Марксизм: не рекомендовано для обучения - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 8

Для крестьянина, копошащегося в земле, нет большой разницы между английским сахибом или узбекским моголом: и те и другие - иноземцы, иноверцы. Но моголы понимали, что нужно содержать ирригационную систему в исправности, а сахибы не понимали. Они ничего не делали для сельского хозяйства, только требовали платить налоги, как в Европе. А когда возникали проблемы, пытались их решить, издавая законы, улучшая судебную систему, которая работала как в Англии. Через некоторое время народ твердо понимал, что с такой властью жить невозможно, и брался за оружие.

Однако нет основания утверждать, что управленческая, хозяйственная функция государства существовала только на Востоке. Мы можем найти ее и в Европе, только в иных формах. Государство меньше вмешивалось в управление производственными процессами, но ему приходилось решать некоторые общие задачи, выходившие за рамки коллективного интереса господствующего класса.

Нужно было принимать законы, которые признавались бы всеми слоями общества, бороться с преступностью, поддерживать в сносном состоянии дороги и строить порты. Зачастую все это делалось в военных целях, но неизменно имело и хозяйственное значение. Иногда боролись с голодом и даже с бедностью.

Короче, государство всегда стремилось к поддержанию некоего социального равновесия. Маркс не акцентирует этот аспект государственной жизни применительно к Европе по очень простой причине: эта тема постоянно обсуждалась его предшественниками, которые идеализировали государственную власть, видели в ней систему, способную служить общему благу.

Когда Маркс акцентирует одну сторону государства, когда он показывает, что оно является инструментом классового господства, он вступает в полемику с господствующими идеями своего времени. В XVIII веке, в эпоху Просвещения, передовые мыслители доказывали, что в основе государства лежит общественный договор, что власть обеспечивает и поддерживает социальный компромисс. А когда государство начинает кого-то подавлять, склоняться в пользу какой-то одной социальной или политической группы - это нарушение общественного договора. Или этот договор неправильный, его можно сменить новым. Может быть, кто-то кого-то обманул, навязал другому свою волю?

Разумеется, не все просветители рассуждали подобным образом. Жан-Жак Руссо, самый радикальный из них, испытывал самые большие подозрения относительно государства. Но для большинства просветителей совершенно понятно, что, когда государство кого-то подавляет, это нарушение нормы, которое может быть достаточно просто исправлено - достаточно только написать хорошие законы, справедливую конституцию. Маркс говорит: нет, это не так. Подавление, насилие, принуждение - это и есть функции государства.

И все же будет неверно утверждать, будто в государстве Маркс не видит ничего, кроме насилия. В конце концов, он не анархист. Именно поэтому он верит, что после будущей пролетарской революции государство сможет отмереть. Насилие, принуждение сойдет на нет, а то, что останется, уже не будет государством в привычном смысле слова. Это будет самоуправление, свободная организация свободных людей.

Свобода

В предшествующей Марксу философии свобода трактовалась двояко. С одной стороны - в духе Спинозы, как осознанная необходимость. Это значит, что необходимо осознать положение вещей и действовать в соответствии с ним. Но следует ли отсюда, что надо смириться с существующим порядком? Или, в духе Руссо, можно понимать свободу как власть над обстоятельствами, возможность преобразить жизнь?

Маркс парадоксальным образом принимает обе трактовки свободы. Жизнь преобразить можно, но только на основе четкого понимания ее законов. Для того чтобы что-то преобразовать, нужно сначала понять, как оно устроено. Мы должны сначала осознать нашу необходимость в свободе.

Понять порядок вещей не значит признать его. Это значит, что только теперь с ним можно эффективно бороться. Шансы на успех тоже более или менее можно оценить. Маркс уверен, что шансы в борьбе пролетариев против буржуа достаточно высоки, ибо история на их стороне. Точно так же, как развитие прежнего феодального общества создавало новые условия и новые противоречия, которые в конечном счете взорвали старый порядок и породили капитализм, так и буржуазное общество, эволюционируя, создает предпосылки для революции.

Ученики Маркса зачастую понимали этот прогноз как пророчество. Мол, капитализм обречен и социализм (или коммунизм) неизбежен. Правые социал-демократы вывели отсюда своеобразную философию бездействия. Ничего радикального, решительного предпринимать не надо, плод рано или поздно упадет вам в руки. А Г.В. Плеханов объяснял, что вера в неизбежность победы лишь подталкивает к борьбе. Тут он ссылался на кальвинистов, английских пуритан XVII столетия. Те тоже верили в предопределение, но были людьми энергичными, деятельными. Такое же отношение к истории было и в раннем коммунистическом движении - в 1920-е годы.

Но у Маркса не пророчество, а прогноз. Это не похоже на религиозный детерминизм протестантов, которые верили, будто все предопределено заранее.

Вообще, протестантская идея предопределения тесно связана с буржуазным сознанием и глубоко антигуманна. Протестант верит, что он предназначен для божественного спасения, а его недруги обречены гореть в аду.

Перуанский марксист Х.К. Мариатеги показал, что именно такая идеология дала моральное оправдание геноцида индейцев в Америке. Причем именно передовые буржуазные протестанты-англосаксы вырезали индейцев практически подчистую, а более отсталые испанские конкистадоры индейцев все-таки не вырезали. Американскому фермеру не нужны были эти дикие люди, ему нужна была земля, на которой он будет вести свое передовое хозяйство. Людей нужно было убить, так как другого способа от них избавиться не было, но идеологическое оправдание было готово заранее. Раз бог не дал этим людям родиться христианами, значит, он заранее предназначил им гореть в аду. Значит, и церемониться с ними не стоит.

А отсталому испанскому конкистадору самому вести хозяйство было никак невозможно, ему нужны были феодальные крестьяне, которые за него будут работать на плантациях, в шахтах. Он должен был сохранить жизнь индейцам и эксплуатировать их. Но заодно обратить в христианство, заботиться об их душах. Тем самым контролировать их. Или сделать счастливыми. Другое дело, если они не хотят проникнуться Светом Божьим, тогда разговор будет коротким. Но шанс им дадут.

Как видим, вопрос о свободе и необходимости - вопрос не только философский. Он может для конкретных людей быть вопросом жизни и смерти. И именно потому важно понять, насколько новаторским оказалось марксистское понимание свободы. Оно оказалось настолько новаторским, что значительная часть марксистов не смогла его усвоить, вернувшись фактически к старой религиозной этике, только без веры в бога.

Маркс видит свободу в том, чтобы, опираясь на понимание действительных противоречий и проблем современности, начать осознанно творить историю. Причем это не только свобода индивидуальная, но и коллективная. Класс должен понять свои интересы. Каждый отдельный представитель класса должен понять не только свой личный интерес, но и общий интерес. С того момента, как закономерности истории становятся понятными, с того момента, как эксплуатируемые начинают понимать, как устроена система, протест против несправедливости превращается в осознанную борьбу, бунт - в революцию.