КГБ во Франции - Вольтон Тьерри. Страница 19

Поистине дьявольский маневр! Дав понять комиссару Диду, что он получил записки от ФКП, Баране провел мастерскую операцию по дезинформации по трем направлениям.

Первое направление: ослабить позиции французского правительства во вьетнамском вопросе. В написанных Филиппом Бернером воспоминаниях "Битва за УОТ" (Bernert, Philippe. La Bataille pour la DST. Presses de la lite, 1975) Роже Вибо, занимавшийся расследованием всего этого дела, хорошо объяснил преследовавшиеся цели: "Не исключено, сведения были переданы врагу, что очень возможно, но не в этом состояла цель операции. На деле речь шла о том, чтобы поставить в затруднительное положение французское правительство на переговорах в Женеве. Еще до того, как оно сядет за стол переговоров, ему дают понять, что оно может их вести в крайне невыгодной ситуации. Все ваши замыслы известны, намекает ему противник. Мы знаем, что у вас нет сил для удержания дельты Тонкина. Вы, конечно, можете попытаться воззвать к чувству долга контингента. Эта мера будет крайне непопулярной, и вы постараетесь к пей не прибегать. В той партии, которую мы играем в Женеве, у вас нет козырей. Признайтесь в своей беспомощности, уступите…"

Второе направление: парализовать властные структуры, вызвав волну шпиономании. В течение трех месяцев после того, как было установлено, что в Елисейском дворце нет микрофонов, все члены Комитета находились под подозрением в разглашении информации. На заседании 10 сентября Мендес-Франс все время наблюдал за присутствовавшими, разглядывая их, обращая внимание, делает ли кто-нибудь записи, в надежде обнаружить "предателя". Со своей стороны Баране, которого Дид попросил высказать свое мнение относительно возможного виновника утечек, не удержался и предложил несколько имен. Он назвал Эдгара Фора, министра финансов в правительствах Ланиэля и Мендес-Франса, и министра внутренних дел Франсуа Миттерана. Оба присутствовали на заседаниях Комитета национальной обороны.

Третье направление: дискредитировать Францию. С самого начала США были в курсе утечек через комиссара Дида, поддерживавшего прекрасные отношения с американским посольством в Париже. Будучи убежденным антикоммунистом, полицейский считал своим долгом информировать великого союзника о наличии одного или нескольких агентов ФКП в высших правительственных кругах. Против воли он оказал плохую услугу отношениям между двумя странами в тот момент, когда французское правительство домогалось американской помощи, чтобы выбраться из индокитайской трясины.

После ареста Баране сказал полицейским, сопровождавшим его в резиденцию УОТ, что он сообщал сведения комиссару Диду только с согласия ФКП. В суде он это отрицал, и ему удалось представить дело так, будто он работал исключительно на префектуру полиции. Его оправдали. Приговорили только Роже Лабрюсса и Андре Тюрпена к шести и четырем годам заключения соответственно.

Не вызывает сомнения, что в этом деле не разобрались до конца из боязни оказаться перед бездной пособничества между частью политического и административного аппарата и ФКП. До сегодняшнего дня остается по крайней мере три загадки, на которые не дали ответа ни следствие, ни суд.

Первая касается истинной роли Жана Монса. Мы видели, что он проявил крайнюю небрежность, держа на своем рабочем столе записи, сделанные на заседаниях комитета, что дало возможность Тюрпену их переписать. Сначала он уверял следователей, что постоянно хранил записи в своем сейфе с цифровым набором, который был известен только ему. Он был вынужден признать свою вину, когда сознался Тюрпен. С другой стороны, когда полицейские попросили его представить список служащих руководимого им секретариата национальной обороны, он опустил двух человек – Тюрпена и Лабрюсса. Почему? Данные им объяснения (забыл о них, верил в них) не удовлетворяли. Тем не менее суд не вменил это ему в вину. Жана Монса оправдали. Впоследствии он продолжил карьеру в администрации.

Вторая загадка касается человека, чья тень постоянно витала над всем этим делом: Эммануэля д'Астье де ла Вижери. Все следы ведут к нему. Он был главным редактором газеты "Либерасьон", финансировавшейся ФКП (до ее закрытия в 1964 году), депутатом, сочувствовавшим коммунистам, он прибегал время от времени к услугам Лабрюсса и Баране, которые оба работали наборщиками в его газете. На допросе Баране признал, что передавал д'Астье официальные документы ещё в начале 50-х годов. Лабрюсс со своей стороны был обязан ему карьерой в государственных органах, во всяком случае в ее начале. Все завязалось в 1943 году в Алжире, когда он был начальником отдела в комиссариате внутренних дел Французского комитета национального освобождения (ФКНО), созданного де Голлем. Его шефом был тогда д'Астье – комиссар внутренних дел ФКНО. Впоследствии – под псевдонимом Диорак-Лабрюсс вступил в руководимый им Прогрессивный союз. Опять же д'Астье мы обнаруживаем у истоков карьеры Жана Монса.

"Знаете, как после освобождения страны, перешагнув через несколько ступеней, меня назначили префектом первого класса? – откровенничал он начальнику УОТ во время первой встречи в самом начале дела. – Это любопытная история. Префектом департамента Сена был Флуре, а у комиссара внутренних дел д'Астье де ла Вижери (во временном правительстве де Голля с сентября 1944 года) не было к нему особого доверия. Поэтому д'Астье решил поставить рядом с Флуре ответственного секретаря, который наблюдал бы за делами. Вот так он назначил меня на эту должность и в этом чине". Во время суда по "делу об утечках" имя д'Астье упоминалось часто. Однако его не потревожили, поскольку он пользовался парламентской неприкосновенностью. Но в глазах Вибо он был человеком, державшим в своих руках все нити дела. Его политический путь и вправду вызывал подозрения. С крайне правых позиций до войны он во время Сопротивления перешел к взглядам, очень близким ФКП и СССР. После войны он по голосам коммунистов. Затем он полностью связал себя с Движением в защиту мира, организованным по инициативе Коминформа. В 1957 году в награду за честную службу ему присудили Ленинскую премию "За укрепление мира". Он часто ездил в СССР, где его всегда хорошо принимали высшие руководители. К тому же он женился на русской – дочери бывшего советского посла Леонида Красина. Какой бы ни была его подлинная роль в "деле об утечках", совершенно ясно, что д'Астье принадлежит к той категории французских политических деятелей, чья карьера находится на стыке между ФКП и СССР со всей вытекающей из этого положения двусмысленностью.

Наконец, так и не была раскрыта "загадка срыва наблюдения". В начале расследования было решено установить наблюдение за Андре Баране. Приказ был выполнен настолько хорошо, что однажды вечером агенты УОТ столкнулись с полицейскими из префектуры полиции. На следующий день в министерстве внутренних дел договорились, что наблюдение будет осуществляться префектурой. Вибо снял своих людей. Наблюдение за подозреваемым номер один ничего не дало. На суде же выяснилось, что полицейские почти сразу прекратили слежку. Из-за этой небрежности расследование заняло несколько лишних дней. Постоянное наблюдение за Баране позволило бы установить, что он встречался с Лабрюссом через неделю после заседания комитета 10 сентября 1954 года. Именно тогда он получил переписанные Тюрпеном материалы Монса. Так что существовали возможности доказать связь между двумя людьми еще в середине сентября. Не было бы нужды ждать до начала октября, когда признается Тюрпен, затем Лабрюсс, чтобы восстановить цепочку. Потом произошла сенсация. Во время допроса комиссара, которому поручили наблюдение за Баране, производившегося в суде, тот неожиданно вынул из портфеля рапорт о встрече Баране с Лабрюссом. Этого рапорта не было в делах префектуры полиции. Одно из двух: или комиссар составил его задним числом, чтобы покрыть свою оплошность, или рапорт выкрали, чтобы замедлить следствие. По всей видимости, правильным является второе предположение.

"Скрыли, я в этом убежден и говорю со всей ответственностью, сознательно скрыли следы встречи Баране и Лабрюсса", – заявил Франсуа Миттеран, выступавший на суде в качестве свидетеля. Поскольку в то время он был министром внутренних дел, его политические противники попытались приписать ему ответственность за это исчезновение.