианство сыграло очень большую освобождающую роль для коммунистического движения. И в том, что мировое коммунистическое движение рухнуло в конце XX века, надо винить все же не Антонио Грамши…

ЧТО ТАКОЕ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ:

анализ советского опыта в западном марксизме и в неофициальном восточноевропейском марксизме

Дискуссия о природе русской революции началась вместе с самой революцией. Причем дискуссия началась именно на теоретическом уровне, потому что русскую революцию ждали, она должна была произойти, это было очевидно для всех в начале XX века, причем это было очевидно не только для марксистов. С этой точки зрения было бы интересно пролистать тексты, которые М. Вебер писал о России в 1904-1906 годах. Это был аналитический комментарий к происходящему на Востоке. Проблематика Вебера, хотя она очень отличается по формулировкам от марксистской, очень близка к проблематике, которая волновала Троцкого, Ленина, Розу Люксембург. Вебер по-своему оказался проницательнее многих, в том числе и русских марксистов. Он упрямо пишет о том, что, хотя в России назревает буржуазная революция и необходима модернизация России, нет причин для оптимистического прогноза относительно будущего буржуазной демократии.

Индустриализация требует изменения государства и общества. Но откуда уверенность, что буржуазно-демократические институты станут итогом этих перемен? Вебер делает очень важное замечание: сочетание капитализма и свободы появилось в качестве специфического и почти случайного стечения обстоятельств и факторов, характерных для XVI века на Западе. Тогда индустриального капитализма еще не было. А торговый капитализм нуждался в свободе. В политической, интеллектуальной свободе. Индустриальный же капитализм, с точки зрения Вебера, уже сам по себе свободу не порождает. Он порождает потребность в дисциплине, организации и т.д. И в Западной Европе, по мнению Вебера, капитализм по инерции унаследовал принципы свободы и демократии как часть условий своего существования, он продолжает воспроизводить эти отношения даже уже в индустриальную эпоху. Хотя возникают проблемы.

Здесь Вебер пророчески предвидит появление фашизма. Но с другой стороны, он говорит о том, что в России капитализм приходит вместе с индустриализацией. И следовательно, будет не способен установить пресловутую буржуазную демократию. А если буржуазная демократия не сформируется и классические модели капитализма не состоятся, революция породит нечто такое, что Веберу пока непонятно, но что явно будет не соответствовать западноевропейским моделям буржуазно-демократических преобразований.

Преобразования назрели, но получится не буржуазная демократия, а нечто совершенно другое.

Русская революция - ожидания и действительность

Вебер был не единственным, кто делал мрачные прогнозы относительно будущего русской революции. Пророческие мысли можно найти и у Энгельса. По мнению Энгельса, старый режим в России обречен, поскольку не соответствует новым историческим задачам, новому уровню развития, но, с другой стороны, и для буржуазного развития достаточных условий нет. Поэтому Россия породит революцию, которая может привести к власти самые радикальные силы, но рабочий класс будет слишком слабо развит, чтобы реально справиться с властью. Диктатура пролетариата в таких условиях рискует вылиться в диктатуру одной партии, а диктатура одной партии в силу логики, свойственной такого рода системам, в диктатуру одного лица.

В начале XX века среди социалистов преобладали идеи Каутского. Он верил в последовательное поэтапное развитие (что потом было заимствовано советскими марксистами, хотя вся история русской революции опровергала подобную интерпретацию). Вся история у Каутского упорядочена, идет строго по определенным правилам, в определенной последовательности. Поскольку советские идеологи в основном повторяли Каутского, то, как ни парадоксально, одним из самых слабых мест в советском марксизме было именно объяснение русской революции.

Эта модель была взята в конечном счете на вооружение, потому что она механистична, проста для усвоения, не требует больших усилий ума и признает историческую миссию передовой партии. Каутский революцию 1917 года не принял. В России не состоялась еще буржуазно-демократическая революция, как смеют Ленин и большевики брать власть?

Иную интерпретацию революции 1917 года дал Грамши. Он написал статью, которая называется «Революция против «Капитала». «Капитал» он поставил в кавычках. С точки зрения Грамши, большевики все сделали неправильно, вопреки теории, и это было их главное достижение. Теория, с точки зрения Грамши, - это такая толстая немецкая книга, очень толстая, которую очень трудно осилить. Там написаны правильные вещи, которые совершенно неприменимы к жизни, а главная жизненная цель - это революционная воля и революционная интуиция, которая позволит преодолеть скучную и ограниченную теорию. Интерпретация очень интеллектуальная и культурно увлекательная, но, к сожалению, мало объясняющая реальные процессы.

Для Грамши, как позднее и для Че Гевары, основным вопросом является революционная воля. Это очень любопытно, потому что Грамши говорит: «Большевики не марксисты, они действуют в соответствии с революционной волей». Позднее на примере кубинской революции Че пытался обосновать решающее значение воли. Условия революции дозревают в процессе самой революции, если есть политическая воля. Иными словами, революционная воля способна совершить некоторое социальное чудо. Преодолев ограниченность исторической ситуации, выйти за ее пределы.

Надо сказать, что культ революционной воли, хотя с чисто научной точки зрения его обосновать сложно, - это мощная мотивация к индивидуальному действию. В революционную волю верили радикальные представители русского народничества. Но для понимания событий Октября 1917 года подобный подход дает нам не так уж много. У Каутского получается, что все было бы так, как он написал, если бы большевистская партия не взяла бы да и не сломала правильные процессы. Но вопрос в том, как смогли большевики изменить процесс (если они его в самом деле изменили).