Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929 - Медведев Дмитрий Александрович. Страница 25

Уинстон очень надеялся, что отец появится на чествованиях по случаю победы в поэтическом конкурсе. Он заранее подготовился: проверил расписание и сообщил отцу, на какой поезд лучше садиться⁴⁸⁶. Он также обратился за поддержкой к своей матери. «Постарайся, чтобы папа приехал, – умолял он ее. – Папа еще ни разу не приезжал»⁴⁸⁷. Лорд Рандольф не приедет и на этот раз.

Черчилль-старший навестит своего сына только в ноябре 1889 года, доставив ему массу удовольствия⁴⁸⁸. Это будет его первый и последний визит в Хэрроу⁴⁸⁹. Преподобному Уэллдону даже пришлось намекнуть родителям несчастного ученика, что их более частое появление было бы очень желательно⁴⁹⁰.

Но Черчилля не только редко навещали, иногда его не забирали домой на каникулы, что вызывало у мальчика настоящую истерику: «Моя драгоценная мамочка, прошу тебя, сделай все, что в твоих силах. Подумай только, насколько я несчастен, оставаясь здесь. Ты же обещала. Мне хочется рассказать тебе о стольких событиях. Где все? Никто уже давно мне не пишет и не рассказывает никаких новостей. Где Эверест? Постарайся, любимая мамочка, успокоить твоего любящего сына»⁴⁹¹.

«Ой! Ой! Ой, дорогой! Глупенький, я не имела в виду, что ты останешься в Хэрроу, – последовал ответ леди Рандольф. – Я просто не могу принять тебя дома. Мне действительно надо уезжать. Я постараюсь что-нибудь для тебя придумать. Я буду у тети Клары. Возможно, она тебя возьмет»⁴⁹².

Чем же была так занята леди Рандольф, что не могла найти время для родного сына? Частично ответ дает сам Черчилль в своем романе «Саврола», главная героиня которого – Люсиль – во многом списана с его матери. «Она вела очень занятую жизнь, – сообщает автор. – Приемы, балы, вечера заполняли время зимнего сезона тяжкой работой безостановочных развлечений. Иностранные вельможи ценили ее не только как самую обаятельную женщину Европы, но и как влиятельную политическую фигуру. В ее салоне толпились знаменитейшие люди всех стран. Государственные деятели и военачальники, поэты и ученые преклоняли колени в этом храме»⁴⁹³. Общественная жизнь поглощала все силы и время Дженни, оставляя ей мало возможностей для общения с детьми. Просматривая ее мемуары, опубликованные в 1908 году, поражаешься, насколько мало она упоминает Уинстона. Если говорить о его детстве, то встречаются всего два, да и то косвенных упоминания. Одно – в описании поездки в Ирландию⁴⁹⁴, второе – об отдыхе в Гаштайне⁴⁹⁵.

Может создаться впечатление, что судьба сыновей вовсе не интересовала Дженни. «Действительно ли лорд и леди Рандольф были плохими родителями?» – спросит младшая дочь Черчилля Мэри Соамс (1922–2014) кузину своей матери Сильвию Хенли (1882–1980). В отличие от родственницы, Мэри Соамс не знала бабушку лично. Отношение к ней формировалось под влиянием двух противоположных факторов: с одной стороны – отец, который никогда не говорил о матери плохо, с другой – супруга Черчилля Клементина, не благоволившая к свекрови и полагавшая, что Уинстон заинтересовал собственную мать, только когда стал знаменитым. Сильвия Хенли не сразу ответила на вопрос. Минуту-две она собиралась с мыслями, после чего вымолвила, тщательно подбирая слова: «По-моему, даже для стандартов своего времени они были ужасно плохими родителями»⁴⁹⁶.

Трудно поспорить с мнением очевидца. Но биографы матери Черчилля все же берут на себя смелость не согласиться. «Дженни никогда не была холодна, – считает одна из авторитетных биографов леди Рандольф Анна Себба. – Выражение любви не доставляло ей неудобств. Ее взаимоотношения с Уинстоном всегда были открытые и теплые, даже когда она упрекала его»⁴⁹⁷. Аналогичной точки зрения придерживается и историк Ральф Мартин: «Уинстон знал, что, несмотря на занятость, мать всегда готова его выслушать. Он всегда был уверен в ее любви к нему»⁴⁹⁸. По мнению Мартина, в своих отношениях с детьми Дженни руководствовалась теорией, согласно которой детям надо предоставлять как можно больше ответственности. Столько ответственности, сколько они смогут освоить⁴⁹⁹.

Эту мысль подтверждают также воспоминания друга семьи журналиста Джорджа Уошборна Смолли (1833–1916), который описывает эпизод прогулки на лодке в компании леди Рандольф и ее детей. Еще на берегу юный Черчилль взял руководство в свои руки. Он единолично управлялся с лодкой. «Я достаточно поднаторел в управлении лодками, чтобы видеть: Уинстон, хотя и не проявлял большого искусства, знал, что делает». Дженни, уверенная в своем сыне, полностью доверяла ему⁵⁰⁰.

А как же быть с мемуарами леди Рандольф и всего двумя упоминаниями Уинстона в его детские годы? На этот вопрос ответила сама Дженни. Во-первых, тем, что посвятила книгу «двум сыновьям – Уинстону и Джону». Во-вторых, когда глубокомысленно заметила: «Возможно, для некоторых эти Воспоминания будут интересны в первую очередь тем, что в них осталось недосказанным»⁵⁰¹.

Какими бы ни были отношения между леди Рандольф и ее старшим сыном, влияние этой женщины на его воспитание и становление личности было огромным. Когда он подрастет, она будет выводить его в свет, приглашая в свой салон виднейших политиков, в том числе будущих премьер-министров Розбери, Бальфура, Асквита. Каждый из них сыграет важную роль в жизни ее сына. «В те дни никто не видел определенности в том, как Дженни Черчилль воспитывает своих сыновей, – вспоминала впоследствии леди Уорвик. – Она развивала именно те качества, которые сами по себе проявились бы в них лишь через много лет. Она находила время, чтобы ободрить и поощрить их умение выражать свои мысли. Мне до сих пор смешно вспоминать, как школьник Уинстон излагал свой взгляд на политическую обстановку лорду Хартингтону»⁵⁰².

В какой-то степени Дженни была для Черчилля не только матерью, но и отцом, который, по словам нашего героя, «никогда не слушал, что я ему говорю, никогда не принимал мои слова во внимание»⁵⁰³. Леди Рандольф не только слушала, но и активно поощряла сына высказывать свою точку зрения. Понимала она и то, что ее возможности не безграничны. Она могла развивать своего первенца, но ее усилий все равно недостаточно. «В конце концов, через два месяца Уинстону исполнится семнадцать лет, – говорила она супругу. – Ему необходимо, чтобы его воспитывал мужчина»⁵⁰⁴.

Годы спустя Черчилль задастся риторическим вопросом – насколько обширна власть родителей над своими детьми. «С одной стороны, можно подумать, что само будущее находится в их руках, – рассуждал он. – В начале жизненного пути они самые главные. Они контролируют впечатления, поступки и опыт, а также обладают властью, не имеющей обжалования. Но при всем этом разве не удивительно, насколько бессильны они на самом деле?»⁵⁰⁵

В случае самого Черчилля бессилие родителей проявилось очень наглядно. Он был сложным ребенком. Преподаватели Хэрроу жаловались на его «забывчивость, невнимательность и непунктуальность». «Уинстон настолько организован в своей неорганизованности, что я и в самом деле не знаю, что с ним делать», – разводил руками его классный руководитель Генри Оливер Дэвидсон (1854–1914). Те, кто его учил, не понимали, как, обладая способностями, которые должны были обеспечить мальчику верхнее место в классе, он оставался в самом низу по успеваемости⁵⁰⁶. Уинстон и сам признавал свою «невнимательность и забывчивость»⁵⁰⁷. К тому же он, как выразился В. Г. Трухановский, был «страшным болтуном, почти непрестанно разговаривая с тех пор, как научился произносить слова»⁵⁰⁸.

Леди Рандольф ничего не оставалось, как проявлять суровость, строго отчитывая своего отпрыска: «Твой отчет об успеваемости очень плохой. Твой стиль учебы, порывистый и непоследовательный, обеспечил тебе последнее место. Мы с отцом очень разочарованы. Уверена, у тебя найдется тысяча причин для извинения, но если бы ты занимал хоть немного более высокое место по успеваемости, а твоя учеба отличалась большей методичностью, я бы попыталась согласиться с некоторыми из них. Дорогой Уинстон, ты делаешь меня несчастной, я возлагала на тебя такие надежды и так гордилась тобой. Следующие год-два окажут влияние на всю твою жизнь, остановись и одумайся, пока не стало слишком поздно» (выделено в оригинале. – Д. М.)⁵⁰⁹.