КГБ во Франции - Вольтон Тьерри. Страница 81

Второй случай также достаточно красноречив, хотя и здесь дело не дошло до суда. Речь идет об одном журналисте, бывшем советском гражданине, переехавшем на Запад в конце 70-х годов. Создав себе небольшую известность после публикации книги о своих журналистских опытах в СССР, он попытался устроиться в русский отдел "Радьо Франс энтернасьональ", но УОТ незаметно вмешалось и не дало ему осуществить свое намерение. После детального изучения биографии и проанализировав мотивы его эмиграции из СССР, контрразведка пришла к выводу, что он переехал на Запад специально, чтобы стать здесь "агентом влияния". Сейчас он эпизодически печатается в одном еженедельнике и в одной газете.

Да здравствует Чаушеску!

Наглядно показав в своей книге "Тоталитарный соблазн" (Jean-Francois Revel, La Tentation totalitaire. Laffont, 1976), что социализм связан тесными узами с тоталитаризмом, Жан Франсуа Ревель вызвал на себя огонь "левых" во Франции. Автор совершил непростительную ошибку: он похоронил надежду.

И действительно, если проанализировать отношение Запада к реальному социализму в послевоенный период, то станет ясно, что демократические страны изо всех сил стремились сохранить миф о "своем пути к социализму", который бы не вел к катастрофе. После 1956 года, когда венгерская революция была утоплена в крови, все взоры обратились на "польскую весну": Гомулка денационализировал землю и стал инициатором некоторой либерализации культурной жизни. Спустя четыре года, после того как Польша вернулась к добрым старым авторитарным методам, всеобщее внимание перенеслось на Кубу. "Бородачи" Кастро почти на десятилетие стали олицетворением мечты. Им на смену пришла "пражская весна", воплощение "социализма с человеческим лицом". Советское вмешательство в августе 1968 года еще раз доказало, что Москва никому не позволит отступить от догмы. К счастью, уже пылает "культурная революция" в Китае. Ее пытаются представить как великий праздник молодежи, как невиданную самокритику власти, признавшей свои старые ошибки. Эта революция, начавшаяся сверху, доказывала, что коммунизм вполне способен самореформироваться. Цена "празднеству" исчислялась десятками миллионов жизней, а Мао создал себе такой культ личности, что даже покойный Сталин побледнел бы от зависти.

Наученный горьким опытом, Запад стал более разборчивым. Теперь хорошенько задумывались, прежде чем приходить в восторг по поводу того или иного события. И все же надежда на возможную реформу социалистической системы по-прежнему жила. Например, рассчитывали на Венгрию: мероприятия в области экономики, проведенные будапештскими властями и направленные на введение частной собственности в сельском хозяйстве, на предоставление самостоятельности (весьма относительной) предприятиям, свидетельствовали о существовании своеобразного "венгерского пути", нового варианта "социализма с человеческим лицом".

Румыния в свою очередь занимала особое место в хит-параде любимцев Запада. Лет 20 эта страна символизировала независимость. Хватало и доказательств: бухарестские власти отказались присоединиться к странам – участницам Варшавского Договора во время вторжения в Чехословакию в 1968 году; они поддерживали прекрасные отношения с Израилем и Китаем. В вознаграждение за это Румыния пользовалась статусом "привилегированной нации", позволявшим ей получать выгодные кредиты и все лучшее из западных технологий.

В то же время западный мир не слишком присматривался к реальной ситуации в стране. Подавая в отставку со своего поста в середине мая 1985 года, посол США в Бухаресте резко осудил подобное отношение. По его мнению, Румыния оставалась абсолютно коммунистической страной. Она использовала свои хорошие отношения с капиталистическими державами для приобретения современного оборудования, необходимого Москве (зачастую техника перепродавалась "большому брату"). В своем прошении об отставке он напомнил, насколько жестким был советский контроль в Бухаресте. Количество советников СССР неуклонно увеличивалось в последние годы.

Воображая себя Давидом, выступавшим против Голиафа (СССР), Николае Чаушеску, пожизненный президент Румынии, мегаломан и деспот, зарекомендовал себя истинным мастером вводить в заблуждение окружающих. При поддержке целого войска льстецов и прихлебателей он в течение 20 лет заставлял всех верить в то, что его страна вырвалась из советской орбиты. Ему это нужно было по двум причинам: чтобы удовлетворить свое чрезмерное честолюбие (он был убежден, что играет ведущую роль в мировой истории) и чтобы продолжать пользоваться подарками Запада, предназначавшимися социалистическому блоку.

В 70-е годы службы дезинформации секуритате активно создавали на Западе именно такой образ независимой Румынии, пользуясь услугами достаточно алчных журналистов, согласившихся пропагандировать идеологию Бухареста.

Так, в июне 1977 года пытались завербовать и меня, в то время молодого журналиста газеты "Либерасьон", занимавшегося непосредственно социалистическими странами. Тогда на Востоке большую активность проявляли движения диссидентов, требовавших соблюдения хельсинкских договоренностей о свободном передвижении личности и идей. Газета предоставляла им широкую трибуну. По этой причине у меня практически не было контактов с официальными представителями посольств социалистических стран.

В начале июня мне позвонил секретарь румынского посольства, отвечавший за отношения с прессой. Он пригласил меня на обед. Я отклонил предложение и договорился о встрече в ближайшем к редакции кафе. Мой собеседник заливался соловьем, расхваливая достоинства газеты "Либерасьон", независимой, смелой… всего и не перечислишь. После получасового разговора я так и не понял, к чему он клонил. Недели через полторы я вновь получил приглашение к обеду. Отказавшись от обеда, я все же договорился о рандеву в том же самом кафе. На этот раз он пришел в сопровождении коллеги.

Если опустить дежурные приветствия, вот вкратце суть их предложений:

"В октябре в Белграде откроется конференция, (на которой должны были подводиться первые итоги хельсинкских договоренностей). Вы знаете, что наша страна, которая проводит независимую политику, как, впрочем, и ваша газета, займет особую позицию на этом международном форуме. По нашему мнению, вам было бы интересно ознакомить мировую общественность перед открытием конференции с румынской точкой зрения. Это можно было бы сделать в форме эксклюзивного интервью, а еще лучше в форме статьи нашего президента Николае Чаушеску, в которой он дал бы оценку белградской встрече".

На это я ответил: "Наша газета старается не предоставлять слова правительствам социалистических стран, так как мы считаем, что они располагают всеми возможностями выражать свое мнение. Мы отдаем предпочтение тем, кто лишен свободы слова. Мы с удовольствием опубликуем точку зрения румынских властей на белградскую конференцию, но лишь при условии, что будут представлены и другие мнения. Итак, вы мне выдаете визу для поездки в Бухарест, я встречусь с официальными властями, если возможно, и с президентом Чаушеску, но также и с теми, кто борется за права человека, в частности с Павлом Гомой, которого ваша полиция держит в изоляции. Одним словом, вы мне гарантируете полную свободу передвижения, а я подготовлю репортаж о вашей стране, в котором будут отражены все точки зрения".

"Прекрасная мысль, – воскликнули мои собеседники. – Мы немедленно свяжемся с Бухарестом. Без всякого сомнения, у нас не возникнет никаких проблем. Завтра же мы позвоним вам и дадим ответ".

Я так и не дождался звонка из посольства Румынии…

Приняли ли предложения, от которых отказалась "Либерасьон", другие французские газеты и журналисты? По всей видимости, да, если основываться на рассказе Павла Гомы о том времени, когда он был, как мы уже отмечали, полностью изолирован от внешнего мира. В своей книге "Чехарда" (Paul Goma, Chasse croise. Hachette, 1983) писатель так рассказывает о беседах со своими преследователями: